ДМБ: Дембельский аккорд

–  Слушай, а тебе-то зачем? Приказали - приехал! Надо было кому-то - прислали! Я уже язык стер, пока повторял: перепутали нас, пе-ре-пу-та-ли!!! С взводом старшего лейтенанта Волкова, вашего долбаного спецназовца из вашего гребаного Черноды… блин, Черноречья! Мы в одной роте в Шиханах были, палатки рядом стояли!

–  Вот видишь!
– Воха и комендант сказали это одновременно, как по команде, и понимающе переглянулись. Старлей продолжил: - А теперь ты еще скажи, что у вас не спецназ. Слушай, тут почти все в армии служили, а если нет - им отцы порассказали. С советских времен уставы вроде бы не сильно менялись, точно? Если в одной роте были - значит, и распорядок дня у вас был общий. Ты думаешь, я не знаю, что обычные бойцы зарядку для «краповых беретов» не выдерживают - падают на четвертом километре? Да и прошлый раз ты сам рассказывал, что вы друг друга воевать учили. У вас весь взвод - разведчики, мои орлы с твоими уже пообщаться успели, выяснили. Этот, торгаш твой мелкий, рассказывал, что вы вообще на соревнования с натовцами ездили, даже чего-то там у них повыигрывали… И как вас в тайгу на выживание с вертолетов кидали, тоже рассказывал, когда сухпай торговал. Ты не думай, мы тут тоже не глухие, не слепые, и даже иногда кое-чего соображаем! Обычные части у нас в тайге по месяцу не гоняют, только элиту…

–  Валетов, сука-а-а!!!
– Мудрецкий вскочил и заорал так, что Пушкин подпрыгнул и свалился со стены.
– У-убью-у-у-у!!!

В коридоре послышался топот, и в дверях класса показался запыхавшийся Фрол.

–  Звали, товарищ лейтенант? Чего нужно-то, я сейчас…

–  Сейчас, сейчас, ты только стой, никуда не уходи!
– Со второй попытки Юрий все-таки достал из-за пазухи «макара», щелкнул предохранителем.
– Ты вот так стой, паскуда…

Валет успел-таки броситься за дверь - только глаза блеснули. Белые, круглые и очень большие. Грохнуло так, словно по зданию врезали огромной кувалдой. Пуля выбила из стены кусок штукатурки и с визгом унеслась по коридору, как отпущенный на перемену первоклашка. Второго выстрела не получилось - взвившийся над столом комендант достал руку разбушевавшегося взводного тяжелым каблуком кирзового ботинка. Получивший независимость «макаров» ударил графа Толстого точно в переносицу - видимо, у старого советского пистолета были свои счеты с пацифистами.

–  Ты чего, лейтенант, совсем долбанулся?
– Старлей был очень удивлен, но это не мешало ему аккуратно скручивать дергающегося Мудрецкого в замысловатый узел.
– Пить надо меньше! Нет, земеля, я тебя, конечно, где-то понимаю, секретность и все такое, но чтобы за это своих солдат на месте стрелять… Ну у вас в Шиханах и порядочки! Отдал бы особистам, те разобрались бы, чего он там разгласил, а чего нет. Или у тебя полномочия особые?

–  Он не долбанулся, он обдолбился.
– Воха поднял с пола резиновый пакетик, присмотрелся к содержимому.
– Еще и пил потом… Слушай, Игорь, хорошо, что мы до спирта добраться не успели! Знаешь, что тут было бы?

–  Догадываюсь, - пробурчал комендант, снимая с Мудрецкого портупею и обвязывая сложную конструкцию с торчащими в разные стороны руками и ногами.
– Он бы нас тут всех положил.

Камуфлированный узел задергался и протестующе замычал.

–  Видишь, не всех, - уточнил Воха.
– Только меня. Ему за тебя не платят, ему за меня заплатят. Сотню баксов. Они только прилетели, чуть в Каспийске чабана с бараном не перепутали. Не слышал, что ли?

–  Так это они были?
– старлей присвистнул и попытался затянуть ремень потуже.
– Вот мы, блинский корень, попали! Слушай, может, там специально нарков пособирали и к нам прислали? Они же за дозу все что хошь сделают и потом даже совестью не будут мучиться. Потому как нечем - все скурили и скололи. Ну-ка, погоди… - Комендант перевернул дрыгающегося и отчаянно мычащего Мудрецкого, нашарил где-то в глубине живого свертка карман и вытянул оранжевую коробочку аптечки.
– Точно! Ты погляди - ничего же нет, одни шприцы! Раз, два… шесть штук, куда ему столько!

–  А ты его спроси!
– посоветовал мэр.
– Пистолет возьми, развяжи немножко и спроси. Слушай, а может, пусть их Башир всех зарежет, а? Ну, получим мы с тобой звездюлей, но потом какая жизнь будет спокойная!

