Дневник. 2009 год.
Шрифт:
9 июня, вторник. Довольно рано приехал в институт, заходил в Книжную лавку, потом встретился с А. М. Камчатновым – он написал рецензию на одну нашу выпускницу – оказалось, плагиат. Девочку я помню, ее мать работала у нас уборщицей, мать не была простой женщиной, а из научных работников, правдолюбец, дочку взяли скорее не за талант, а за материнскую настойчивость. Со временем я во всем разберусь, но, похоже, здесь есть еще какая-то скрытая причина.
Защита прошла достаточно удачно. Ефремова О. И., Каковиди А. С., Никитина М. В., Перминова А. В., Иващенко Е. В. – «успешно», Ерохина А. М. и Стручкова А. Э. получили – «с отличием». В «поэтическом отсеке» – защиты проходили в двух аудиториях, одну часть «прозу» вел я, а другую А. М. Турков и А. В. Василевский – все прошло без пиков, у всех «успешно». Правда, как всегда в таких случаях бывает,
До защиты успел еще написать письмо Марку.
«Дорогой Марк!
Мне часто бывает неловко отвечать на Ваши пространные письма короткой отпиской. Да и жанры у нас разные: для Вас ваша литературная жизнь пока в письмах; я же вынужден (да, уже говорю «вынужден»), выскребать из себя все, чтобы вести Дневник, да еще, хочешь-не хочешь, как говорят французы – положение обязывает– что-то еще и сочинять. Жизнь уходит, планов становится всё больше и больше, но времени на подведение итогов не остается.
Письмо Ваше замечательно, в первую очередь, по информации, связанной с нашей книгой. Мне очень приятно, что Вы в курсе всего того, что делаю я. Я со своей стороны ловлю даже обмолвки о Вашем и Сони здоровье и с грустью иногда вспоминаю то, что Вы начинали писать относительно нашей книги. Не могу сказать, что рад, что Вы попали почти в моё положение, я даже не рад своему предвосхищающему определению относительно стремления «стать под пулю». Собственно говоря, в это положение попадает каждый, кто вопреки своему клану, экономической группе, этнической общности, пытается встать над всем и начинает говорить о чувстве справедливости. Я недавно прочел список номинантов на «Болъшую книгу». Правда, в этом году сам я не выставлял книгу, потому что отчетливо понимаю – что бы я ни выставил, в «короткий список» мне не пройти никогда: и не потому, что кто-то прочтет и скажет «плохо», а потому, что скажет «дурно», еще не прочтя.
Вы очень интересно пишете относительно этого самого аятоллизма , относительно выдергивания фраз, относительно маркирования личности, относительно того, что люди, достаточно оторванные от сегодняшней литературы, начинают ее маркировать. Я обратил внимание, что Вы любите русскую литературу, но отчетливо понимаю, что Вы ушли из круга ее читателей на её родине, никогда не позволяете себе резких высказываний. Я тоже не позволял себе высказываться по поводу иногда даже очень средней литературы, потому что понимаю, что автор вкладывает в нее свою душу. В этом смысле совесть моя чиста.
Что касается Вашего письма, адресованного «дорогой Н.», то Вы очень достойно ей ответили. Я не знаю, что это за женщина, откуда у нее, опытного и знающего литератора, такой ригоризм! И это смешно – искать какое-то ущемление в том, как мы друг друга называем… Так уж сложилось. Я вот в «Дневниках» свою покойную жену почти никогда не называл Валентиной, а всегда писал «В. С.» А она меня всю жизнь называла не по имени, а кричала из спальни в кухню, зовя меня: «Есин!» Иногда людям ничего не объяснишь. Да, был я у Бакланова в редколлегии, но мы расстались, да и расстались не самым лучшим образом, потому что он «переметнулся», умный, талантливый писатель. А я не сдавал своих позиций, не отступал. Кстати, Вы тоже не принадлежите к разряду буквоедов. Одним из моих «долгов» перед Вами – это, в общем, еще не до конца написанная рецензия на Вашу книгу о евреях, которую Вы написали не как «ортодоксальный» еврей, а как честный человек, «над схваткой». В общем, так надоело обо всём этом писать и говорить, надоели факты, бросающиеся в глаза. Я эти факты не очень вставляю в «Дневники», но все-таки вставляю.
