Диана де Пуатье

В сентябре 1547 года Екатерина произвела на свет девочку Клод, которую фамильярно называли Мадемуазель д'Ане, так как всем было прекрасно известно, где она была зачата. И почти каждый год она рожала то принцев, то принцесс с очень пухлыми щеками, унаследовавших черты «морды Медичи», у которых, у всех по очереди, кроме маленькой Марго, будут проявляться пугающие пороки.

Эти дети не приносили королеве ни счастья, ни уважения. Диана, от которой решительно ничего не ускользало, завладела также и этим. Будучи правительницей государства, она, в первую очередь, хотела распространить свое влияние на королевскую семью. Эти сыны святого Людовика, рожденные, в какой-то мере, по ее приказу, принадлежали ей. Мадам царила в их покоях, занималась их корью, их похлебками, выбрала для них гувернера (своего собственного кузена, господина д'Юмьера), поменяла их кормилицу, чье молоко показалось ей подозрительным. На картине, авторство которой приписывается Франсуа Клуэ, показано, как одного из новорожденных представляют фаворитке, которая как будто осеняет его своим божественным покровительством. Екатерина томится на заднем плане, Генриха на картине нет.

В то же время Диана не вынуждала Медичи постоянно находиться в той тени, которая всегда окутывала Элеонору Австрийскую. Признавая необходимость пойти на некоторые уступки, она согласилась потакать «тому честолюбивому настрою королевы, который позволял ей находить огромное удовольствие в том, что она являлась правящей особой». ¹²¹ Банкирша была необыкновенно величественна и искусно руководила образом жизни двора. Даже за столом она как будто бы давала аудиенцию. Кроме того, ей было дозволено образовать свой кружок, который вскоре получил известность.

121

Госпожа де Лафайет.

Напускную суровость первых дней правления Екатерина долго не выдержала. Рядом с четырьмя добродетельными светскими дамами вскоре появились очаровательные молодые девушки, намного менее благонравные, но принадлежащие к знатнейшим семьям королевства. Вскоре стали приезжать также девушки из Италии, Фландрии, Шотландии. Именно они образуют в дальнейшем знаменитый «Летучий эскадрон», который, прежде чем стать подмогой королеве в ее политике, позволял ей строить мелкие козни Диане. Молодые дворяне вымаливали улыбку у этих трехсот Граций. Вежливость и любезность, которые были так дороги Франциску, восторжествовали здесь над жестокими нравами, бывшими недавно в чести у его сына.

«Двор Екатерины Медичи, — написал Брантом, — был настоящим раем на земле и школой красоты, украшением Франции… Двери зала, в котором королева устраивала концерты, были открыты для всех порядочных людей».

«Сиденья располагались на разной высоте, что делало ассамблею более живописной. Что же до девушек… они сидели на подушках, положенных на пол, поэтому их широкие шелковые платья казались окружающими их блистательными пионами, которыми была усыпана вся комната… Представим себе апартаменты в стиле того времени, окрашенные в живые тона с золотыми бликами, от обивки стен и простенков до потолков, разделенных на сектора или поддерживаемых перекладинами с выступающими балками. Стены обтянуты либо кордовской кожей ярких тонов, украшенной цветами, вязью и арабесками на красновато-коричневом фоне с золотым отливом, либо бронзоватой зеленой тканью, похожей на старую медь. Полы украшены восточными коврами, которые по приказу королевы привозили из Венеции. Вся мебель выкрашена в яркие тона с золотым отблеском… Одежда и мужчин, и женщин отличается особой пышностью: шелка, парча, узорчатый бархат, кружева, драгоценные камни и золотые сеточки, ткани, обильно расшитые серебром, и все те же яркие тона. Лица у всех нарумянены, причем румянами вызывающе красного цвета. Слуги и пажи, лакеи, привратники также одеты очень броско: половина из них в красное и желтое, другая половина — в зеленое и белое. У молодых дворян на рукавах прорези, а их короткие дутые штаны или показывающееся нижнее платье из ярко-красного или желтого шелка подчеркивают белизну или светло-зеленый цвет их костюма». ¹²²

122

F. Funck-Brentano: Le Renaissance.

Мир, восклицал Брантом, никогда не видел ничего подобного.

Екатерина Медичи, вся в жемчугах, какой мы видим ее на Лимузенской эмали, председательствовала на этой чудесной ассамблее. Но ее вензеля не было нигде, ни на дверях, ни на потолках, ни на каминах; радуга Ириса никогда там не показывалась. Повсюду сиял двойной полумесяц. На стенах прославлялись деяния охотниц. И среди стольких блистательных женщин истинную правительницу можно было узнать по черно-белому платью.

