Дикие нравы

Он облизал внезапно пересохшие губы, верный признак того, что чрезмерно разволновался, даже сам не ожидал, что воспоминания о давно прошедших и почти полностью стершихся из памяти событиях заденут так сильно. Андрей молча ждал продолжения, внимательно глядя ему в лицо.

— Я все это уже видел, это все уже со мной было и я знаю, какие действия к какому результату приведут, — попытался сформулировать Макс, сам удивляясь насколько сбивчиво и фальшиво звучат вылетающие изо рта слова. — Видишь ли, ситуации уж больно похожие. Все точно так же: голод и нищета, полнейшая разруха и неопределенность. Куча ведущих между собой борьбу кланов. Самый сильный из них захвативший верховную власть и формально зовущийся законно избранным правительством, распоряжающийся остатками былого благополучия. Все как здесь, только в несколько меньших масштабах, все-таки давали о себе знать годы жизни в нормальном государстве, не все и не сразу смогли сбросить с себя ограничения, наложенные воспитанием, привитые моралью и нравственностью…

— И что? — с глухой враждебностью в голосе спросил Андрей, опасно прищурив глаза. — Что ты хочешь сказать этой своей аналогией?

— Да то, — с горечью произнес Максим, уже понимая, что ничего объяснить не удастся, что сидящий напротив человек отметет любые аргументы, гордясь своей позицией убежденного интернационалиста, и все же делая последнюю, отчаянную попытку до него достучаться, хотя бы чисто на эмоциональном уровне. — То, что тогда все уже было. Были гуманитарные конвои, которые разворовывали чиновники, или откровенно грабили партизаны из многочисленных народных фронтов, никакого отношения к народу не имевших. Были командиры, которые приказывали открыть собственные склады и кормить голодных осаждающих ворота российских, да что там, все еще советских воинских частей… Все было… Вот только заканчивалось всегда одинаково. По стандартной логике развития событий. Если ты сегодня накормил одного, то завтра к тебе придут десять, послезавтра сто, а на третий день тысяча. И будут уже не просить, а требовать. А потом попробуют отобрать силой. Пойми, это за нами стоят двадцать веков цивилизации и относительно сытая и благополучная жизнь. У этих другие принципы, другая культура, другое наследие и жизненный опыт. Их нельзя мерить нашими мерками. Для них любая доброта — проявление слабости. Они не понимают ее и считают невозможной. У них срабатывает совершенно иной стереотип мышления. Если я с тобой поделюсь, к примеру, сигаретой, ты подумаешь, что я добрый и хороший человек, будешь мне благодарен и при случае постараешься тоже отплатить мне добром. Но если я дам сигарету местному негру, он решит, что я сделал это из страха перед ним, решив дать ему одну штуку, чтобы он не отнял у меня все. После этого он увериться в том, что я его боюсь, а значит, он сильнее и при первом же удобном случае постарается на меня напасть, чтобы завладеть всей пачкой. Улавливаешь разницу? В этом суть!

На какое-то неуловимое мгновение Максиму показалось, что в глазах ООНовца все же мелькнуло что-то похожее на понимание, но видимо это был лишь самообман.

— Да ты просто ублюдок! — не сказал, а словно бы выплюнул ему в лицо Андрей. — Знаешь кто ты со своей идеологией? Фашист недоделанный! Моральный урод! Расист!

— Кто? — криво улыбнулся наемник. — Ты чего в армии на политзанятиях замполита переслушал? Слов-то где таких громких набрался, умник? Самому уши не режет?

— Слова не нравятся громкие? Так я могу по-простому объяснить, по-офицерски!

— Не стоит, — сплюнул на пол Максим. — Еще подеремся… Ничего глупее драки двух арестантов, в нашем положении не придумаешь.

Андрей еще несколько секунд испытующе глядел на него, потом резко развернулся на своих нарах, уткнувшись лицом в тростниковую стену хижины.

«Поздравляю, господин шпион, задание успешно провалено. Аплодисменты!», — горько сыронизировал сам над собой Максим и в наступившей тишине несколько раз хлопнул ладонью о ладонь.

