ДМБ: Дембельский аккорд

Багорин и Заморин отработанными до автоматизма движениями поменяли коробки с лентами. Восемь сорок три. Вспашка участка продолжилась, там еще много чего оставалось. Забор, например - ну зачем он нужен, все равно за ним чистое поле до самой разлившейся речушки… Несколько коротких белых гейзеров поднялись и над разливом. Под свинарником вот еще не перекопано… по стене пришлось чуть под углом, и химиками же уложенные кирпичи выдержали. Внутри нервно визжал старый знакомый - кабанчик Терминатор, он не знал, что весь этот шум подняли его друзья и что они его не обидят… наверное. Бронебойный все-таки нашел слабину в кладке, просунул туда свой огненный хвост, но довольно высоко. На уровне человеческого роста - не свиного, а то, что свин вякнул после этого - так это или с перепугу, или кирпичом… Еще коробка, восемь сорок четыре. Деревья, черт, мешаются, обводить их долго… вот эту яблоню… можно и не обводить уже. А-а, хрен с ней, был приказ - в пух и прах! Еще коробку! Как интересно щепки крутятся, симпатично так поблескивают. Жалко, конечно, деревья, но кому на войне легко?! Приказ, приказ, приказ!

–  Багор, ленту!

–  Последняя, товарищ лейтенант!

–  Пр-рекратить огонь! А-тста-ави-ить!

Кто это там еще командует?! В момент такого экстаза! Сволочь, это же как с любимой женщины сдергивать! Мудрецкий хотел обернуться, но сиденье было очень неудобным, да и бронежилет мешал. Пришлось крутануть маховик еще разок-другой.

Подполковник Стойлохряков смотрел в два дымящихся ствола, и зрачки его быстро приобретали тот же самый калибр - двадцать три миллиметра. Здоровенный, надо заметить, калибр, если сравнивать, например, с «калашниковым», а не с танковой пушкой.

–  Пр-рекратить а-агонь!
– тихо, чтобы не разбудить кого-то там, в стволах, попросил комбат. Сглотнул, посмотрел чуть выше - на Мудрецкого: - Ты чего творишь, а? Совсем… того… мозги оплыли? Под южным солнышком?

Юрий посмотрел на часы и доложил:

–  Восемь сорок пять, товарищ подполковник. Приказ выполнен - весь участок взрыт. В пух и прах. Да вы сами поглядите!
– Мудрецкий задрал стволы вверх, словно шлагбаум поднял.
– Посмотрите, как все перепахано! Лучше, чем вчера, правда же?! Оцените!

Стойлохряков заглянул. Оценил. Действительно, перепахано было на славу. Блестели свежесрубленные ветки и деревья; медленно оседала перемешанная с пухом пыль, сверху, как на парашюте, опускалась уцелевшая курица. Обиженно повизгивал и фыркал Терминатор, которому никак не удавалось дотянуться до дырки и сунуть в нее свой любопытный пятачок. Нервно икал Шпындрюк. Где-то перекатилась и запоздало звякнула гильза.

–  А гильзочки мы сейчас подметем, товарищ подполковник, пять минут!
– жизнерадостно заявил Юрий.
– Ну, как вам наш аккорд, а?! Взяли или нет? Даже раньше срока! Товарищ комбат, а давайте мы чего-нибудь еще перепашем, я только во вкус вошел! Или построим, у меня тут идейки есть…

–  У меня тоже, - медленно выговорил Стойлохряков.
– У меня тоже есть кое-какие идеи. Только не знаю, сразу тебя под трибунал отдать или сначала на эти стволы жопой насадить?

–  На какие стволы?
– удивился Мудрецкий.
– Где вы здесь видите какие-то стволы, товарищ подполковник?

–  На во-от эти, - ткнул пальцем комбат.
– Видишь, длинные такие, стальные и оч-чень горячие.

–  Нету тут никаких стволов, товарищ подполковник, - убежденно заявил Юрий.
– И никогда не было. Ломы разве что. Ну, приехали мы, перекопали все, малость перестарались, не спорю - лом, он инструмент такой, тонкого обращения требует… Чуть не так перехватил - и все, в сторону повело. А стволов здесь никогда не было. Эй, орлы, вы тут хоть один ствол видите?

Орлы дружно замотали головами.

