Дневник участника Российской антарктической экспедиции
Шрифт:
Опять сменили позицию и отошли от станции — умом все это не понять. Наши биологи бросили сетку на глубину 2 м и с этой глубины набрали огромное количество материала — нижняя часть сети была аж бурая от планктона. Мы с Абрамовной подсуетились и попросили свою долю планктона. Не смотря на то, что Денису явно не хотелось бросать сеть еще раз, все-таки его уговорили, и он отловил нам увесистую планктонную пробу. На этот раз в вытаскивании сети я принял самое непосредственное участие. Тащили втроем и с трудом вытащили, т. к. сеть течением затягивало под корму судна. Планктон мы с Инной поделили и взвесили. Она будет определять на борту свои углеводороды и липиды, а в Москве мы сделаем микроэлементы и органический углерод. После ужина, когда стемнело, Саша Плишкин с биологами бросил черпак и отобрал донный осадок.
Днем вертолет постоянно работал, перебрасывая горючее и оборудование с судна на станцию. Перебрасываемое оборудование размещалось как в салоне вертолёта, так и подвешивалось под его фюзеляж в специальных сетках. Во время одного из таких полетов около полутора десятков
Интересная особенность данного судна заключается в том, что здесь науке не дают подходить близко к лебедкам. На лебедках работает только инженерная группа и на спуск даже простейшего черпака на 100–200 метров к лебедке выходит второй человек на пароходе — помощник капитана по науке.
Вечером нам объявили, что мы должны быть готовы к высадке на станцию завтра в 8:30. Все что нужно для работы и пребывания на станции мы подготовили сразу после чая, включая вожделенный молоток, который я выпросил у главного океанолога Кирюши.
6. Высадка на станции Молодёжная
06.03.03, Четверг, станция Молодежная. День второй.
С вечера отошли от станции, сейчас подходим к ней опять. Погода испортилась. Пасмурно, поднялась волна, стало немного качать. В 8:30 мы должны быть уже у вертолета, готовые к отлету на станцию. Расписались в списке пассажиров вертолета.
Примерно в 8:40 началась погрузка. С удивлением обнаружили нашу знакомую даму из ААНИИ Людмилу Мочнову, которая работает в группе оптиков у Володи Матюшенко. По ее словам она подошла к Алексееву и напросилась в этот полет на станцию. Теперь, по еёсловам, мы должны ее опекать и взять в свою группу. Нам пришлось тактично отказались, объяснив, что работа у нас будет тяжелая и нам будет не до неё. На том пока и порешили. К нам с Денисом, вместо Саши Новигатского, подключили Николая Мосолова, что, как потом выяснилось, здорово помогло. Вместе с нами в этот раз полетело руководство в лице начальника экспедиции Алексеева и начальника сезонного отряда Кузнецова (Леонтьевича). После того, как все расселись, кто-то пошутил: «Кто последний в списке пусть высаживается, а то нас 13 человек на борту». Запустили двигатель, винт закрутился, постепенно набирая обороты, и минут через пять-семь мы наконец взлетели, как-то неохотно и вроде бы даже с трудом оторвавшись от палубы, вероятно сказывался тринадцатый в списке. Перед полетом мне подсказали, что один из иллюминаторов открывается и через него можно снимать. Коля помог открыть иллюминатор, и я заснял на видео пленку весь наш перелет.
Посадка прошла без приключений. По моим наблюдениям, наши вертолетчики, во главе со своим командиром Игорем — Малышом (Малышом его прозвали за рост под два метра) работают грамотно и высоко профессионально — взлеты и посадки на борт судна делают ювелирно. Думаю, что плохих вертолетчиков сюда бы просто не взяли.
