Дикие лошади

Босс выглядел так, словно его укусила оса. Уходя, я гадал, может ли его хоть что-нибудь порадовать.

На мое совещание с Монкриффом заявились сразу Нэш и Сильва, каждый хотел продолжить практику частных репетиций. Нэш принес распечатку своей роли. На лице Сильвы не было косметики, зато было выражение ярой феминистки. Я попробовал представить, как она и О'Хара выглядят вместе в постели; это ни на дюйм не продвинуло мою работу, но поделать с этим я ничего не мог.

Мы просмотрели сцены. Монкрифф и Нэш обсуждали освещение. Сильва вскинула свой божественный подбородок, и, к ее удовольствию, Монкрифф оценил ее лицевые кости в терминах светотени.

Я самоотверженно пил бренди с болеутоляющим: возможно, с точки зрения медицины это плохое сочетание, но не беда. Когда все ушли, я занял полусидячее положение на кровати и не мог заснуть еще долгое время, дрожа и размышляя, и наконец решил, что в ближайшем будущем у меня за спиной всегда должна быть какая-нибудь стенка.

О'Хара своим звонком пробудил меня от тревожного сна в половине восьмого. Что-то поздновато.

– Как ты? – спросил он.

– Отвратительно.

– На улице дождь.

– Да? – Я зевнул. – Это хорошо.

– Монкрифф звонил синоптикам. После полудня должно подсохнуть. Так что мы можем взглянуть на хантингдонские сцены сегодня утром, когда фургон вернется из Лондона.

– Да… Я думал, босса это не волнует.

– Он сам уезжает в Лондон. Он не собирается ждать поездки в Хантингдон до вечера. Он сказал мне, что с фильмом, на его взгляд, все в порядке и он доложит об этом.

– Здорово!

О'Хара хихикнул.

– Он считает тебя деловым человеком. В его устах это самая высокая оценка. Он сказал, что я могу возвращаться в Лос-Анджелес.

– О! – Я был удивлен тем, насколько меня это расстроило. – И ты уедешь?

– Это твой фильм, – ответил он.

– Останься.

После паузы он сказал:

– Если я уеду, это покажет, что ты действительно у руля. – Снова пауза. – Подумай над этим. Мы все решим после просмотра. Жду тебя в одиннадцать в проекторной. Ты в состоянии?

– Да.

– Хотя не должен бы… – сказал он и отключился.

К девяти часам я решил отказаться от грандиозного британского завтрака и нашел на карте города гараж Ригли; к четверти десятого мой шофер нашел его на местности. Поверх бензонасосов был натянут навес – укрытие от дождя.

Билл Робинсон оказался обладателем длинных волос, кучи прыщей, сильного восточноанглийского акцента, короткой куртки из черной кожи, усеянной множеством золотых заклепок, и тяжелого инструментального пояса, болтающегося вокруг его тощих бедер. Он принял во внимание тот факт, что у меня был шофер, и выказал должное уважение.

– Чем обяз'н? – спросил он, жуя жвачку. Я усмехнулся.

– Мисс Доротея Паннир считает тебя отличным парнем.

– Да-а? – Он с довольным видом кивнул. – Она тоже неплохая старушенция.

– Ты знаешь, что она в больнице?

Улыбка с его лица исчезла.

– Я слыхал, что какой-то ублюдок порезал ее.

– Я Томас Лайон, – представился я. – Она сообщила мне твое имя.

– Да-а? – Он насторожился. – Вы не от ее сынка? Сынок у нее просто засранец.

Я покачал головой.

– Ее брат Валентин оставил мне по завещанию все свои книги. Она сказала, что доверила их тебе на сохранение.

– Не отдавать их никому, вот что она сказала. – Он выдул из жвачки пузырь, который с громким хлопком лопнул, и выжидающе уставился на меня. Я рассудил, что было бы ошибкой предложить ему деньги, что в современном мире придавало ему статус святого.

– Что, если мы позвоним ей? – сказал я.

Он не имел ничего против, так что я воспользовался своим мобильным телефоном и дозвонился до госпиталя, а после целой серии щелчков и соединений – до самой Доротеи.

Билл Робинсон, одетый в черную кожу с заклепками, говорил с ней, и его лицо сияло детской радостью. Надежда на то, что добрые старые времена не совсем минули.

– Она говорит, – сказал он, сунув мне обратно телефон, – что задница ваша сверкает подобно солнцу и что книги принадлежат вам.

– Отлично.

– Но они не здесь. В гараже у меня дома.

– Когда я смогу забрать их?

– Я могу явиться домой во время ленча. – Он бросил взгляд в сторону чудовищного сверкающего мотоцикла, скованного тяжкими цепями, дабы расстроить планы возможных похитителей. – Обычно я не прихожу, но, в общем, могу.

Я предложил купить час его времени у его начальства немедленно и не ждать ленча.

– Не выйдет, – с трепетом сказал он. Но его начальник был реалистом и потому с готовностью принял и предложение, и деньги. Билл Робинсон поехал к себе домой на моей машине в радостном настроении.

– Откуда ты знаешь Доротею? – спросил я по дороге.

– Моя девчонка живет рядом, – просто объяснил он. – Мы иногда помогаем старушенции. Приносим ей покупки, и все такое. Она сует нам конфетки, как малышне.

– Э… – сказал я, – а сколько же тебе лет?

– Восемнадцать. Как вам мой мотор?

– Я тебе завидую.

Его улыбка стала самодовольной, но в этом не было ничего плохого. Когда мы добрались до его дома («Ма днем на работе, ключ в той штуке, похожей на камень»), Билл отпер висячий замок на тяжелой двери кирпичного гаража и обнаружил свое истинное призвание – ремонт и конструирование мотоциклов.

– Я покупаю разбитые вдрызг и собираю заново, – объяснил он, пока я стоял в гараже, разглядывая колеса, педали, изогнутые трубки, блестящие детали. – Они у меня выходят как новенькие, и я их продаю.

– Отлично, – искренне отозвался я. – Ты хочешь попасть в фильм?

– Куда?

Я объяснил, что всегда ищу интересный фон для сцен. Как он смотрит на то, чтобы вытащить какие-нибудь части мотоциклов из гаража на подъездную дорожку к своему дому и поковыряться в них, когда мы будем снимать, как Нэш Рурк в задумчивости бродит по улицам?

– Никаких диалогов, – сказал я, – просто Нэш будет брести мимо и остановится на секунду или две, чтобы взглянуть, как идет работа. Персонаж, которого он играет, гуляет по Ньюмаркету, пытаясь размышлять кое о чем. Я ищу настоящий ньюмаркетский фон.

– Нэш Рурк? Вы меня разыгрываете.

– Нет. Ты с ним встретишься.

– Миссис Паннир говорила, что вы тот человек, который делает фильм. Про это писали в «Барабанном бое».

– Тиран и невежда? Да, это я. Он широко улыбнулся.