Дневник москвича (1920–1924). Том 2

Из стенографического отчета съезда Цектрана вычитываю сообщение т. Лозовского, что «германские транспортные рабочие поглядывают на нас не очень нежно», что «в Англии революционных союзов жел. дорожников мы почти не наблюдаем»; что «в настоящее время во всех странах имеется около 40 млн. организованных рабочих и среди них около 5 млн. транспортных», а из последних, по словам Лозовского, «на стороне Москвы имеется не менее 1/5 части». Там же читаю и Ленина. Вот несколько слов его, стоящих отметки: «Что касается помещиков и капиталистов, то мы их в первую кампанию победили, но только в первую, а вторая будет уже в международном масштабе. Воевать против нас современный капитализм, будь он даже в сто раз сильнее, не может потому, что там, в передовых странах, рабочие сорвали ему войну вчера и сорвут сегодня еще лучше, еще вернее, потому, что там последствия войны разворачиваются все больше. Мелкобуржуазную же стихию у себя дома мы победили, но она себя еще покажет, и это учитывают помещики и капиталисты, особенно те, кто поумнее, как Милюков, который сказал монархистам: посидите вы у себя, помолчите, потому что иначе только будете укреплять Советскую власть.» И дальше: «эту мелкобуржуазно-анархическую стихию мы не победили, и от победы над нею сейчас зависит ближайшая судьба революции. Если мы ее не победим, мы скатимся назад, как французская революция. Это неизбежно, и надо смотреть на это, глаз себе не засоряя и фразами не отговариваясь.»

28 марта/10 апреля.Утром на нуле, а днем, благодаря ясному небу, 15° (но только на солнце).

Вчера оповещено сразу три декрета: 1-й о предоставлении кооперативам права заготовлять всякого рода продукты сельского хозяйства и распределять их среди своих членов, для чего «все граждане РСФСР объединяются в потребительские общества»;2-й — с 1 мая отменяются ограничения приработки при сдельной премиальной оплате труда и предоставляется право местным Совнархозам вводить простую сдельную оплату труда или сдавать группам «трудящихся» работу аккордно, по соглашению с ними; и 3-й — рабочим важнейших отраслей промышленности будет выдаваться в виде премий часть производимых ими продуктов. А в предприятиях, вырабатывающих продукты, не могущие идти в обмен (например , пушки,скажу от себя), допускается выработка на своих станках в неурочное время предметов широкого потребления (например, зажигалки, скажу тоже от себя). Все это, конечно, не от Маркса, а от того «лукавого», который и для коммунистов, должно быть, существует.

30 марта/12 апреля.Второй день восхитительная, безоблачная и безветренная погода. Тепло на солнышке достигает 26 градусов.

Бедные «середняки — московские буржуйчики», т. е. мы, грешные, ошеломлены постановлением московского Совдепа: в кратчайший срок освободить 471 дом от лиц, «не занимающихся физическим трудом», для предоставления их рабочим. Причем выселяемый может взять с собой лишь кровать или диван, стол письменный, два стула или два кресла на одно лицо, а на семью в общем еще обеденный стол, буфетный шкаф, а остальную обстановку, стало быть, брать не моги и оставляй ее в пользование новых квартирантов. Исключение дается (т. е. невыселение) только врачам, инженерам и ответственным работникам, но и то при условии, если против их оставления в насиженных комнатах ничего не будут иметь сами рабочие. Такое постановление — продукт усердной деятельности неутомимого тов. Дзержинского, являющегося также председателем и комиссии по улучшению быта рабочих (добавить бы: и по ухудшению быта остальных граждан).

Трепещем и мы перед возможностью выброски и нас, и только есть чутошная надежда на один пункт постановления, в котором говорится, что «рабочие и служащие жел. дор. и водного транспорта не подлежат выселению», да и то думается, что меня-то, как такового служащего, оставят, а семью на вынос. Но не буду хныкать, сказано бо есть: «Ибо не на век оставляет Господь, но, послав горе, и помилует по великой благости Своей».

31 марта/13 апреля.В «Экономической жизни» сегодня пишут, что наши топливные ресурсы в последние месяцы близятся к концу. Надежды на сплав не оправдались. Мы вступаем в полосу массового закрытия предприятий на ближайшие месяцы. Весенний уровень воды при ледоходе, там, где уже открылся сплав, т. е. в Киевской, Гомельской, Минской, Витебской, Смоленской и Тверской губ., так низок, что по буквальному сообщению с мест «никто из старожилов не припомнит такого».