–  Не будет нам спокойной жизни, Воха, - вздохнул комендант и пошел за валяющимся под учительским столом «макаровым».
– Приедет начальство, приедет спецназ, зачистку устроят, потом еще особисты будут полгода дрючить - вдруг у химиков чего-то секретное пропадет… Видел, как у них круто с неразглашением? Так, стоять, боец! Ну-ка, два шага сюда!

Опасливо заглянувший в класс Валетов попытался было улизнуть, но был схвачен за шиворот и отправлен к доске при помощи хорошо рассчитанного пинка под зад.

–  Стоять, я вас спрашиваю!
– Старший лейтенант Чирков наводил порядок на вверенной ему территории железной рукой и подкованным ботинком.
– Вот с тебя мы и начнем. Соврешь - убью! Так, орел, ну-ка, колись - как у тебя с наркотой?

–  Я не колюсь!
– взвился Фрол.
– Ну… может, и курну иногда, но влегкую. Вот честное слово, товарищ старлейтенант! Даже не каждый день ведь! Или… - Коммерческую жилку из Валетова нельзя было выбить ни пулей, ни берцем.
– Или, может, вам достать нужно? Если чего не сильно крутое, я попробую…

–  Ну вот, что я говорил!
– Комендант посмотрел на мэра; тот вздохнул и горестно воздел глаза и руки к небесам.
– А это что в аптечке, знаешь? Скажешь, не пользовался ни разу?

–  Было дело, товарищ старший лейтенант, пришлось на учениях. По приказу и по обстановке, клянусь! Мы же там без этих шприц-тюбиков сдохнуть могли!
– Валетов шумно сглотнул слюну, а Воха выпучил глаза и захрипел что-то не по-русски.

–  Ни хрена себе учения!
– Старлей с размаху опустился на ближайшую парту и задумчиво почесал лоб мушкой «макара».
– Так, продолжаем разговор, мне все интереснее и интереснее. Что это за химия, знаешь?
– Чирков еще раз продемонстрировал забитую шприцами аптечку.
– Чего она с человеком делает? Ну, быстро: что с тобой было?!

–  Не знаю, товарищ старший лейтенант, ну вот честное слово - не знаю! Не учили нас! Сказали - вколоть, я вколол, а потом помню только, что хреново было и все перед глазами плыло.

–  Слышал я про это дело, Игорь.
– У Вохи был такой вид, словно он сейчас заплачет и пойдет занимать место на кладбище.
– Спецназ каким-то говном уколют, а потом они как роботы - боли не чувствуют, спать не хотят, ночью видят. И видят только цель и начальство, только приказ у них в голове. Ничего не боятся - а потом ничего не помнят. Замби, да?!

–  Зомби, - поправил его комендант.
– Я про эти дела тоже слышал, только видеть не довелось. Эй, боец, а что за учения-то были? Начальства много понаехало?

–  Так точно: и замминистра был, и начальник химвойск!
– обрадовался безопасной теме Валетов.
– Мы там головным дозором шли, потом влипли, а Оборо… то есть старший лейтенант Волков диверсантов ловил. Вот после этих учений нас и перекинули сюда, прямо ночью подняли - и в самолет! А мы и не знали, куда летим - приказали, поехали…

Мудрецкий попытался перекатиться, но это ему не удалось. Послышались сдавленные вопли.

–  Товарищ старший лейтенант, развяжите командира… пожалуйста!
– неожиданно вступился за своего взводного Фрол.
– Ну, выстрелил, так не попал же! Я сам виноват, достал его нынче… ну, с кем не бывает! Все же нормально обошлось! А стенку… - Валетов обернулся, посмотрел на дырку от пули и нервно дернулся.
– …Стенку мы вам заделаем и покрасим, будет лучше новой!

–  Слушай, не отпускай его, не надо!
– взмолился глава местной администрации.
– Давай его так Крутову отвезем, пусть сам разбирается!

–  Не могу, Воха, не имею права.
– Чирков с сожалением покрутил головой.
– Я и так перегнул малость, но это еще ладно, тут крайняя необходимость была… А задерживать, арестовывать - не могу! Он мне придан, но напрямую только Крутову и его штабу подчиняется. Группа спецназначения, мать их за ногу и в сапог!.. Ладно, пусть живет.
– Комендант дернул за выступающий ремешок, потом что-то куда-то протолкнул, встряхнул Мудрецкого - и Юрий оказался на полу в позе атакующего вепря. Проще говоря - на четвереньках. Голова тяжко покачивалась возле самого пола. Примерно через минуту лейтенант поднялся, цепляясь за стулья и парты. Постоял, потом пару раз присел, покрутил в воздухе руками. Сказал, глядя на обрушившийся портрет Пушкина: