Девяносто третий год
Шрифт:
Ему оставалось перенести через край бойницы ногу, и он спустился бы в зале второго яруса.
Но вдруг в бойнице показалось лицо.
Во мраке Радуб увидел нечто страшное: пред ним возникла окровавленная маска с вырванным глазом и раздробленной челюстью.
И маска эта пристально глядела на него своим единственным зрачком.
Но у маски оказалось две руки; две эти руки поднялись из мрака и потянулись к Радубу; одна ловким движением вытащила у него из-за пояса оба пистолета, а другая вырвала из зубов саблю.
Радуб оказался безоружным. Его колено скользило по
Эти руки и эта маска принадлежали Зяблику.
Задыхаясь от порохового дыма, поднимавшегося снизу, Зяблик кое-как дополз до бойницы; свежий воздух оживил его, ночная прохлада остановила кровь, шедшую из раны, и придала ему силы; вдруг в отверстии бойницы он увидел торс Радуба, а так как Радуб сжимал обеими руками прутья решетки и ему не было иного выбора, как рухнуть вниз или лишиться оружия, Зяблик, страшный и спокойный, вытащил у него из-за пояса пистолеты, а из зубов саблю.
Начинался неслыханный поединок. Поединок раненого с безоружным.
Казалось, победителем станет умирающий. Единственной пули было достаточно, чтобы сбросить Радуба в зиявшую под его ногами бездну.
К счастью для Радуба, Зяблик, держа оба пистолета в одной руке, не мог стрелять и вынужден был действовать саблей. Он ударил ею Радуба. Сабля рассекла плечо Радуба, но рана спасла его.
Безоружный, и тем не менее полный сил, Радуб, презрев удар, который, впрочем, не тронул кости, напрягся всем телом и впрыгнул в бойницу, выпустив из рук прутья решетки.
Теперь он очутился лицом к лицу с Зябликом, который отбросил саблю и схватил в каждую руку по пистолету.
Зяблик почти в упор целился с колен в Радуба, но ослабевшая рука задрожала, и он не успел спустить курок.
Радуб воспользовался этой передышкой и громко захохотал.
– - А ну-ка, мордоворот, -- закричал он, -- уж не думаешь ли ты меня своим бифштексом запугать?.. А здорово, ей-богу, тебе личико освежевали.
Зяблик молча продолжал целиться.
Радуб не унимался.
– - Не обессудь, но наша картечь тебе малость рыло подпортила. Бедный ты парень, гляди, как Беллона всю морду тебе поцарапала. А ну, стреляй, голубчик, стреляй скорее.
Раздался выстрел, пуля просвистела у самого виска Радуба и оторвала пол-уха. Зяблик поднял другую руку с пистолетом, но Радуб не дал ему времени прицелиться.
– - И так уж я без уха остался, -- закричал он.
– - Ты меня два раза ранил. Теперь мой черед.
И он бросился на врага, подбил снизу его руку, так что пистолет выстрелил в воздух, затем схватил вандейца за разбитую челюсть.
Зяблик взвыл от боли и потерял сознание.
Радуб перешагнул через бесчувственное тело, валявшееся поперек бойницы.
– - А теперь потрудись выслушать мой ультиматум, -- произнес он, -- и не смей шелохнуться. Лежи здесь червяк-злыдень. Сам понимаешь, нет мне сейчас времени с тобой возиться. Ползай себе по земле сколько твоей душе угодно, мои сапоги тебе компанию составят. А лучше умирай, вот это будет дело. Сам скоро поймешь, что твой поп тебе глупостей
наобещал. Лети, мужичок, в райские кущи.И он спрыгнул с бойницы на пол.
– - Ни черта не видно, -- буркнул он.
Зяблик судорожно забился и взревел в предсмертных муках. Радуб обернулся.
– - Сделай милость, помолчи, гражданин холоп. Я больше в твои дела не мешаюсь. Презираю тебя и даже добивать не стану. Иди ты к чорту.
Он в раздумье поскреб затылок, глядя на Зяблика.
– - Что же мне теперь делать? Все это хорошо, но я остался без оружия. А мог целых два раза выстрелить. Ты меня обездолил, скотина! А тут еще дым этот, так глаза и ест.
Он случайно коснулся раненого уха и воскликнул: "Ой!"
Потом снова заговорил:
– - Ну, что, легче тебе от того, что ты конфисковал у меня ухо? Хорошо еще, что все прочее цело, ухо -- пустяки, -- так, только для украшения. Да еще плечо мне повредил, да это ничего. Помирай, мужичок; я тебя прощаю.
Он прислушался. Из залы доносился страшный гул. Бой достиг высшего накала.
– - Там внизу дело идет на лад. Смотри ты, все еще кричат: "Да здравствует король!" Хоть и подыхают, а благородно.
Нога его задела за саблю, которую отбросил Зяблик. Радуб поднял ее с земли и обратился к вандейцу, который уже не шевелился, да и вряд ли был еще жив:
– - Видишь ли, лесовик, для того дела, что я задумал, сабля мне ни к чему. А беру я ее только потому, что она мой старый друг. Вот пистолеты мне нужны были. Чтобы тебя, дикаря, черти подрали. Что же мне теперь делать? Куда я теперь гожусь?
Он стал пробираться через залу, стараясь хоть что-то разглядеть в темноте. Вдруг возле колонны, посреди комнаты, он заметил длинный стол, на столе что-то тускло поблескивало. Радуб протянул руку. Он нащупал пищали, пистолеты, карабины, целый склад оружия, разложенного в строгом порядке; казалось, оно только ждало руки бойца; это осажденные припасли себе оружие для второй фазы битвы. Словом, целый арсенал.
– - Гляди-ка, какое богатство!
– - воскликнул Радуб.
И он бросился к оружию, не веря своим глазам.
Теперь он стал поистине грозен.
Рядом со столом, нагруженным оружием, Радуб увидел широко распахнутую дверь, ведущую на лестницу, которая соединяла этажи башни. Радуб отбросил саблю, схватил в каждую руку по двуствольному пистолету и выстрелил наудачу вниз, в пролет винтовой лестницы, потом взял мушкетон и выстрелил, затем схватил пищаль, заряженную крупной дробью, и тоже выстрелил. Выстрел из пищали, выпускавший сразу пятнадцать свинцовых шариков, походил по звуку на залп картечи.
Тогда Радуб, передохнув, оглушительным голосом крикнул в пролет: "Да здравствует Париж!"
И, схватив вторую пищаль, еще более крупного калибра, чем первая, он наставил ее дулом на лестницу и стал ждать.
В нижней зале началось неописуемое смятение. Одна минута внезапного удивления может погубить сопротивляющихся.
Две пули из трех залпов попали в цель; одна убила старшего из братьев Деревянные Копья, другая сразила Узара, иначе господина де Келена.
– - Они наверху!
– - воскликнул маркиз.