В каком-то московском учреждении выкрали 60 млн. р., и об этом случае в газетах такая же маленькая заметочка, как, бывало, писали о краже кошелька с 6 р. 10 к.

Сегодня наше ЦНО переезжало из одних комнат в другие. Кажется, для моей «национализированной» службы это уже 15-я комната, 16-й стол и 12-я должность. Не столько дела делалось, сколько разных передвижений, переездов и движений. Да, коли живы будем, еще поездим!

3/16 апреля.Дзержинский назначен «нашим» комиссаром, т. е путей сообщения и притом «с оставлением во всех прочих занимаемых им должностях». Вот поистине «ко всем бочкам затычка»! Емшанов же назначен его заместителем. А этот, значит, «из попов да в дьякона».

7/20 апреля.Я не писал ничего о стачке английских углекопов, от хода которой большевики ждали чуть ли не всемирной забастовки рабочих в империалистических странах. Все дожидался решительных действий с той и с другой стороны. И вот «капиталисты» опять победили. К углекопам не присоединились ни железнодорожники, ни транспортники, и успех их стачки, как сообщает сегодня «Коммунист, труд», сорван на три четверти, всеобщая стачка на этот раз провалилась и, словом, рабочему движению в Англии и во всем мире нанесен жесточайший удар.

Погода стоит чудесная, теплая. Почки на деревьях разбухают и дают первые листочки. А дождя все нет, начинаются тревоги за всходы.

8/21 апреля.Французское правительство заявило, что оно отказывается от дальнейшей поддержки Врангеля и, израсходовав уже 200 млн. франков на помощь 35.000 человек, «эвакуированным из Крыма», — предоставляет их своей судьбе, предлагая, между прочим, льготное переселение 20.000 земледельческих рабочих в Бразилию. Так что все русские, находящиеся во французских лагерях, «должны знать, что армии Врангеля больше не существует, что их бывшие вожди не имеют больше власти над ними», и они должны уже позаботиться о дальнейшем своем существовании «собственными силами».

Вчера ходил к К. В. Розову на квартиру. Надо было поговорить с ним насчет музыки Александра Александровича Оленина к Литургии Иоанна Златоуста. Это творение в Москве еще неизвестно, но находится в рукописи здесь, у некоего П. А. Ламме. Вот и сговариваемся — как бы ее ввести в репертуар московских духовных хоров. Об обедне речь будет впереди, а пока запишу кое-что услышанное от Константина Васильевича, что интересно, если не в историческом значении, то в бытовом. Надо сказать, что я его лично знаю не менее 25 лет, с первых дней переезда его в Москву из Симбирска на службу в Храм Спасителя. Потом его перевели в Успенский Собор, затем в придворные дьякона в Петрограде, а позднее опять в Москву — в Успенский. Когда мы были с ним помоложе (теперь ему 47 лет), то приходилось кое-когда вместе бражничать, по каковой части он тоже был большим мастером (да и теперь, кажется, не отказывается от таковых благ).

Вчера я просидел в его уютной двухкомнатной квартирке больше двух часов и не видел, как время прошло. Сидели за самоварчиком, пили «настоящий» чаек, не только с сахаром, но и с пирожками из белой муки, да покуривали первосортные папиросочки. Славный он человек! Такой любезный, гостеприимный и благодушный, а главное — не кичащийся своими исключительными голосовыми средствами. Ему самому кажется, что он «не из первых» по своей, так сказать, «специальности», и приписывает почитательное к нему отношение только своему доброму, общительному характеру. Конечно, и это чарует в нем, но главное-то все-таки его величавое сладкоголосие. И так идет к могучему голосу его богатырская наружность. С него пиши кого хочешь: библейского ратоборца, русского богатыря, а то и самого Ермака Тимофеича. По росту, правильности черт лица, пропорциональному сложению — это образец мужественной красоты.