Больше они не сказали друг другу ни слова, до самого утра.

Май-майи

Утро начиналось паршивее не придумаешь, разбудил Максима стук врезавшейся в стену двери. Врезалась она само собой не просто так по собственному желанию, а от доброго пинка тяжелого армейского ботинка.

— Подъем, заключенные! — глумливо прогнусавил вошедший охранник. — Завтрак прибыл, садитесь жрать, пожалуйста.

Макс скосил глаза на два котелка наполненных маисовой кашей, которые вошедший поставил за неимением стола прямо на земляной пол. Ничего аппетитного в виде размазанной по стенкам клейкой массы он не нашел и со стоном отвернулся обратно к стене. Было бы из-за чего просыпаться! Прошедшая ночь была просто ужасна: жаркая духота наваливалась невыносимой тяжестью, не давая заснуть, кровожадно пели москиты, с потолка валились огромные красные клопы, так и норовившие забраться под одежду, не то змеи, не то крысы, а может огромные насекомые, с шорохами возились в стенах хижины, жесткие жердины нар промяли все ребра. Короче Максим проворочался почти до утра и лишь незадолго до прихода пищеноса забылся горячечным бредом, заменившим ему сон.

В противоположном углу завозился на своих нарах Андрей, но Макс не обратил на него никакого внимания, вчерашняя размолвка все еще не была забыта, и узники демонстративно друг друга игнорировали.

— Жрите, давайте, уроды! — вновь завел свое охранник. — Нечего валяться, через два часа за вами борт подойдет. Не сожрете, полетите голодными.

Последние слова он отчего-то сопроводил мерзким глумливым смешком, после чего вышел из хижины, так же сильно хлопнув дверью. Лязгнул засов, щелкнула, входя в пазы, дужка замка и арестанты остались вдвоем.

Макс отвернувшись лицом к стене, усиленно пытался вновь заснуть. Глаза слипались, во всем теле разлилась невыносимая чугунная тяжесть, голова просто раскалывалась от боли. Однако благословенный сон, вспугнутый бесцеремонным явлением охранника, вновь приходить не спешил. Мысли скрипучие и неповоротливые ворочались в голове ржавыми жерновами, мешая успокоиться и забыться. Как-никак вынужденный арест подходил к концу, и уже через несколько часов в жизни Максима открывалась новая глава. Как-то его встретят в центральном офисе в Кигали, поверят ли в идиотские суеверия начальника охраны прииска, или решат, что его рассказ лишь неуклюжее вранье за которым проштрафившийся контрактник стремится скрыть истинную причину, повлекшую высылку с рабочего места? Как с ним поступят? Какую работу предложат взамен? Или может быть, просто вышлют обратно на родину, чтобы не разбираться во внезапно возникшей проблеме? Вопросы, вопросы… Очень скоро он получит ответы на них. Вот только знать бы заранее какие… Эх, жизнь жестянка!

