Дневник одиночки

Веки были тяжелыми, но я упорно старалась не поддаться слабости и вновь их закрыть. Признаться, я боялась остаться одна…и умереть. Каким бы не был мой спутник, оставаться в одиночестве, да еще и в таком состоянии, когда даже не можешь сам себя убить, чтобы прекратить все страдания – оставалось хреновой перспективой.

Пошевелив рукой, я с удивлением заметила, что пальцы вновь слушаются меня. Еле двигались, но слушались. Предплечье, обмотанное светлым куском ткани, ныло, но не причиняло таких неудобств, как раньше.

Он сказал, что нашел меня у входа в дом и то, что мне очень повезло остаться целой, ведь неподалеку от нашего временного укрытия был слышен вой Тварей. Я пролежала без сознания полтора дня, и Дмитрий не был уверен, что мне удастся выкарабкаться. Но в который раз мне удалось упрямо вцепиться за тонкую ниточку жизни.

Надо же, как я стала говорить и писать…даже смешно.

Уже вечер и я чувствую себя намного лучше. До сих пор удивляюсь, что он остался. Не подгоняет и не талдычит о вселенском заговоре. Решено было отправиться в путь завтра рано утром.

Пропитание на исходе и, надеюсь, мы найдем хоть что-то по дороге….

Он прочел мои записи, я так думаю. Вполне мог, пока я находилась в отключке.

Все размышляю над тем, а хорошо ли для меня будет вспоминать прошлое? Ответа у меня на этот вопрос нет. И я не знаю сейчас, что есть «хорошо» для меня. Только одно понимаю, пока есть цель, я не свихнусь от тоски.

На улице что-то происх… (запись обрывается)

Запись 21.

Ужас (смазано)….то я испытывала. Мне даже тяжело об этом писать. Позвоночник до сих пор холодит от одних только вос(смазано)…далеко от того места. Но это не вселяет никакой уверенности…черт. Руки трясутся и на сегодня, пожалуй, хватит. Мы сильно устали.

Думала, что если выпишусь в дневник – станет легче, но, кажется, пока я не готова.

Запись 22.

Все ушло. Тот мир, что мы помним, навсегда потерян. В этом я убеждена на все сто. Фантомы, рождающиеся из нашей памяти, причиняют только боль. Никогда человечество более не сможет вернуть себе права на эту планету. Теперь ему придется всегда бороться за себя.

Более ни минуты мы не можем чувствовать себя в хоть какой-то безопасности. Сколько бы ни бежали, сколько бы ни укрывались. И днем. И ночью. Эти твари никогда не выйдут из моей головы. Да и Дмитрий…он…

Трое суток почти без остановок, впроголодь мы гнали как умалишенные из того поселка. Ибо, то, что мы там обнаружили, было куда страшнее Тварей, Теней и кислотных дождей вместе взятых.

Мне тяжело. Руки до сих пор трясутся от накатывающей волны страха и тошноты. Но, постараюсь выложить все в точном порядке.

Сначала вроде бы ничего необычного. Какие-то шелестящие звуки, на подобии листвы деревьев, потревоженной ветром, но…потом все так резко стихло. Совсем ни звука. Только гудящая тишина, какая сопровождала меня раньше в городе. Для местности, в которой мы оказались, это было очень необычно. А потом Дмитрий попытался что-то сказать, и я ничего не услышала. Мои уши заложило. Мы испуганно переглянулись и вскочили на ноги, пытаясь докричаться друг до друга, но тщетно. Лишь тишина. Я слышала только свой голос, дыхание и участившееся сердцебиение.

Каким-то чудом мы краем глаза увидели, как входная дверь слетает с петель и…

Высокие, металлически-серые, невероятно худые. Их руки и пальцы на них неестественно длинные с черными ногтями. А лица. О боже, лица почти все будто бы съедены. У каждого отсутствовали веки. Круглые, подернутые бельмом глаза выкатывали из орбит и неразборчиво вращались, пытаясь разглядеть нас. Выпирающие ребра проглядывали сквозь тонкую кожу черными полосами. Их было четверо.

От ужаса мы просто застыли. Не могли пошевелиться.

На секунду я вновь смогла слышать окружающие звуки, не только себя, но потом один из них широко-широко раззявил кривозубую пасть и, прежде чем вновь оглохнуть, я различила высокий писк.

Эти чудища умеют глушить. Или как это назвать?

В общем, я даже не знаю, каким таким чудом нам удалось спастись.

Не знаю, как их называть. Пусть будут Мертвецы. Первый двумя огромными шагами-прыжками пересек всю комнату и ударил, очнувшегося от оцепенения Дмитрия в грудь. Тот, полетел прямиком в старую плазму.

Мертвецы быстры и не чувствуют боли. Трое других нацелились на меня. Их сводящие с ума глаза уставились в мою сторону. Я отпрыгнула за свой диван и, до сих пор больной рукой, ухватилась за ружье. Первый выстрел был сделан почти в упор, в грудную клетку великану. Черная и вонючая желеобразная субстанция полетела во все стороны. Меня обрызгало этой штукой, и на вздохе горло перехватила подступающая тошнота. Голова кружилась от смрада, легкие отказывались вообще вдыхать подобное зловоние. И что было плохо – тварь не издала ни звука, не дернулась, короче, никак не отреагировала на мой выстрел. Казалось, это только заставило мертвеца недоумевать. Выкатившие глаза метнулись вниз на грудь и вновь застыли леденящим кровь взглядом на мне.

Лишь благодаря какому-то внутреннему инстинкту мне удалось увернуться от страшной пятерни, что пыталась схватить мое горло и отбежать к окну.

Я не видела Дмитрия. Не знала, что с ним происходило, всецело отдавшись собственному желанию выжить.

Черт знает, показалось или нет, но эти уроды, кажется, пытались взять меня в клещи.

Они беззвучно кидались вперед, махали длинными руками. Желание убить вместе с невыносимым запахом витало в воздухе. Их жажду смерти можно было даже попробовать на вкус.

Я стреляла и стреляла. В ужасе. В истерии. В тишине.

Совсем забыв наше золотое правило – беречь патроны.

Но, думаю, любой бы на моем месте забылся. Это не позорно. Равно как и то, что сейчас творится с моим спутником. Но только благодаря ему я не осталась там с ними. Буквально зашкварник мужчина вытащил меня из сумасшествия. Патроны, оказалось, давно уже закончились, и я просто давила на спусковой крючок. Мне оставалось только удивленно хлопать глазами, наблюдая, как два безголовых тела подергиваются на полу, заливая все черной жижей, а двое других уродца беспомощно прикрывают руками свои обезображенные лица.