Дикий. Его неудержимая страсть

Дергаю рукой понимая, что не способна сейчас вести конструктивный диалог. Опираюсь ладонями прямо напротив вышколенного издателя, готовая вцепиться в его гладко выбритое лицо ногтями. Вот из-за таких сволочей и страдают обычные люди и звезды. Посылают везде своих папарацци, как крысы лезут в каждую щель, туда, где их не ждут, а потом по-тихому сваливают, делая вид, что не при чем. Хотя этот кажется и прятаться не собирается.

— Удали статью, — требую сквозь зубы, слыша, как барабанит собственный учащенный пульс в ушах.

— На каком основании? — мужское лицо даже не дергается.

— На том основании, что ты написал о моей личной жизни, о которой писать не имел права. И опубликовал фото, которые…

— Которые я купил.

Что?

— Купил? У кого?

— У твоей подруги.

Из-за неадекватности происходящего не сразу понимаю о какой подруге речь.

— У Виктории. — поясняет мудак, разводя руками. — Она автор снимков, я заплатил внушительную сумму, от которой ты, надо сказать, отказалась сама.

У меня ноги подкашиваются. Ощущение, словно меня ударили наотмашь с такой силой, что внутренности вывернуло наизнанку.

— У Вики?

— Да. У нее. Девушка оказалась гораздо более сговорчивой, чем ты. Пошла мне навстречу и дала подробное описание твоей жизни. Я еще даже не все напечатал. Мог бы рассказать и о том, как ты живешь с известным в узких кругах участником боев без правил тире начинающим бизнесменом Кешновым Матвеем Дмитриевичем. Об абьюзе, о том, как он заставил гостившую у вас Викторию на коленях перед ним ползать.

Вот же тварь! Негодование, неверие, ярость шипящим коктейлем закипают внутри, опаляя легкие до такой степени, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вика, черт бы ее побрал, дала этим скотам столько информации, что теперь все это дерьмо может отразиться на Матвее. Если бы только со мной, это еще ладно — я человек непубличный, поговорят и забудут, но Матвей… Они же его закопают под всей этой мерзостью, выдуманной Викой.

Лучшая подружка, с которой мы на горшок, мать ее, ходили, чистили зубы одной зубной щеткой и плакались друг другу в жилетку не один раз. Ладони, опирающиеся на столешницу, сгребают под собой бумаги. Меня трясет, как в недавно пережитой лихорадке.

— Послушайте, Вы не имели права печатать эту статью без позволения самой Марины. — голос Вадима звучит из-за моей спины, пока я пытаюсь совладать с собой. — Она имеет право подать на Вас в суд за клевету, потому как половина здесь неправда.

— Послушай, парень, — мудак напротив отталкивается спиной от кресла и облокачивается локтями на стол, — ну подаст она в суд, и что? Пока это дело рассмотрят, уже даже те, кто не умеют читать, будут знать суть статей наизусть. А получить с этого она сможет жалкие копейки, так как мои адвокаты очень толковые и из любой ситуации смогут найти выход. Даже из той, где его, казалось бы, нет. Статья достоверная, клуб, в котором работает твоя подруга, судя по фотографиям, доступным в сети, несильно отличается от того, как мы его описали. Разве что, возможно, ты, — с брезгливостью переводит взгляд на меня, — не находишься на содержании у Кешнова, но кому какое дело?

Действительно, никакого. Народ запомнит то, что уже написали и во что им интереснее верить, даже если это неправда. Поддавшись эмоциям, швыряю скомканный лист в удовлетворенную собственной значимостью физиономию.

Александр подрывается, а меня резко оттаскивают назад. Похоже, это была Ася, потому что она ногтями вцепилась мне в руку.

— Пошла вон отсюда, — указывает побледневший подонок, — иначе в следующей статье я напишу о том, что тебе место было не в детском доме, а в психбольнице!

— Не смейте так с ней разговаривать, — вскрикивает Чернова, — мы свидетели и подтвердим если что, что Марина ничего не сделала, а вы никчемный провокатор, жлоб и врун!

— Пошли все отсюда. — демонстрирует наконец свое настоящее лицо этот урод. — Еще раз заявишься сюда, пожалеешь, что на свет родилась.

— Мы этого так не оставим, — говорит Калинин, — вы заплатите не только за лживую статью, но и за моральный ущерб, причиненный вашими же словами.

Ася и Вадим тянут меня за собой, пока я до самой двери безотрывно смотрю на ничтожное подобие человека, провожающее меня высокомерно поднятой головой. Когда мы выходим в коридор, со всей силы хлопаю дверью. Девушка за столом вздрагивает, хватаясь за телефонную трубку, я же просто пытаюсь дышать. Обхватываю голову руками, чувствуя, как внутри все горит.

Что делать? У меня действительно нет никакого решения проблем, кроме как поджечь это чертово издательство, но толку от этого никакого не будет. Здесь находится просто офис, где на этаже еще с десяток подобных.

— Козел, это же надо такое. — обрушивает гневный поток слов Ася, гладя меня сзади по спине. — Марин, не расстраивайся. Все, кто тебя знают, понимают, что это неправда.

— Мы что-нибудь придумаем, — подтверждает сказанные слова в кабинете Вадим, — я попробую поискать, может у меня есть кто-то знакомый, кто мог бы нам подсказать как поступить в такой ситуации. Не принимай близко к сердцу. Ася права. Все, кто с тобой знаком, знают, что это неправда.

Да к черту все это. Главное ведь не то, что обо мне подумают. В моей жизни меня кем только не считали, я привыкла. Самое ужасное, как все это отразится на Матвее.

Вытаптывая коридор шагами, пытаюсь понять как поступить. Руки мелко дрожат, в голове полный хаос. Мыслей тысяча, и все они ведут к тому, что надо звонить Кешнову. Он мог еще не увидеть эту статью, и будет неприятно, если ему на нее укажет один из его партнеров. Я же аккуратно объясню что к чему.

На этаже раздается звонок пришедшего лифта, когда Ася вдруг останавливает мое лихорадочное топтание по коридору и быстро шепчет:

— Марин, ты только не злись.

— На что? — спрашиваю на автомате.

Я и так зла как черт, разве можно злиться еще сильнее?

Оборачиваюсь и замираю. Буйно колотящееся сердце дергается. По холлу тяжелыми шагами идет Матвей.

— Я сбросила ему статью, — пищит Ася, прячась за моей спиной.

Матвей упирается в меня потемневшим ожесточенным взглядом и не отводит его по мере приближения. Давно я не видела его таким. Решительным. Абсолютно бескомпромиссным. Даже Калинин отступает в сторону под давлением давящей энергии, исходящей от него.

Я слишком хорошо знаю это его состояние, когда здравый разум отходит на второй план, а на первый выходят эмоции. В таком состоянии, поддавшись воле взбесившихся чувств, он способен на многое, и при одном взгляде на Матвея по спине бегут ледяные мурашки.

Он, оторвав от меня взгляд, не произнося ни слова, берется за ручку на двери. Секретарь пытается что-то сказать, но замолкает под тяжестью переведенного на нее тяжелого взгляда синих глаз.

— Матвей, — бросаюсь к нему и перехватываю дверь.