Так вот что историческое-то, или просто «московское уходящее»: когда я спросил по-приятельски, сколько же он получает «гонорара» за свои выступления? Он начал, по его предупреждению, «с худшего», например: «проездил в один отдаленный храм на извозчике 40.000 р., а получил только 30.000 р.» Был и такой случай где-то в подмосковном селе; обещали ему за его приезд привезти три мешка картошки, что его обеспечило бы «на всю зиму» (как он рассчитал), да надули: послушать послушали, а картошку зажилили. И еще порассказал о некоторых московских приходских советах, которые по окончании служб жалостливо говорят ему, что «храм наш бедный. Уж подождите, Константин Васильевич, до другого праздника, тогда поднакопим деньжонок и пришлем вам мучки.» И так далее. Но есть и такие гонорары, которым, пожалуй, сам Шаляпин позавидует. Где-то (кажется, у Богоявления в Дорогомилове) ему «отсыпали» сахару, муки и яиц по рыночным ценам на полмиллиона р. И это за участие в двух службах — вечерней и утренней. Причем навертывался и такой необычный гонорар: в полтора миллиона!!!Это его приглашали в Щелково, суля ему «на рясу» какой-то дорогой материи, которая могла бы быть «реализована» им именно за 1,5 млн. р. Конечно, как теперь водится, он предпочитает брать мзду продуктами или какими-нибудь изделиями. Между прочим, он напел таким путем сапоги, калоши и разные другие «носильные» вещи. Увы! — все идет пополам с грехом, в чем он чистосердечно сознается, а также и в том, что он, «служитель культа», одновременно служит ив 1-м Государственном хоре, выступая на подмостках, конечно, в советском репертуаре. Когда же я спросил его, поет ли он там интернационал, то он ответил, что интернационала петь не приходилось, а «дубинушку» поет довольно частенько. За пропуски в концертах его штрафуют по 10.000р. за раз, так что эта советская служба обходится ему не менее 200.000р. в месяц.

Поговорили и о Патриархе, и о других иерархах. О первом отзывается он с величайшим уважением. Видно, что Патриарх как человек — очень добрый, ласковый, нестяжательный и скромный. Бедный Митрополит Кирилл все еще сидит в Таганской тюрьме, в одиночном заключении. Между прочим, порадовал меня такой картиной современной архиерейской жизни: в Ростове н/Д архиерействует Иосиф. Этот настолько праведен и прост, что каждое утро в 4 часа идет сам на колокольню и звонит до тех пор, когда монахи выползут из своих келий и пройдут в храм; а потом потрезвонит и сам идет туда же «со славою». Это что-то уж не от мира сего. Вспомнил Конст. Васильевич первые поездки Патриарха по России, вскоре после избрания его, т. е. в начале 1918 года. В то время большевицкая власть не мешала им, и Патриарху предоставлялись отдельные вагоны, и он путешествовал так со своим клиром и приближенными, в том числе и с Розовым. Особенно торжественно встречали и принимали Патриарха в Петрограде. Народ наполнял храмы при его службах, бегал за его экипажем, стоял толпами у разных подъездов, ожидая его выхода или приезда, и т. д. Пробыли они там 8 дней. Было много служб; между прочим, побывали и в Кронштадте. Розов и вся свита Патриарха вели себя по-житейски все время высокоприлично, чтобы не скомпрометировать Святейшего отца, но когда они уезжали в Москву, то в их вагон напросились какие-то петроградские два церковных старосты, и у них к ночи оказалась в корзиночках обильная выпивка с великолепной закуской. Ну, конечно, меценаты своего рода! И соблазнили моего Константина Васильевича. Патриарх был в другом конце вагона и, вероятно, отдыхал или спал. А тут пошло после петроградских трудов, во славу Православной церкви, настоящее пьянство. К станции Чудово и архидьякон, и старосты, и келейник Патриарха совсем «дошли», а потом заснули, и только подъезжая к Москве проснулись и к ужасу своему узнали, что именно на станции Чудово, по распоряжению какой-то Чеки, должны были остановить их поезд, отцепить от него вагон Патриарха и арестовать его самого, а также и его свиту. Но произошло какое-то «чудо» в Чудове. Задержали не тот поезд, в котором ехал Патриарх, а другой. Патриарха намеривались арестовать за какую-то петроградскую речь, в которой усмотрен был призыв к низвержению власти большевиков. Но в Москве выяснилось, что он этого и не говорил, стало быть, все обошлось благополучно. Зато Розов до сего времени не может вспомнить этого эпизода «без содрогания». Боже мой! Ведь это такая была бы пища для Галкина и для Демьяна Бедного, которой они питались бы до сих дней. Сколько было бы писания, разговоров, литературы, насмешек над поведением «охраны» Патриарха! Сколько бы одних плакатов было нарисовано на эту тему. Ведь вот как мог пострадать морально наш Первосвятитель, — и от чего, собственно? От того, что сошлись четверо простых душевных людей в одной компании и, на радостях благолепно и благополучно совершенного дела, позволили себе распить бутылочки по две на брата. И не ведали они, что злодейка-история готовилась сфотографировать их в такой интимный момент и запачкать таким снимком «мелочей архиерейской жизни» репутацию ни в чем не повинного Патриарха Московского и всея Руси!