Девочки
Шрифт:
— Иду, иду! Тут я! Кто пришел ко мне, не видели? Франк бежала из сада, вся запыхавшись. Ее толстые косы, еще по-летнему распущенные за спиной, били ее по плечам, густой волной сбегали на лоб, пелеринка была на боку, а в переднике она держала завернутую куклу.
В старшем классе была «мода» играть в куклы, и куклы у всех были одинаковые: фарфоровая вертящаяся головка, фарфоровые же ручки и ножки и лайковый животик «с пищалкой». При выпуске каждая обладавшая таким «beby» дарила его своей обожательнице из младшего класса.
— Кто ко мне пришел?
— Должно быть, брат, Яков сказал: офицер.
— Андрюша!
И Франк
— Ах! — И девушка остановилась как вкопанная. Яркое солнце, врывавшееся в окошко приемной, снопом лучей легло на ее рыжую голову, осветило розовым блеском взволнованное, смущенное личико и предательски блестело на фарфоровой кукле, голова и руки которой выглядывали из скомканного передника девушки.
Молодой офицер, стоявший у окна спиною к двери, обернулся, услышав торопливые шаги, и тоже чуть не ахнул, увидя перед собой девушку. Ему показалось, что старый сад, которым он только что любовался, выслал к нему одну из своих нимф, всю сотканную из свежего аромата зелени и ярких лучей солнца…
— Простите, — начала девушка, — я ошиблась, меня вызвали к брату…
— Mademoiselle Франк? — спросил офицер.
— Да, я Франк…
— Так я к вам от вашего брата, я его товарищ по полку. Я был здесь в командировке и завтра уезжаю обратно в Одессу… он взял с меня слово повидать вас.
— А когда он приедет?
— Он раньше чем зимой не приедет, но он хлопочет о скорейшем переводе в Петербург, он знает, как его здесь ждут, ведь он теперь совсем сюда к вам.
— Совсем? — переспросила девушка и рассмеялась; в ее тихом, детском смехе было столько радости, что, глядя на нее, улыбался и офицер.
— Ну да, совсем… Он вам прислал… — Офицер торопливо обернулся и взял с окна бонбоньерку, завернутую в тонкую атласную бумагу, и большой букет белых роз в венке незабудок.
— Это мне? — с недоверчивым восторгом обратилась девушка к офицеру.
— Да, конечно, Андрюша поручил мне…
Лицо девочки сияло; не дотрагиваясь до конфет, она взяла букет в правую руку, но он был велик, и она прижала его к груди.
— Подержите beby! — Она протянула молодому человеку свою куклу и тогда, взяв букет в обе руки, поднесла его к лицу и поцеловала в самую середину. Это были первые в ее жизни поднесенные ей цветы, первый настоящий букет, который притом дарил молодой, красивый офицер.
Поцеловав цветы, она подняла голову и, взглянув на молодого человека, который стоял перед нею с конфетами в одной руке и с куклой в другой, снова рассмеялась. На этот раз рассмеялся и офицер, и точно какая-то преграда, стоявшая между ними, рухнула.
— Вы мне позволите положить вашего beby и конфеты на рояль?
Франк кивнула головой.
— Только осторожно.
Затем они сели на скамейку и начали болтать как старые знакомые.
— Вы знаете, я здесь всех обманул, чтобы добраться до вас, впрочем, меня научил Андрюша.
— А как вы обманули?
— Я сказал швейцару, начальнице вашей, двум почтенным особам в синем и одной тоненькой барышне в сером…
— Это стрекоза.
— Как?
— Это пепиньерка, они, видите, в сером и очень тянутся, это у них мода быть тоненькими, пелериночки у них широкие, вот их и зовут «стрекозами».
— А! так вот всем этим особам
я сказал, что я ваш двоюродный брат и приехал из Одессы, чтобы только повидаться с вами.— Это хорошо, а то, пожалуй, вас не допустили бы, ведь сегодня последний день каникул, завтра, двадцатого, начало классов. А я, как только узнала, что меня в приемной ждет офицер, была уверена, что это Андрюша, и так бежала, что меня никто не мог бы удержать. Ах, как я обрадовалась!
— А потом разочаровались?
— Да, конечно, я чуть не заплакала, как вы повернулись ко мне… Только вот эти цветы… — Девочка снова с нежной лаской поднесла цветы к лицу. Они до того нравились ей, что хотелось гладить их, целовать, но теперь было стыдно.
— Надежда Александровна…
— Ах, как смешно!
— Что смешно?
— А вот вы меня так назвали, это тоже первый раз в жизни!
— Что значит «тоже»?
— А цветы мне подарили в первый раз. И так назвали…
— Как же я могу вас звать?
— Как? Mademoiselle Франк!
— Мне так не нравится.
— А как вас зовут?
— Евгений Михайлович.
— Евгений, Eugene, это красиво, мне нравится. Так вы завтра в полк? Поцелуйте за меня Андрюшу, тысячу раз поцелуйте, скажите ему, что я его жду и Люда ждет его. Она молчит, но я знаю, что она страшно ждет его.
— Кто это — Люда?
— Это моя подруга. Ах, какая она душка; если бы вы ее видели, вы бы тоже начали ее обожать, только нельзя, она «бегает» за Андрюшей, и я просила его жениться на ней; жаль, она дежурит у кофулек, я не могу ее вызвать к вам. Я бы показала вам и Eugenie, вот прелесть!
— Это тоже ваша подруга?
— Ах нет, это белая кошка Петровой и Евграфовой, но какая милая. Когда же вы приедете снова в Петербург?
— Я буду здесь к весне, то есть как раз к вашему выпуску.
— Да? Вот это хорошо! Приезжайте прямо в церковь, мы все будем в белом, батюшка прочтет проповедь, и мы будем плакать. Очень, очень интересно видеть выпуск.
Дверь приемной скрипнула, и в комнату крадучись пролезла m-lle Нот.
— Пора, ma cher, [69] идти обратно в сад. Maman позволила принять вашего брата только на полчаса. Вы знаете, что сегодня не приемный день.
69
Моя дорогая.
Франк встала.
— Прощайте, «cousin Eugene»! [70] — И она лукаво поглядела на молодого человека.
— Прощайте, кузиночка, — отвечал он, улыбаясь.
— Смотрите, не забудьте десять тысяч раз поцеловать за меня Андрюшу:
— Вот ваши конфеты, вот beby — в целости и сохранности.
Передавая бонбоньерку и куклу, он подошел ближе к девочке и сказал ей тихо:
— Я уезжаю надолго, подарите мне на память цветок из вашего букета.
— Цветок? Хорошо! — Девушка вынула из букета несколько незабудок и одну розу из середины, без всякого кокетства, забыв, что именно эту розу она восторге поцеловала, затем быстро сдернула с кончика косы маленький синий бантик и этой лентой связала крошечный букет.
70
Кузен Евгений.