Высадившись из вертолета на снег, мы сразу же ощутили другую Антарктиду — холодную, с пронизывающим леденящим ветром и не очень-то дружелюбную. Кое-как добравшись со своими баками, которые так и норовили разлететься от сильного ветра во все стороны, до кают-компании, мы с облегчением вздохнули. Внутри было тепло и светло. Вчерашний десант полярников сделал свое дело — ребята вдохнули жизнь в заброшенную станцию. Технику им тоже удалось запустить: за окном мы видели работающий бульдозер, который расчищал площадку, а вдали пару раз лихо пронёсся ГТТ. Коля с Денисом сразу же кинулись играть в бильярд, а начальство удалилось в другую комнату на совещание. Через несколько минут вышел Леонтьевич и сказал нам собираться, и пока суть да дело, начинать работу на озере. Мила опять начала проситься с нами на озеро, но здесь нам уже пришлось давать ей решительный отпор, т. к. погода на улице была довольно плохая и мы сами шли, по правде говоря, без особого удовольствия.
Выйдя на улицу, мы кое-как с нашими пластмассовыми баками, 40 л бидонами, титановым буром и другим оборудованием добрались до озера Лагерное, благо оно оказалось не далеко, в десяти минутах хода от кают-компании. На середине озера ветер задувал еще круче, и у меня даже возникли сомнения в возможности проведения работ, но Николай сказал, что когда они здесь работали в позапрошлом году, погода была даже хуже, что нас подбодрило и в 9:30 мы приступили к работе. Пока мы с Николаем налаживали бур, я отправил Дениса к кромке озера сгребать снег в баки, т. к. на середине озера снег отсутствовал. Верхний слой льда оказался с вертикальной структурой и кавернозный, так что бурить его было нелегким занятием. Примерно через 30 см бурения под пронизывающим ветром керн откололся и внизу показался более плотный лед. Этот керн мы посчитали за верхний слой льда и бросили его в бак для кровли. Бурение продолжалось. На глубине 40–50 см показалась вода и я, по опыту бурения озерного льда на станции Новолазаревская, уже решил, что мы пробурили толщу льда, но не тут-то было. Вода продолжала поступать, а лед не кончался. Лед был хотя и более плотный, чем на поверхности, однако имел ту же необычную вертикальную структуру и был явно неоднородным, а с пустотами. Бурили все по очереди — помогало согреться под пронизывающим ветром, хотя температура была не очень низкой, выше -10оС, но сильный ветер превращал нашу эпопею в серьёзное испытание: нас просто сдувало со льда, а по небу низко ползли почти черные зловещие тучи. Бурить вдвоем, как
мы делали это с Сашей, у нас не получалось. То ли лед был сложнее, то ли агрессивная манера бурения Николая затрудняла совместную работу, трудно сказать. В итоге, промучившись около 2 часов, мы пробурили рекордную скважину глубиной 255 см и отобрали около 10 кернов. После этого я принял решение дальше не бурить. Бак для керна был полностью заполнен, а кроме того, скважина стала отклоняться от вертикали и бур стал часто застревать. Появилась реальная угроза его заклинивания и даже утери. До нас, несколько лет назад ребята из ААНИИ пробурили здесь скважину, глубиной 230 см и тоже не пробили всю толщу льда. А в позапрошлом году наши парни в 46 РАЭ пробурили 180 см и дошли до воды. Коля в той экспедиции участвовал и говорит, что тогда лед был другой, однородный. После завершения работ с глубокой скважиной, мы пробурили еще несколько мелких (до 30 см) скважин, чтобы заполнить баки поверхностным льдом. Во время отдыха от бурения я поднялся на прилегающую к озеру скалу и обнаружил там большое петрографическое разнообразие: жильные граниты рапакиви, разнообразные гнейсы, слюдяные сланцы, пегматиты, диориты, в общем большинство из того, что встречается среди кислых интрузивных пород. Как всегда, не удержался и набил карманы образцами разных камней.По окончании работ мы подтянули все баки со льдом, снегом и водой к месту, куда может подъехать ГТТ — рядом с бывшей водозаборной станцией. На станции я спросил Киселева, когда он выделит нам ГТТ, он сказал, что только завтра. Пока мы работали на озере, Киселев подыскал для Милы соответствующую экологическую нишу на станции. Её поставили на камбуз мыть посуду, чему она, как человек с тонким восприятием окружающего мира, была очень недовольна и на следующий день высказала это руководству на борту «Федорова». Покормили нас не плохо. Каждому было дадено по большому куску рыбы с помидорами из банки, горошком и макаронами. Не ресторан, конечно, но чувство голода было заглушено капитально. После обеда Денис с Николаем опять сыграли в бильярд причем оба мазали мастерски. Потом Киселев, проходя мимо нас, сказал, что у нас есть время до 18:30, и мы все дружно засобирались на прогулку — Мила, Саша из Росгидромета, Денис и я. Николай просил его исключить из этого мероприятия, он здесь уже не в первый раз.
