Дневник замужней женщины

«Еще один слет туристов. Поход, палатки, огромный костер, песни под гитару. Мы юные и счастливые. Медовый месяц. Ночь. Любимая песня из приемника в исполнении Адамо. Она такая нежная, искренняя! И вдруг мое сердце пронзила странная острая боль. Раньше я ничего подобного не чувствовала. «Буду ли я счастлива с Митей?» Адамо пел, а я плакала, словно прощалась с чем-то очень хорошим и важным. «Что это? Предчувствие? Почему так стонет мое сердце? Еще минуту назад я чувствовала себя счастливой. Почему именно на эту знакомую прекрасную песню мое сердце впервые отозвалось нестерпимой пронзительной болью, и я ощутила себя беззащитной? Разве можно что-то предчувствовать? Это страх неизвестности, как тогда в лесу… в детдомовском детстве? Поверить в предчувствие, значит поверить в заранее запрограммированную жизнь. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!»

Кира улыбнулась. Свои студенческие годы замелькало перед закрытыми глазами...

Вдруг почему-то в ее воспоминания вклинился случайно услышанный в автобусе разговор двух женщин.

– Твой муж щедрый, внимательный?

– Нет. Раньше денег не имели – была причина быть прижимистым, а теперь нет оправдания его жадности. Скряга. Даже продукты сам покупает.

– И никогда с шиком ничего не дарил? Если человек жаден ежедневно, то у него иногда возникает желание сделать широкий жест.

– И этого не случается, потому что такие жесты не бывают дешевыми.

– Тяжелый случай. Генетическая скупость – страшная вещь. Нищее детство? Но я же помню, как на восьмое марта он преподнес твоей соседке шикарные розы, да еще с какой помпой!

– А мне ветку перезревшей растрепанной мимозы. Перед чужими людьми ему всегда хочется показаться изысканным, обаятельным, чтобы все им восхищались. Создать о себе надолго хорошее мнение на стороне можно отдельным штришком, а для своей семьи надо каждый день стараться. «Много ей чести, обойдется», – считает он. Своя семья обязана принимать его таким, какой он есть на самом деле. Жадный человек жаден не только в деньгах. Он и душу не хочет тратить на близких. Я где-то читала о биохимической природе этого явления...»

Кира сердито встряхнула головой, отгоняя ненужную, чужую, «приблудную» информацию.

2

Кира снова перебирает в памяти отдельные, особенно запомнившиеся ей отрывки из Зоиного дневника. Они складываются в некоторую достаточно понятную картину ее трудной, во многом неудачной жизни.

Приехала к мужу в гости. Поразила убогость жилья, скученность людей на маленькой площади. Две малюсенькие проходные комнатушки в доме дореволюционной постройки – «апартаменты», видно, полученные его отцом сразу после войны. Квартира барачного типа, без каких бы то ни было удобств, без батарей отопления. «Рациональный аскетизм, без излишеств». Не похоже, что здесь обитает семья начальника крупного производства. Виду не подала, что шокирована. Успокоила себя: «Я тоже нищая, не пропадем. Сейчас многие так живут. Мне еще год учиться. К тому времени, когда я окончу университет, Митя квартиру получит. Так ему обещали, когда на работу брали».

Ехала к Мите. В вагоне нас было двое. Пожилой попутчик рассказывал, что он врач. Я с интересом его слушала. Вдруг он накрыл своей ладонью мою руку и спросил: «Вы чувствуете мои биотоки?» Я раздраженно отдернула руку и заявила, что ощущаю биотоки только своего любимого мужа. И добавила: «А мужчины чувствуют всех женщин подряд? Тогда это ужасно!»

Попутчик извинился и стал рассказывать, что он вместе с грузинским врачом изобрел для женщин новый метод предохранения – спирали, что эта идея пришла к нему, когда он увидел зонтик, вывернутый «наизнанку» сольным порывом ветра. Я слушала с недоверием. Тогда он объяснил, что едет на конференцию и принялся выкладывать на столик документы, подтверждающие его принадлежность к касте ученых. Я немного успокоилась.