Поняв, что заснуть уже наверняка не удастся, Макс с невольным стоном оторвал свое тело от деревянных нар, придав ему сидячее положение. Сидевший в своем углу Андрей демонстративно от него отвернулся. Ну и хрен с тобой! Подумаешь, интеллигентствующий чистоплюй! Не желаешь общаться с расистом и не надо! Можешь до полного опупения делать вид, что в хижине кроме тебя никого нет, меня ты этим ничуть не заденешь. Захотелось в пику этому возомнившему о себе спасителю мира крикнуть что-нибудь типа «Россия для русских!», но, учитывая то, что они находились в самом центре африканского континента, подобный лозунг наверняка прозвучал бы глупо. А соответствующего африканского слогана что-то с ходу не придумывалось. Гудящая от недосыпа башка наотрез отказывалась нагружать себя подобными высокоинтеллектуальными развлечениями. Отказавшись после нескольких бесплодных попыток от идеи подразнить соседа рифмованным словом, Максим с кряхтением оторвался от нар и проковылял на затекших негнущихся ногах к стоящим на земле котелкам. Ничуть не комплексуя и не церемонясь, выбрал себе тот, в котором маисовая каша на вид выглядела более аппетитно. Подхватил стоящую рядом пластиковую бутылку с водой, сделал несколько затяжных глотков, с удовольствием ощущая как теплая, нестерпимо воняющая дезинфекцией вода проваливается в желудок, моментально рассасываясь по всему телу, освежая иссохшие в жаре мышцы, возвращая им прежнюю эластичную упругость, тут же выступая липким потом на коже, тяжело переливаясь в животе. Нет, правы те, кто говорит, что вкус воздуха может понять только тот, кто несколько часов проходил в противогазе. Так и истинный вкус воды, может оценить лишь тот, кто страдал от жажды. Только он точно знает, что это и есть самый вкусный, самый сладостный, самый желанный на свете напиток и куда там до него всевозможным спрайтам и колам. Вот теперь можно было и поесть. Утолив жажду, Максим неожиданно для себя почувствовал голод. Конечно, предложенная еда не отличалась ни вкусовыми качествами, ни изысканностью, но он набросился на нее жадно, выскребая предусмотрительно воткнутой в котелок ложкой все до последней капли. Липкие комки каши проглатывались с трудом, а по вкусу напоминали что-то среднее между засохшим сапожным клеем и пресным безвкусным тестом, но он продолжал есть до тех пор, пока не очистил котелок полностью, соскребя даже то, что прилипло к стенкам. Сыто откинувшись спиной на жалобно скрипнувшую стенку хижины Макс насмешливо глянул на брезгливо ковырявшегося в своем котелке ООНовца.

— Что, спаситель человечества, дикари лучше кормили? Червячки, гусеницы? А может ты и человечинку с ними за компанию трескал?

Андрей ожег его ненавидящим взглядом, но так ничего и не сказал в ответ, вновь склонившись над своим котелком, тщательно выбирая в слежавшейся массе что-то, по его мнению, наименее отвратительное. Макс пожал плечами, мол, не хотите общаться, ну и не надо, и вновь завалился на нары. Приятное чувство плотной набитости желудка рождало сонную истому, и он постепенно незаметно для самого себя начал проваливаться в состояние зыбкой полудремы, предшественницы нормального здорового сна. Однако поспать ему снова не позволили. Скрипнула, открываясь, входная дверь.

— Эй, арестанты, а ну с вещами на выход! Живей, живей! Борт дожидаться не будет!

Макс с трудом разлепил глаза и окинул мутным спросонья взглядом стоящего в дверях контрактника. На фоне светлого прямоугольника открытой двери, тот воспринимался размазанным темным силуэтом, и лишь напрягая зрение можно было различить отдельные детали. Одет контрактник был в тигровый камуфляж с ярко-желтыми полосами на темно-зеленом фоне, стандартную форму охранников Компании, однако лицо, отчего-то показалось Максиму незнакомым. Хотя такого быть, конечно же, не могло, за пусть не слишком большое время, проведенное на прииске он, разумеется, видел весь белый персонал, и хотя бы мельком, но со всеми познакомился. Этого же парня, он однозначно не встречал раньше, Максим обладал превосходной памятью на лица и всегда мог узнать виденного раньше человека. Странно, откуда же он тут взялся? Что-то здесь было нечисто, но что именно Максим сообразить никак не мог…

Не задававшийся подобными вопросами Андрей уже соскочил со своих нар и, оправив выбившуюся из брюк камуфляжную рубашку, заковылял к выходу. Макс тоже поднялся, подхватив с пола свой мешок и небрежным рывком за петлю шнурка затянув его горловину. В конце концов, все эти странности к нему не имели больше никакого отношения, и даже если Старик откопал этого кадра где-нибудь в окружающих джунглях, оформив ему на замену, самому Максиму до этого нет ни малейшего дела, он здесь больше не работает. Все же, проходя мимо конвоира, он не выдержал показного равнодушия и, внимательно глянув тому в лицо, спросил: