Девочки

В зал девочки вошли попарно; в глубине за роялем сидел тапер, который ударил туш, как только открылись входные двери. Направо стояла тучная Maman с целым штатом синявок, затем инспектор, учителя и все приглашенные. Вошедшие тридцать девочек под предводительством m-lle Нот, разукрашенной бантиками и лентами, стали налево.

Франк взглянула на группу гостей, тихо вскрикнула и подалась вперед. В первом ряду, не сводя с нее веселых, немного насмешливых глаз, стоял ее красавец Андрюша. «Приехал! Приехал!» — пело сердце девочки, и она вся засияла. Людочка, розовая, перетянутая, замечательно красивая, стояла в группе приглашенных стрекоз и тоже вся вспыхнула и заулыбалась, увидев статного офицера. Началась церемония представления; слева двигалась девочка, справа выходил кавалер, брались за руку и шли к Maman.

— Maman, c'est mon cousin — tel… [98]

Cousin кланялся и бормотал какое-то «еnchante»… [99] Две девочки таки перепутали кузенов, но утомленная Maman уже все равно ничего не понимала и, сидя в глубоком кресле, со страдальческим видом подставляла свою жирную руку для поцелуя кузенам.

Наконец вступление кончилось! Тапер ударил вальс. Первым двинулся Андрюша и, низко нагнув голову, стоял улыбаясь перед сестрой; девочка, забыв, что она «дама», прыгнула ему на шею с лепетом «Дуся, Дуся», но он, смеясь, отвел ее руки, взял за талию, и брат с сестрой, как воплощение здоровья, молодости и веселья, царствовавших в этой зале, понеслись первой парой в плавном вальсе. За ними замелькали другие пары. Все девочки, кроме Салоповой, танцевали; ту оставили в покое, она одна в пустом дортуаре сидела на табурете, заткнув уши и закрыв глаза.

98

Маман, это мой кузен — такой-то…

99

Очарован.

Степанов, учитель естественной истории, высокий, худой, зашагал как на ходулях из угла залы и остановился перед только что севшей Бульдожкой.

— Mademoiselle, un tour de valse? [100]

— He пойду я с вами, ни за что! — отрезала девочка.

— За что такая немилость?

— Да вы такой длинный, мне не положить вам руки на плечо, ни за что не пойду! — девочка начинала злиться.

Степанов нагнулся к ее стулу:

— Бульдоженька, первое правило светской дамы на балу — не отказывать кавалеру; вот теперь я стану за вашим стулом и не позволю вам танцевать ни с кем, а если примете предложение, то я должен буду вызвать кавалера на дуэль.

100

Мадемуазель, тур вальса?

Бульдожка заволновалась. В эту минуту к ней разлетелся правовед:

— Mademoiselle…

Бульдожка поглядела на Степанова, тот состроил страшное лицо.

— Je ne dance pas, [101] — пробормотала девочка. Правовед полетел дальше.

— Mademoiselle? — перед Бульдожкой стоял кадет.

Девочка не выдержала и обратилась к Степанову:

— Я пойду скажу Maman, что вы хотите драться, если я буду танцевать!

Степанов хохотал, его всегда забавляла сердитая девочка. Но кадет, к счастью, оказался из бойких и сразу смекнул положение.

101

Я не танцую.

— Вам угодно драться, — обратился он весело к Степанову, — я к вашим услугам, завтра на шпагах, а теперь, mademoiselle, un tour de valse. [102]

Бульдожка обернулась к Степанову:

— Видите? Нашлись и похрабрее вас, а завтра сами убежите. — И она пошла с кадетом, пресерьезно упрашивая его, чтобы он не дрался со Степановым, потому что если он убьет учителя, то ведь ей же и достанется.

— Monsieur Andre, monsieur Andre, как я рада, что вы приехали, — говорила Людочка, склонив голову на плечо брата Нади Франк.

102

Мадемуазель, тур вальса.