И вдруг пассажир поставил портфель себе на колени и начал странно ерзать. Глаза его остекленели… Я в брезгливом ужасе бросилась в соседнее купе. А он жалобным голосом просил не уходить, иначе у него ничего не получится. Меня била дрожь, а попутчик извиняющемся тоном рассказывал, что еще будучи студентом мединститута, впервые увидев прекрасное женское тело, и не сдержал… И с тех пор, на любой операции, если у женщины там, внутри, все устроено красиво, он не может… А теперь, даже просто глядя на обворожительную женщину, он представляет… «Не бойтесь меня, я безвредный. Простите…» – слышала я из-за перегородки его смущенный голос.

Примчалась к Мите в растрепанных чувствах. Рассказала. Он посмеялся над моими страхами.

Задержалась на занятиях и поехала к мужу на вечернем рабочем поезде. И опять в вагоне нас было только двое: я и ветхий старичок. Вдруг по узкому проходу пробежала шумная компания подростков. Я не успела их рассмотреть, но что-то в них насторожило меня. Через несколько минут они снова промчались мимо нас. Но теперь они гнались за девочкой лет пятнадцати. Полудрема вмиг слетела с меня. Голова заработала короткими пулеметными мыслями-очередями. «Чем могу помочь? Ничем. Их больше дюжины. У них ножи. Проводников здесь не бывает». «Если этой девочке удастся сбежать, спрыгнуть с поезда, они за ней побегут или за меня возьмутся?» «Что мне делать?»

Накинула капюшон плаща на лицо. Прижалась к сонному старику. Может, за его старуху сойду. Дрожу так, что зубы стучат. Пытаюсь искать выход. Мозги от страха заледенели. Опять свора промчалась с диким гиканьем и криком. Понимаю, что в азарте меня не замечают. У них уже есть цель. Я не могу перейти в другой вагон, чтобы позвать кого-то на помощь. Бедную девочку гоняют туда-сюда, не выходя за пределы трех ближайших вагонов. Да и кто рискнет… Понимаю, изматывают, несчастную… Может, себя заводят, наслаждаясь охотой… Господи! Когда же ближайшая остановка? Рабочие спасли бы… Я слышу истошный крик, потом дикий вой… Я уже ничего не слышу…

Приписка. «Я больше никогда в жизни не ездила в ночных рабочих поездах даже с мужем. Паника в душе возникала, даже когда просто мимо них проходила».

Ура! Диплом в руках. Съездила в деревню. Окончательно переехала к мужу.

Сели завтракать. Разговоры только о болезнях. На столе хлеб и картошка в мизерных количествах. На блюдце несколько тоненьких кусочков моего любимого деревенского сала. Я его много привезла в подарок от моих родственников. И это на семь взрослых человек? Как говорят в нашей деревне: «Его мне на один зубок мало». Не больно-то подхарчишься за их общим столом. Какое же здоровье может быть при таком скудном питании? Ничего, завтра же переберемся в общежитие. У нас будет свой бюджет. Нет, сначала устроюсь на работу. Муж, насколько я поняла из его невнятного бормотания, так и не поднял на заводе вопрос о моем трудоустройстве и даже почву не прозондировал. Меня обязаны принять и все. Не сумел? Побоялся? Его не уважают, не ценят? Он что-то скрывает?

Пошла устраиваться на работу. В отделе кадров присутствовала при телефонном разговоре начальника с кем-то, находящимся на другом конце провода.

– Иван Ильич, молодой специалист прибыл.

Голос из трубки:

– Баба?

– Да.

– Спроси, есть ли дети, и в каком возрасте.

– Спросил, нет.

– Будут. Гони ее, – грубо посоветовал, как я узнала позже, начальник цеха, в котором работал мой муж.

Я стояла рядом. Разговор, как мне показалось, велся умышленно громко, и я четко слышала каждое слово обоих руководителей.

Потом человек, ответственный за кадры, повернулся ко мне и сказал:

– Пойдете в цех слесарем, работа посменная: две дневных и три ночных.

Я понимала, что бесполезно возражать, но не утерпела, высказалась:

– Я паяльник четыре года в руках держала, когда в НИИ работала, и уже имею право на инженерную должность.

– Нет вакансий. Или соглашайтесь, или пишите отказ – вот и весь сказ.

«Наперебой инженерские должности не предлагают. Рабочие специальности востребованы, – поняла я.