–  Не было стволов, товарищ подполковник!
– подтвердил Валетов.
– А если вы их видите, это все глюки. Галлюцинации. Как их бишь там… ага, сложно наведенные!

–  Ну, это ты загнул, Валет, - проворчал Багорин.
– Ничего тут сложного, две ручки и педаль…

–  Сейчас я сниму эти просто наведенные галлюцинации, - пообещал Стойлохряков.
– Вот остынут, и сниму… Потом возьму эти глюки и на ком-то их загну. А потом лично отвезу в прокуратуру. Допрыгались, долбонавты-испытатели…

–  Да, кстати, спасибо, что напомнили.
– Лейтенант еще чуть довернул зенитку.
– О стволах и педалях… Багор, что там Искандер говорил - все сразу давить?

–  Епти-ить!
– выкрикнул вместо ответа Багорин, поняв, что собирается сделать его командир.
– Ложись! Вспышка!!!

Химики привычно плюхнулись кто где стоял. Мудрецкий, естественно, упасть на землю не мог. Вместо этого он откинулся на сиденье, втянул голову в плечи так, чтобы каска прикрыла лоб, и закрыл лицо забинтованными руками. После этого чуть подобрал ноги и резко ударил ими. По всем педалям - какие только были у этой зенитки.

Рявкнуло, плеснуло пламенем, фыркнула горячая пороховая волна. Юрий поднял голову и увидел такое зрелище, которого ему не доводилось видеть за все два года службы. В чистом весеннем небе, поблескивая на солнышке, медленно кувыркались и звенели друг об друга два длинных тонких ствола с забавными утолщениями пламегасителей на концах. Они летели совсем недолго. От очередного удара отшатнулись друг от друга, словно поссорившись навек, и с горя ринулись вниз. Прямо в мутную рябь речки. С звонкими шлепками поднялись еще два белых фонтанчика.

–  Я не вам говорил, товарищ подполковник, - нету здесь никаких стволов. Нет и не было, - сказал Мудрецкий своему комбату, ошалело уставившемуся на сизый дымок над изувеченным механизмом.
– А вы мне не верили. Хотите, пощупайте - нет здесь стволов, честное слово! Только осторожно, не обожгитесь, пожалуйста.

***

В девять часов вечера отдельный мотострелковый батальон бурно обсуждал, что именно собирается сделать командир с явно перестаравшимися на своем дембельском аккорде химиками. Достоверно было известно только одно: с самого утра подполковник Стойлохряков находился в штабе и оттуда никуда не выходил. Ни разу. Бойцы лейтенанта Мудрецкого подмели гильзы, убрали за собой весь мусор с бренных останков участка главы сельской администрации, отогнали «шишигу» обратно в парк и теперь сидели в своем кубрике, время от времени гоняя молодых солдат - преимущественно соседей из третьей роты - то в столовую, то в деревню. Вечером к ним присоединился младший сержант Простаков, и веселье пошло полным ходом.

В девять часов пять минут командир батальона на служебной машине умчался куда-то за пределы досягаемости местных слухов и сплетен.

В одиннадцать часов, как обычно, прозвучала команда «отбой!» - и все привычно сделали вид, что ее выполнили.

В одиннадцать часов тридцать восемь минут с незначительными секундами отдельный мотострелковый батальон был поднят по тревоге и выстроен на плацу. Оружейки не открыли, автоматы не расхватали - значит, не война, а ЧП. То бишь чрезвычайное происшествие. Что могло быть чрезвычайнее событий последних суток, никто в батальоне не знал, а потому предполагали самое невероятное. Вплоть до того, что война все-таки началась, но мы сразу в плен сдаемся, чтобы окончательно измотать вероятного противника.

Особый интерес батальона вызывал командирский «уазик», скромно стоявший возле плаца. На машине были следы как минимум трех серьезных столкновений и множество мелких царапин. Из радиатора клубами валил пар.

Сам командир стоял тут же, на плацу, и держал в руке некий солидный пакет. Дождавшись, когда роты закончат перекличку, Стойлохряков взмахом руки остановил подходящего с докладом Холодца и протянул ему пакет, показав несложными жестами: вскрывай, мол, и читай! Начштаба подчинился, вскрыл, взглянул на извлеченный бумажный лист и вопросительно взглянул на комбата. Дождавшись такого же молчаливого приказа, майор Холодец повернулся к подрагивающему от нетерпения строю.