Молодой человек глядел на девушку и видел в ее глазах нежность, слушал ее болтовню, и в ней, во всем ее существе, находил что-то тихое, разумное, и все его теории колебались — перед ним было несомненное счастье, счастье первой преданной любви!

И как в волшебном сне, счастливая пара носилась по зале под чарующие звуки вальса Штрауса.

— Madame et Monsieur, a leurs sieges. Les beneficiaires sont la recherche de votre dames, [103] — надрывался адъютант Базиль, звеня шпорами и описывая круги по скользкому паркету, как по льду на коньках.

103

Мадам и месье, на свои места. Кавалеры, ищите ваших дам.

Видя, что Чиркова танцует с Базилем, бедная Русалочка, с трудом сдерживая слезы, отошла в сторону и натолкнулась на Степанова.

Пользуясь бальным правом, он продел руку девочки под свой локоть, вывел ее из танцевального зала и направился в соседний открытый класс; там он усадил ее на скамейку, а сам сел напротив.

— Ну-с, Русалочка, теперь вы от меня не уйдете! Так какие насекомые относятся к жесткокрылым, а?

Девочка улыбнулась; это был последний, плохо выученный ею урок.

— Жужелицы… — начала она.

— То-то, жужелицы! — И, заметив, что девочка делает попытку повернуться лицом к залу, чтобы видеть танцующих, он взял ее тоненькую руку и начал снимать с нее перчатку.

— Ну можно ли прятать руки в такие рукавицы, ведь они мне будут впору, право! Русалочка, а что, теперь на Кавказе хорошо, я думаю? Что, в Тифлисе спят теперь и не знают, что вы танцуете?

Девочка оживилась при одном слове «Кавказ». Учитель начал расспрашивать ее, говорил сам, а сердце его сжималось от жалости: «Бедный ты, бедный ребенок, — думал он. — Бедный ты кипарис, пересаженный прямо в снег. Унести бы тебя куда-нибудь в деревню, на приволье, подальше от всех этих ложных фантазий, поздоровела бы ты, Русалочка, и какая славная девушка вышла бы из тебя».

— Русалочка, вы были когда-нибудь в настоящей русской деревне, в помещичьем доме?

— Никогда не была.

— А там хорошо! — И он начал рассказывать ей о лунных ночах, о садах, в которых весной заливаются соловьи, о снежной бесконечной дороге и лихой тройке с валдайскими колокольчиками. Он прочел ей отрывок из поэмы «Мороз, Красный нос», и девочка сидела очарованная, вся порозовевшая, не спуская с него глаз.

— У вас нет деревни?

— Нет, Русалочка, но у меня есть кафедра, с которой я в следующий раз спрошу вас о жесткокрылых! — сказал он ей тоном волка из «Красной Шапочки».

Минаев во фраке, в белом галстуке, танцевал с Надей, визави их были Андрюша и Люда. Минаев держал себя просто и мило, но Надя, танцуя с начальством, была несколько скованна.

— Вам весело? — спросил инспектор.

— Страшно! — отвечала девочка.

— Вы любите танцевать?

— Ужасно! Дуся, Дуся, — сказала она, хватая брата за руку в chasse croise, [104] — у меня был Евгений Михайлович осенью! Ты знаешь?

— Знаю! Рыжик, говори же со своим кавалером.

104

Перекрестном прогоне.

— Вы, кажется, очень любите своего брата? — спросил Минаев.

— Я, брата? Больше всего на свете!

В час ночи бал кончился. Гости пошли ужинать вниз, в апартаменты Maman, а девочек отвели в столовую, где для них был накрыт чай с фруктами и печеньем.

Долго не могли заснуть в эту ночь счастливые выпускные, долго передавали они друг другу свои впечатления, и у каждой в сердце сильнее разгоралась жажда жизни, каждая еще больше рвалась из стен института. Этот бал был только преддверием тех настоящих балов, о которых каждая читала и слышала от подруг.