Для тебя я Ведьма!
Шрифт:
— Слышала, Тор уехал из Илиси. Пеллегрино собирался шантажировать нашего командира, но даже анонимку оказалось отдать некому. Сальваторе решил, что Ловчие обойдутся без меня. Нечего тут обсуждать.
— Всё не так… — мучительно долгая пауза в речи синьора Ландольфи — верный признак серьёзной беседы. — Гвидиче, когда я уходил из дома, то прихватил с собой конверт из твоего саквояжа…
Конверт? Из моего саквояжа? О, Сильван! Мими!
— Ром! Эспозито у Охотников! Стая Карузо везёт её в Польнео, чтобы забрать из банка досье на нас.
Синьор Ландольфи не задал ни одного вопроса, но в его глазах я прочитала крайне решительные
— Стой! — почти висела на локте сестры милосердия, но мне хватило сил сделать пару шагов.
— Амэ, времени слишком мало, — Ром развернулся и зашагал ко мне. — Нужно выпросить у Святейшего парней покрепче и мчать в Польнео.
— Ты мне что-то сказать хотел.
— Да… вот, — Ром достал из кармана пальто конверт, что когда-то дала мне синьорина Мими. — Ты читала это?
— Нет, — виновато опустила голову.
— Тогда ясно, почему не испугалась пойти к Пелле.
— Ты ведь к Мими едешь… Она и ты, я…
О, Сильван! Куда меня понесло?! Охотники неизвестно что творят с синьориной Эспозито, а я сгораю на костре собственных страхов. Трезвая мысль мелькнула и пропала, а вот безумная агония, в которой билось моё собственническое «я», никуда не делась. Спаситель Ландольфи с нашей фурией на руках так и стояли живописной картинкой перед глазами.
— Ты и в ревности прекрасна, Гвидиче, — Ромео укутал меня объятиями, аккуратно прижимая к себе. — Мне тоже нелегко. Приходится оставлять свою единственную, любимую, прекрасную синьорину в одной больнице с Сальваторе.
— Тор здесь? — растерянно хлопнула ресницами.
— Здесь. Передай этому пухлому засранцу, что он должен сдержать обещание, которое дал мне.
Больше мы с Ромео не говорили. Оставив мне на прощание поцелуй, лекарь скрылся в карете. Держа под руку сестру милосердия, я смотрела, как экипаж покидает больничный дворик и уже скучала по Ромео. Мне всегда будет мало времени, проведённого с ним.
— Береги себя, — прошептала вслед.
Панического страха за жизнь синьора Ландольфи я не испытывала. Сегодня мне довелось убедиться, что он способен на многое, да и прав Пелле: его стая — шавки. Издеваться над синьориной Мими совсем не то же самое, что противостоять главному лекарю госпиталя Польнео и отряду инквизиторов.
— Ох, синьорина Ловчая, я так рада, что вы живы, — причитала сестра, держа меня под руку, пока мы поднимались по ступеням к главному входу больницы. — Я вас надоумила пойти к тому Охотнику. Простите, ради печатей!
— Перестаньте, — кряхтела, с трудом переставляя ноги, — у меня своя голова на плечах.
Смелое заявление, учитывая, что в моей руке пухлый конверт с досье на синьора Карузо, которое давно стоило прочитать. Это наверняка помогло бы избежать многих неприятностей, в том числе и той, в которую
угодила сейчас наша наблюдательница.— Тут такое творилось! — синьорина округлила глазки. — Вчера утром синьор Ландольфи привёз вашего командира и заплатил кучу денег, чтобы мы его спрятали. Великий Брат, синьор Сальваторе был в стельку пьян!
— Могу представить…. Но от кого его прятать?
— От Святейшего, — девушка перешла на шёпот, когда мы переступили порог больницы. — Илиси уже дышит свободнее, но Охотников здесь ещё хватает. Святейший жрец бросил все силы, чтобы выгнать отсюда этих убийц. У него сейчас каждый солдат на счету, что уж говорить о командире Ловцов безумия. Наши лекари подделали документы, и синьора Сальваторе поместили в больницу как пациента с тяжёлым недугом, чтобы смог отлежаться. Весь день его выхаживали, чуть ведь Великому Брату душу не отдал. Надо же так напиться!
Мы вошли в чистую, светлую палату — всё койки пустые. Похоже, я буду лечиться в одиночестве. Сестра милосердия помогла мне снять пальто, переодеться в больничную сорочку, и я улеглась на кровать.
— С этой суетой чуть не забыла рассказать синьору Ландольфи о том, что вы его искали, — снова затараторила синьорина. — Вспомнила лишь к вечеру. Пришлось покаяться, что отправила Вас к Охотнику.
— Зачем? Зачем вы ему рассказали? — у меня чуть сердце не выскочило из груди. Ром знает, что я собиралась продать перстень…
— Как это — зачем? Он собирался вас искать, хотел Илиси вверх дном перевернуть, не могла же я смолчать. Так разозлился… Но это ещё что! Потом он зачем-то уговорил одного из наших дворников увезти ваш дилижанс из города. Кулак золота ему заплатил за такое плёвое дело. Дюжины минут не прошло, как уехал наш дворник и я пошла закрывать ворота. Смотрю, за забором стоит Ландольфи, а рядом другой синьор — держит его на мушке пистолета. Ох… — бедняжка побледнела. — Я уже видела того мужчину раньше в доме Охотника, к которому вы отправились. Бугай положил глаз на мою сестру и частенько ей досаждал.
— Фабио, — выдала холодным шёпотом.
— Точно! Так вот этот Фабио затолкал синьора Ландольфи в карету, и они уехали. Командир ваш в стельку… Кого просить о помощи? Пробежалась по улице, встретила патрульных инквизиторов, но они меня даже слушать не стали. Делать нечего — пришлось оставить больницу и бежать в городскую ратушу. Еле уговорила ночного сторожа вызвать кого-то из служивых. Едва инквизиторы услышали имя синьора Ландольфи, сразу засуетились. Надеюсь, помощь успела вовремя.
— Очень вовремя, — я протянула руку синьорине. — Благодаря вам Фабио не доставил нам неприятностей и вашей сестре он больше досаждать не станет.
— Отличные новости! Рада, что смогла помочь, синьорина Ловчая, — девушка вцепилась мне в пятерню и с гордостью выставила грудь вперёд. — Осталось поставить вас на ноги. Та-а-ак… — прижимая указательный пальчик к подбородку, она изучала арсенал склянок на металлическом столике у моей кровати. — Съешьте вот эту пилюлю, — вложила мне в ладонь крохотную таблетку, — и отдохните, а чуть позже я сделаю вам перевязку. Не скучайте, — улыбнувшись, она скрылась за дверью.
***
Одиночество в больничной палате жутко тяготило. Не могла выкинуть из головы рассказ сестры милосердия. Вертела в мыслях её слова, представляя, как непросто Ромео было справиться со всем практически в одиночку. Он спасал друга, рискуя карьерой, а меня — жизнью.