Дивная золотистая улика

– Ну что ж, - подвел итог Баринов, - поработали вы неплохо. Думаю, можно вас поощрить.

Я подозрительно уставилась на шефа. Знаю я его чувство юмора! Поощрение вполне может оказаться приказом немедленно взяться за какую-нибудь особенно нелюбимую работу. Например, сделать сегодня полный отчет о завершенном деле! А что, были и такие случаи.

Впрочем, на этот раз мои опасения оказались напрасными. Сан Сергеич посмотрел на часы:

– Пожалуй, подъеду к Водянкину. Полюбуюсь, как он документы на освобождение Котельниковой оформляет. Заодно женщину домой отвезу. А вы, ребятки, шли бы домой, отдыхать. Гоша, ты девочек по домам доставишь?

– Нет вопросов!
– судя по тому, как быстро Гошка вскочил с места, он тоже до последней минуты не верил в фантастическую доброту шефа.
– Нина, Рита, шустренько!

Нас с Ниночкой уговаривать не надо было. Она моментально нырнула в пальто, я схватила пакет с плащом, и через три минуты мы сидели у Гоши в машине.

Дверь мне открыла сестра. Судя по звукам, доносящимся из комнаты родителей, они прикипели к телевизору. Шел комедийный сериал, который мои интеллигентные папа с мамой, по неизвестным науке причинам, смотрели старательнее, чем программу новостей. А Маринка, только взглянув на меня, сразу схватилась за сердце:

– Почему ты в свитере? Что с плащом? Порвала? Испачкала? Украли?

– Ничего с ним не случилось, с сокровищем этим, - я сунула ей пакет, - просто надевать не стала.

Маринка немедленно вынула плащ из пакета, встряхнула, расправляя, и повесила на плечики, не переставая причитать:

– Да что же ты за человек такой, Ритка! В кои-то веки завела приличную вещь, и с той обращаешься, как с половой тряпкой! Разве можно его так мять?! Складки же останутся! Пуговицу так и не пришила. Мама ведь сказала тебе, что она на одной ниточке держится! Слава богу, хоть пятен не насажала! А в карманах что?

– Ну что там может быть? Перчатки, ручка, помада, мелочи всякие, - сварливо ответила я. Мне хотелось пройти в комнату, а Маринка загораживала дорогу.
– Пусти меня.

– С ума сошла!
– ахнула она, даже не подумав подвинуться.
– Ручка в кармане! А если она потечет? Никакая химчистка не справится потом! И вообще, разве можно все это в карманах носить? Они же накладные, оттопырятся моментально!
– Маринка нежно погладила карман, который, хоть я и держала в нем хорошую горсть мелких предметов, а время от времени, и руки позволяла себе засовывать, ни капельки не оттопырился.
– Нет, Ритка, ты как хочешь, но завтра я тебе плащ не отдам. Должна же я в консе показаться, пока ты его не изуродовала!

– Забери его совсем, - я двумя руками уперлась в Маринку и, отодвинув ее к стене, получила, наконец, возможность выбраться из коридора.

– С ума сошла?
– слабым голосом спросила сестренка за моей спиной.

Я оглянулась. Она замерла у стены, прижав к груди плечики с плащом и глядя на меня с неописуемой смесью недоверия, страха и надежды.

– Забирай, - повторила я.
– Он мне надоел. Разонравился. Видеть его не хочу.

– Я только завтра, - торопливо заверила Маринка.

– Ну, может, еще послезавтра надену. И на будущей неделе разок. Ритка, я аккуратно, я тебе его чище нового верну! И пуговицу пришью, честное слово!

Я махнула рукой и спряталась в комнате. Нужно было переодеться, умыться, очень хотелось есть... Но знаете, что мне сейчас было просто необходимо? Не включая света, упасть на свою кровать и полежать, хотя бы десять минут, с закрытыми глазами. И желательно, в одиночестве.

Дверь приоткрылась, и я услышала счастливый шепот:

– То есть ты мне его насовсем отдаешь? Правда?

– Правда-правда, - пробормотала я, не открывая глаз.
– Решено, подписано и печатью припечатано. В конце концов, могу я своей единственной сестре подарить вещь, из-за которой она совсем сбрендила? А теперь исчезни, дай передохнуть.

– Риточка!
– Маринка подлетела ко мне и чмокнула в щеку.
– Я тебя обожаю! Конечно, лежи, отдыхай! А хочешь, я тебе ужин согрею? Мама плов сделала, из курицы, хочешь?

– Грей, - согласилась я, понимая, что иначе от благодарной сестрицы не избавлюсь.

– И какао сварю, хочешь?

У меня вырвался нервный смешок. Я, конечно, не великий кулинар, готовит у нас, в основном, мама. Но Маринка у плиты - самое беспомощное существо на свете! И она предлагает сварить мне какао! Представляю, что у нее получится! Точнее, не представляю. Может, согласиться? Да нет, продукты жалко.

– Не надо какао. Иди, грей плов. И имей в виду, если задержишься здесь хоть на пять секунд, я передумаю и отберу плащ.

Не успела я договорить, как она испарилась, и наступила блаженная тишина. Было, конечно, слышно, как Маринка гремит на кухне сковородками, исполняя какую-то сложную оперную арию, но это мне не мешало. Маринка поет часто, и тембр голоса у нее почему-то зависит от настроения. Когда она раздражена и недовольна жизнью, то это меццо или даже контральто. А чем лучше настроение, тем выше голос. Сейчас сестренку пробило на колоратурное сопрано. Да такое, что казалось, еще немного, и она уйдет на ультразвук. Я улыбнулась. Всегда приятно делать близких людей счастливыми, а Марина, хоть мы и слишком часто, по мнению мамы, ссоримся, моя единственная сестра.

Когда я, наконец, добралась до кухни, тарелка с пловом стояла на столе, накрытая другой тарелкой. Рядом, на блюдечке, лежали два бутерброда - один с маслом, а второй с плавленым сыром. Завершали натюрморт соленые огурцы, большая кружка с компотом и две шоколадные конфеты, извлеченные Маринкой из каких-то собственных тайных запасов. Сама она зайчиком сидела рядом, на табурете, трогательно охраняя мой ужин.

Я уже говорила, что хотела есть? Так вот, оказывается, я существенно преуменьшила. Я очень хотела есть, очень-очень! И смела все, что было на столе, в считанные минуты. Маринка наблюдала за мной с таким умилением, словно была мне не младшей сестрой, а любящей бабушкой. А когда я закончила, схватила грязную посуду и метнулась к раковине. Я вздохнула. Интересно, насколько ее хватит? Думаю, дня на два, не больше. Может, стоит начать присматривать в магазинах, что-нибудь, этакое эффектное, чем ее снова можно будет побаловать?