Преображение

Какая женщина в возрасте сорока восьми лет стала бы слепо полагаться на постоянство полного сил двадцативосьмилетнего любовника? Диана была далека от подобной опасной самоуверенности. Он был пылко влюблен, послушен от рождения, связан привычкой, горд победой, которую он долгое время считал невозможной, наконец, он заботился о том, чтобы как можно дольше оставаться воплощением модного героя. Этого было достаточно, чтобы удержать его в тот момент, но отнюдь не для того, чтобы бросить вызов будущему, забывая о возрасте, который обещал вскоре двойной тяжестью лечь на ее плечи.

Как же сделать так, чтобы этот любитель женщин не замечал результата ужасной работы, проведенной временем? Ответ содержался в романах-феериях, где утверждалось: нужно его заворожить, пусть он живет в плену иллюзии, вечно нового очарования.

Если большинство инстинктов вдовы Великого Сенешаля были родом из Средневековья, то ее культурный уровень сделал из нее принцессу Возрождения. Диана была знакома с волшебниками своего времени: это были поэты, скульпторы, архитекторы. Она призвала их на помощь, и более всего прославила свое имя тем, что смогла умело выбрать среди них. Вторая сторона ее гения проявилась тогда, когда она заставила служить ее интересам два мощных течения, совершивших внезапный переворот в искусстве и литературе: античный догматизм, основу Духа классицизма, и возрождение французской гордости, благодаря которому итальянские образчики потеряли свои главенствующие позиции.

Все стали буквально одержимы Античностью. Своей жизнью и силой, обретенными в стенах учебных заведений, необыкновенным к себе расположением она обязана Жану Дора и его ученикам, которых насытил древнегреческим языком и латынью этот «удивительный человечек».

В 1544 году появился перевод «Науки поэзии» Горация: Сибиле провозгласил, что древнегреческий и латинский языки — это «две кузницы», в которых можно выковать «лучшие наши доспехи». Отныне в среде молодежи говорили только об Олимпийских богах, Геркулесе, Аргонавтах, Троянской войне, сиренах, нимфах, фавнах, кентаврах, гладиаторах и навмахиях. Под знаменами древних пылкие рифмачи изъявляли желание изменить законы языка и объявляли войну старым школам.

В то же время не менее отважные архитекторы намеревались свергнуть иго, исходящее с той стороны Альп. Они также черпали вдохновение в Античности, чтобы создать французское искусство, противоположное тому, что пышно цвело как в Фонтенбло, так и на берегах Луары, искусство «простое, строгое, скупое на украшения».

Диана стала поддерживать зачинщиков этой революции. Благодаря ей Ронсар

«Вошел, поэт проклятый, во Дворец Генриха».

Филибер Делорм был назначен суперинтендантом принадлежащих королю зданий. Это, впрочем, не помешало Мадам окружать своим покровительством итальянцев, как, например, Приматиччо. Взамен величественная матрона ожидала от них преображения, которое раз и навсегда избавило бы ее рыцаря от сомнений в непоколебимости ее красоты.

Для начала, так как эта красавица относилась к рангу Бессмертных, ей были необходимы храмы. У королей Франции таким храмом стала галерея в Фонтенбло, «грандиозная и предсказательная», наполненная аллегориями, загадками, символами. Ее украшают месяцы, по одному и в группах, иногда увенчанные короной (этот знак — бесспорная эмблема правителя) и еще чаще образующие двойное D (Д), что ставит фаворитку в один ряд с настоящими королевами.

Многие авторы придерживаются мнения, что этот месяц также обозначает С (Е) и, таким образом, одновременно прославляет и Екатерину. Достаточно сравнить вензеля в Фонтенбло и в Ане с вензелями в кабинете королевы в Блуа, чтобы увидеть, что для такого утверждения нет никаких оснований. Другим доказательством является переплет 1557 года с гербом флорентийки. Когда С находится рядом с H (Г) так, как в Блуа, он совершенно явно отрывается от него, преобладает над ним, превосходит его с той и с другой стороны. Напротив, чтобы превратиться в D, месяц плотно прилегает к прямым чертам H и даже сливается с ним. Этот символ, помимо всего остального, должно быть, довольно заметным образом обидел влюбленную женщину, которой пренебрегали.

В галерее Генриха II находятся две картины кисти Приматичче, на которых он запечатлел облик Дианы: здесь милая лунная богиня на неспешно катящейся колеснице ночи; там адская, опасная Диана огня, Тройственная Геката. Сколько других изображений богини родились в это время на холсте, на дереве или эмали, из мрамора, камня, бронзы! То они явно мифологичны, то являются наполовину вымыслом, наполовину реальностью. Долгое время считалось, что это действительно портреты фаворитки, но затем недоверие возобладало, и все пылко отвергли их правдоподобие.