Из нескольких возможных вариантов, выбрали подъем к православному кресту, возвышавшемуся над станцией. Преодолев сначала ледяной склон, а затем скалистую осыпь добрались до креста. Оказалось, крест был поставлен в 1996 г. официозом в честь российских полярников при поддержке компании Юкос, которая, вероятно, мечтает добраться до антарктической нефти и газа и загадить все вокруг так же, как они делают это в России. Освящен, крест православной церковью и лично Патриархом Алексием II. Сверху от креста открылся прекрасный вид на всю станцию и аэродром, расположенный с другой стороны от высотки с крестом. Молодежная станция оказалась очень большой, гораздо больше Новолазаревской. От полярников я узнал, что это была наша самая крупная станция. До сих пор мне осталось непонятным, почему руководство решило срезать именно станцию Молодежная. Может быть, из-за больших размеров ее сложнее и дороже обслуживать, чем другие станции?
Визуальное изучение с холма аэродрома вфявило на нем четыре брошенных и вмерзших в лед самолета: ЛИ-2 и ИЛ-14. Решили их обследовать. Ближе всех оказался ИЛ-14. Я помню этот самолёт по работе в Сибири — когда-то он был надежной трудовой лошадкой отдаленных регионов. С ЛИ-2, героем освоения северных регионов нашей необъятной родины в 50-х и 60-х гг. я успел повстречаться только в 1968 году на Камчатке. В последствии, он был вытеснен ИЛ-14, который в свою очередь уступил место АН’ам и ЯК’ам.
Вблизи самолет представлял собой унылое зрелище. Все что можно было снять, было снято, а внутри он был заполнен многолетним льдом с проталинами, что являло сюрреалистическую картину. Полазали по салону и пофотографировались, а Денис даже умудрился залезть в кабину пилота и сфотографироваться за штурвалом этого когда-то столь популярного лайнера. Теперь же этот самолет был больше похож на призрак, или атрибут одного из американских фантастических фильмов о неприглядном будущем, ожидающем землян после космических катаклизмов или термоядерной войны. Нам всем осталось непонятным, почему же эти самолеты, стоившие казне миллионы рублей, были здесь так бездарно брошены, ведь они же были на ходу и могли улететь сами. Примерно в половине шестого мы были в кают-компании, по дороге изучив горные породы холма, на котором стоит крест. Это были все те же разнообразные породы гранитного ряда, а также гнейсы с включениями отдельных кристаллов и небольших скоплений гранатов. Однако гранат содержащих пород здесь было значительно меньше, чем на Новолазаревской. В петрографическом отношении породы на Молодежке мне показались более разнообразными и интересными, чем в оазисе Ширмахера, хотя общий ландшафт последнего, значительно красивее, чем окружение станции Молодежная.
Вертолет прилетел в 18:30 и уже через десять минут мы были дома, т. е. на борту «Академика Федорова», который на ближайшие 3–4 месяца стал нашим домом. Как водится, тяпнули в каюте коньячку и обсудили с Сашей проделанную нами работу, наметив программу на завтра. Пока нас не было Инна вместе с биологами отобрала очередную порцию планктона для наших исследований. После пришло известие, что у Саши Плишкина оборвался черпак, причем произошло это после того как он поругался с Ольгой Воскобойниковой и сказал, что ничего ей не даст из этого черпака, а Ольга с Инной перед этим ходили к капитану выпрашивая у него разрешение на отбор проб донных осадков. При спуске за борт оборвалась оснастка на черпаке, которую несколько раз советовали заменить, т. к. она порядком проржавела. Плишкин в трансе, и я заходил к нему в каюту как-то его подбодрить, т. к. он, в принципе больше ни с кем из нашей группы не общается — живет затворником.