Дизель и танк

Уже в дверях я обернулся:

— Борис Ильич, подготовьте, пожалуйста, подробный отчет по новой технологии. И образцы для испытаний.

— Конечно-конечно! — донеслось из глубины лаборатории. — Мы с Николаусом уже работаем над этим!

Впрочем, не все шло так гладко.

Вечером, когда я разбирал чертежи в кабинете, дверь распахнулась. На пороге стоял Звонарев, его обычно спокойное лицо выражало тревогу.

— Леонид Иванович… У нас проблема, — он положил на стол папку с результатами испытаний. — Серьезная проблема.

Я раскрыл документы. График испытаний двигателя показывал резкое падение мощности после пятого часа работы.

— Температура в камере сгорания превышает все допустимые пределы, — Звонарев нервно поправил очки. — Система охлаждения не справляется. А самое страшное, что появились микротрещины в головке блока. При такой нагрузке мотор просто развалится.

В кабинет вошла Варвара, следом появился Руднев. Их лица были непривычно серьезными.

— Я перепроверила расчеты, — Варвара разложила на столе графики. — При форсировании мощности тепловыделение растет не линейно, а по экспоненте. Нужно полностью менять конструкцию системы охлаждения.

— А прецизионные детали не выдерживают таких температур, — добавил Руднев, нервно теребя пуговицу на своем лиловом сюртуке. — Даже с учетом всех допусков и специальной обработки.

Я внимательно изучал данные. Ситуация действительно складывалась серьезная. Без решения проблемы перегрева нечего было и думать о создании танкового двигателя.

— Что говорит Вороножский? — спросил я.

— Он заперся в лаборатории с «Николаусом», — Звонарев слабо улыбнулся. — Говорит, что близок к прорыву в области термостойких сплавов.

Я посмотрел на часы.

— Собирайте всех в конференц-зале, — распорядился я. — Через час. Будем думать, как выходить из положения.

Нас ждала долгая ночь мозгового штурма.

Глава 26 Первый прототип

В конференц-зале заводоуправления собралась вся команда. Усталые лица выражали напряжение — все понимали серьезность ситуации. Варвара нервно постукивала карандашом по чертежам, Руднев протирал очки в медной оправе, Звонарев хмуро разглядывал графики испытаний.

— Итак, — я оглядел собравшихся. — У нас критическая ситуация с перегревом двигателя. Давайте по порядку — что мы уже пробовали?

— Увеличили площадь радиаторов на сорок процентов, — начала Варвара. — Не помогло.

— Изменили геометрию каналов охлаждения, — добавил Звонарев. — Тоже без существенного эффекта.

— Применили специальную термообработку деталей, — Руднев поморщился. — Но при таких температурах даже это не спасает.

Вороножский, прибежавший последним, теребил в руках какую-то пробирку:

— Николаус предлагает добавить в охлаждающую жидкость…

— Подождите, — перебил я. — Давайте попробуем другой подход. Сейчас каждый записывает любые идеи, самые безумные, без критики и обсуждения. Через пятнадцать минут зачитываем.

— Но это же несерьезно… — начал было Руднев.

— Никакой критики, — твердо сказал я. — Записывайте все, что приходит в голову.

Пятнадцать минут в зале стояла тишина, нарушаемая только скрипом карандашей. Даже Вороножский сосредоточенно что-то строчил, изредка шепотом советуясь с пробиркой.

— Время, — объявил я. — Начинаем по кругу. Варвара?

— Сделать двойной контур охлаждения… Применить форсуночное охлаждение поршней… Использовать оребрение блока по принципу авиационных двигателей…

— Отлично. Звонарев?

— Создать систему принудительной циркуляции масла… Добавить термосифонный эффект… Сделать регулируемые жалюзи радиатора…

Идеи сыпались одна за другой. Некоторые казались абсурдными, другие — слишком сложными. Но я требовал зачитывать все.

Вдруг Варвара выпрямилась:

— Подождите! Звонарев, повторите про термосифонный эффект?

— Ну, использовать разницу плотностей нагретой и охлажденной жидкости…

— А если совместить это с форсуночным охлаждением поршней? — Варвара быстро набрасывала схему. — И добавить двойной контур?

— И применить оребрение! — подхватил Руднев. — Тогда тепловой поток пойдет по-другому.

— А Николаус подскажет состав охлаждающей жидкости! — возбужденно вставил Вороножский.

Я наблюдал, как на глазах рождается решение. Варвара чертила общую схему, Звонарев делал расчеты, Руднев прикидывал допуски, Вороножский бормотал что-то про присадки.

— Вот здесь ставим дополнительный насос, — Варвара обвела деталь на чертеже. — Создаем избыточное давление в системе.

— А я могу сделать каналы переменного сечения, — Руднев пододвинул свои расчеты. — Это улучшит циркуляцию.

— И если добавить вот этот катализатор… — Вороножский потряс пробиркой.

Через два часа на столе лежал эскиз принципиально новой системы охлаждения. Двойной контур с форсуночным охлаждением поршней, термосифонный эффект, регулируемые жалюзи, специальная жидкость с присадками.

— Теоретически это должно сработать, — Звонарев закончил расчеты. — Теплоотвод увеличится минимум в два раза.

— Завтра начинаем делать прототип, — я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. — Всем спасибо. Отдыхайте.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел чертежи. Решение родилось из комбинации казавшихся поначалу несовместимыми идей.

Я успел поспать совсем немного, урывками. Когда пришел на работу, Светлицкая сделала мне кофе, заметив, что я совсем осунулся и устал в последнее время.

Я отправился в обход и почти сразу столкнулся со Звягой.

После возглавления комиссии наш парторг появлялся в цехах все чаще. Его хромающая фигура в неизменной кожанке мелькала то тут, то там, вызывая легкое напряжение у рабочих.

— Товарищ Краснов! — он возник в дверях моего кабинета, потрясая какими-то бумагами. — Почему в третьем цехе расход смазочных материалов превышает нормативы на двенадцать процентов?

Я внутренне усмехнулся. После создания комиссии Звяга с головой погрузился в проверки всего, до чего мог дотянуться.