У нас на НТВ есть, как говорят, – «дурная передача» – «Максимум». Она постоянно ворошит шоу-бизнес, деньги и т. д. Но недавно она показала совершенно оглушительный материал. Как я написал выше, считается смотреть эту передачу – дурной тон, но я её смотрю. Так вот, некий наш бизнесмен, владелец самого большого в Москве, Черкизовского, рынка некто Исмаилов построил в Турции за полтора миллиарда долларов самый дорогой в мире отель. Директор и владелец этот был показан на презентации отеля по телевидению, где от американского шоу-бизнеса присутствовал Ричард Гир, а от нас, говорят, мэр Лужков. Не утверждаю, но говорят. И, видимо, это вызвало резкую реакцию в верхах, только так оцениваю появление расширенного сюжета в передаче «Максимум». Правда, была еще обмолвка Путина, что на одном из рынков в Москве лежит что-то на два миллиарда. В передаче показали съёмку домашнего видения. Никогда, владельцы и бизнесмены, не снимайте себя телевизионной камерой. Так вот, показали юбилей этого 50-летнего директора. С приветствием
выступали и американские звезды, и все наши: Максим Галкин, Филипп Киркоров, Иосиф Кобзон, господин Марк Захаров, сжегший в свое время на глазах всего Союза свой партбилет. Захаров сказал речь, где говорилось как одарён, «буквально богом поцелован» этот московский бизнесмен «из азербайджанских горных евреев». Последние слова в фразе были произнесены диктором. А еще на этом балу удачи присутствовал раввин, говоривший на «идиш», и его все понимали, потому что все были свои».Что же это за безобразие, почему принадлежность к одному племени отменяет совесть и порядочность!
Хорошо помню, что когда был ректором, один из флигелей Литинститута снимало «Русское золото», знаменитая в то время фирма, ворочающая огромными деньгами, но с весьма сомнительной репутацией. Я никогда не ходил на поклон к руководителю фирмы, и даже не был с ним знаком, сидевшему в тридцати шагах от моего кабинета, хотя мог бы, поступясь в чем-то, взять денег и на книжку, и на другие «мелкие писательские расходы». Никогда не позволяла себе такого Плисецкая, не позволял – кроме, конечно, принужденного заискивания перед Сталиным – и Пастернак. И мы не можем представить себе, чтобы, например, Ахматова пришла на бал воров… Вот так, дорогой Марк, хотел написать про одно, а вышло про другое.
Но зря Вы объясняли кому-то что-то о моей репутации. Да, я относился лояльно к Бакланову уже после нашего разрыва. Будучи одним из заводил международной премии «Пенне», я голосовал за присвоение её Бакланову. А после того, как знаменитый режиссер Валерий Фокин жестоко обманул меня с романом «Имитатор» , который я «вынул» из МХАТа и отдал ему, я, будучи председателем жюри Гатчинского фестиваля, присудил ему премию за фильм о Кафке…
Вот такие пироги, дорогой друг. Обнимаю и люблю.
Сейчас идет невероятное количество работ. Грузят ведь всегда на того осла, который везет. Когда-то, потихоньку, я стал заведующим кафедрой, но стал еще и сопредседателем Государственной комиссии, весной пришлось прочесть почти всю прозу наших заочников. А ведь каждая дипломная работа требует минимум 5 часов, и после ее прочтения ничего уже читать не хочется. Впрочем, сегодня прочитал первую главу «Тараса Бульбы». С. Н.
Дома сразу принялся читать дипломную работу Лукина. Это уже семинар М. П. Лобанова. Вдобавок ко всему, здесь я еще и оппонент.
10 июня, среда. Утро началось с торжественной дочитки Лукина и стрижки у моего постоянного мастера Володи. Стрижка уже начинает стоить 520 рублей, и, не изменяя традиции, я еще дал Володе в качестве «чаевых» сто рублей.
Основное достоинство прозы Дмитрия Викторовича Лукина - это его стиль, с которым теснейшим образом связан взгляд на действительность. Молодой мастер обладает редким умением подходить к любой вещи и явлению вплотную и потом называть все это своими именами. Явление предстает перед нами без конфетной обертки, без фантика. Это практически относится ко всем трем работам Лукина, составляющим диплом, несколько даже обнажено названного «История одного литератора». Стоит обратить внимание, что не «писателя», а «литератора». Судя по тому, что об этом всем пишет сам Лукин, он отчетливо понимает, чем в русском сознании одно отличается от другого.
Сочинение, давшее название всей работе, начинается так: «Александра Шарова влекли ее длинные ноги и участие в престижном конкурсе моделей, а Татьяну, наверное, прельщало, что он вроде такой молодой писатель, который напишет бестселлер, и она засверкает в главной героине». Это, кстати, очень не просто начать, как это постоянно делали классики, прямо с сути. Как, скажем, начинается «Пиковая дама» или «Анна Каренина». Не цитирую, ибо примеры хрестоматийно известны.
Следующая фраза в работе Лукина тоже не проходная. Роздыху Лукин читателю не дает. «Он был всего лишь студентом литвуза, а Татьяна уже давно была примой на яву, воплощением современной русской красавицы, это просто рвалось из ее зауженных глаз и манерности».
Слово «манерность» снижает весь уровень. Понятие «литвуз» здесь выгородка амбиции героя. Здесь у автора нет стремления сообщить, что появится еще одно сопливое сочинение о жизни и быте общежития на Добролюбова. Вдумчивый читатель также поймет, что и «русская красавица», понятие, дискредитированное печально знаменитым и конъюнктурным сочинением Виктора Ерофеева, здесь отнюдь не случайно. Таков стиль и взгляд. Но если попытаться рассказать, о чем это сочинение, то вне этого стиля, дающего все новые обертоны значениям, сделать это почти невозможно. Слишком легко было бы сказать, что это пародия на Минаева, хотя это тот же материал – так называемая молодая богема.