Диана де Пуатье

У Анны де Пислё, именуемой мадемуазель де Эйи, были голубые глаза, выпуклый лоб, длинный нос, очаровательный рот, хотя и несколько испорченный выступающими щеками. Она обладала блистательностью юной девушки и разумом зрелой женщины. Клеман Маро написал ей:

Прекрасная, Я дал бы Вам восемнадцать лет, Но для Вашего зрелого ума Требуются Тридцать пять или тридцать шесть.

В некоторых стихотворениях Франциска I есть намек на то, что галантный монарх еще в 1523 году завязал интрижку с этой девушкой, из свиты своей матери (которой тогда было около пятидесяти лет). В таком случае единственной хранительницей их секрета была Луиза. С момента встречи в Байонне об этой связи стало известно всем, и ловкое дитя, возможно, благодаря советам Мадам, получило власть, которой пользовалось двадцать один год.

Диана, безусловно, разделила радость придворных. То, что король был свободен, означало для нее, что также был свободен ее отец: Сен-Валье вышел из тюрьмы и поселился в Дофине. Ему не вернули его имущество, так как из всех пунктов Мадридского договора был выполнен только тот, согласно которому его выпустили из-под стражи.

Известно, что Франциск I нарушил свою клятву, руководствуясь старой рыцарской поговоркой, гласящей, что «человек под стражей не обязан держать обещаний». Депутаты от Бургундии, верой и правдой служившие венку из лилий, с готовностью привели и другие доводы, говорившие о том, что он не должен был отдавать эту знатную провинцию. Весь мир был на его стороне: немецкие лютеране, султан, которому он после Павии послал свое кольцо, наконец, папа, которого ужасало возможное господство Габсбурга. Жертва своей победы, Карл Пятый, которого обвели вокруг пальца, как некогда его предка Карла Смелого, обнаружил, что его окружает коалиция, простирающаяся от Лондона до Рима и от Рейна до Босфора. Турки, наводнившие Венгрию, уже подходили к австрийским рубежам!

Император совершенно бесчеловечным образом выместил свою злобу на юных заложниках, чьих слуг сослали на галеры, а некоторых даже продали в рабство. Замкнутые в тесной темнице, в окружении тюремщиков-иноземцев, королевские дети жили в моральном напряжении, от которого так и не смогли избавиться.

Чувствительный Генрих пострадал от этого еще больше, чем его брат. Он окончательно впал в меланхолию, стал подвержен перепадам настроения от расслабленности до буйности, превратился в чрезмерно восприимчивого, злопамятного человека, легко доходящего до ненависти, но точно так же легко подпадающего под влияние людей, которым удалось завоевать его доверие. Кроме того, он любовался своими гонителями, перенимая от них страсть к удивительному и умение создавать для себя собственный фантастический мир.

Именно это стало причиной нервозности Валуа и их подчинения мужественной женщине.

* * *

Начало эпохи, которую иногда называют вторым царствованием Франциска I, было ознаменовано серьезными переменами. Мадам не утратила своего могущества, хотя по возвращении король все же прекратил преследования протестантов. Но «Маргарита Маргарит», чьего влияния опасалась мадемуазель де Эйи, покинула двор. Герцогиня Алансонская воспылала любовью к королю, у которого практически не было королевства, к Генриху д'Альбре, правителю Наварры, территория которой на деле ограничивалась Беарном. У нее была возможность получить эту корону и остаться жить подле своего брата. Но Франциск, начав оказывать своей честолюбивой сестре целую серию зловредных любезностей, позволил жемчужине Возрождения затеряться в глуши бедной, пронизанной жестокими ветрами провинции. Несчастная принцесса пролила столько слез, что смогла бы «растопить ими камень».

Бурбон погиб близ Рима 6 мая 1527 года; 26 июля Парламент, наконец, вынес ему приговор, и последние принцы дома Бурбонов (Вандомы, Сен-Поль), на которых пала тень от его позора, окончательно впали в немилость. На обломках их благополучия очень быстро возвысились другие люди, а именно Клод, граф, а затем и герцог де Гиз, весь раздувшийся от гордости за свою победу в Лотарингии.

Как много лакун образовала свирепствующая смерть вокруг трона! Шпага коннетабля не досталась никому, но Шабо де Брион стал адмиралом, Тривюльс и Ла Марк — маршалами. Вакантная должность главного распорядителя французского двора досталась тому, кого считали восходящей звездой, Анну де Монморанси.

Этот сильный и грубый сеньор, который был в плену вместе со своим господином и затем поспособствовал заключению сделки, позволившей ему выйти на свободу, обладатель огромного состояния, маршал, настолько же доблестный, насколько неудачливый во время войны, вскоре вошел в число самых важных участников Королевского Совета.

Мадам была к нему настолько благосклонна, что женила его на своей родной племяннице, Мадлене Савойской, и публично назвала «своим племянником». Вдобавок ему передали управление Лангедоком.

Добившемуся таких высот в тридцать три года, Монморанси нужно было еще многому научиться, чтобы преуспеть на поприще государственной деятельности. Впрочем, он был близким другом четы Брезе. Известно, что в трудную минуту Сенешаль всегда полностью доверялся ему. Тридцатого сентября 1527 года, после того как Диана перенесла тяжелую болезнь, он написал ему:

«Моя жена, слава Богу, чувствует себя хорошо, и я думаю, что она вне опасности. Я уверяю Вас, что ее состояние не позволяло с уверенностью сказать, будет она жить, или умрет».

И не было ни одного письма к Монморанси, в котором «хозяйка дома» не передавала бы ему поклон.

Повлияли ли частые визиты молодого министра в Ане на политическую доктрину, которую именно он определял к этому времени, доктрину, далекую как от той, что проводил в жизнь король, так и от старой феодальной традиции? С уверенностью можно сказать, что супруга Сенешаля была, как и ее муж, в курсе всех дел.

Вскоре Монморанси проявил себя как поборник интересов Церкви и защитник королевского авторитета. Не перенося беспорядка, фрондерства, непослушания папе или государю, он восхвалял абсолютизм, беспощадно уничтожая повсюду зародыши революции. В действительности ближе к его идеалу был скорее Карл Пятый, чем Франциск I, который защищал Рабле, Беркена и был союзником султана.

Воспитанный в религиозном почтении к Короне, первый христианский барон ⁵² даже и не помышлял о том, чтобы предать интересы своего повелителя, но, считая территорию Европы достаточной для двух великих правителей, он мечтал об ее объединении под скипетрами наследника святого Людовика, побратавшегося с внуком католических королей. Примирившись, Габсбург и Валуа смогли бы положить конец национальным распрям и использовать свои силы для борьбы с неверными, еретиками и бунтовщиками.

52

Титул Монморанси.

Франциск же, напротив, больше заботился о своем королевстве, чем об идее Христианства, и хотел прежде всего избавиться от влияния Австрийского дома. Мысль о союзе, который сделал бы из Франции вассальное государство, приводила его в ужас. На его взгляд, лучше было снова ввязаться в рискованную борьбу, даже если бы пришлось бросить собак в пасть волку, то есть турков и лютеран противопоставить императору.

Монморанси поневоле стал орудием этой политики, которая сразу же привела к новой войне. Очень опасно доверять ведение дипломатических и военных операций тому, кто их не одобряет. Главный распорядитель так плохо относился к знаменитому кондотьеру Андре Дориа, что тот перебежал к противнику, продав свой флот Карлу Пятому. Это серьезное происшествие вкупе с другими факторами привело к новому поражению французов в Италии.

В то же время войска султана уже стояли у Вены; близились эпидемия чумы, нищета и опустошение; в ужасной крепости Педраццо делла Сьерра томились несчастные принцы.

Двум женщинам, Луизе Савойской и Маргарите Австрийской, правительнице Нидерландов, тетке императора, одновременно пришла в голову одна и та же мысль — положить конец этим несчастьям. Почти без сопровождения, в строжайшей тайне они приехали в Камбре и поселились в двух смежных домах, которые можно было объединить, всего лишь сломав одну из стен. В период с 5 июля по 7 августа 1529 года они придали Европе другой облик. Облик, который, безусловно, мог порадовать Монморанси и чету Брезе.