Дневники безработного
Шрифт:
— Вы и так помогали, — мягко ответил Джин. — Каждый раз, когда мы вместе ловили волны. Каждый вечер у костра. Каждый раз, когда вы заходили в наш дом и приносили с собой смех и истории. Это была лучшая помощь, какую я мог получить.
Хироши вспомнил, как две недели назад, во время шторма, крыша его бунгало начала протекать. Джин появился с инструментами и материалами прежде, чем Хироши успел кому-то позвонить.
— Дождь – это благословение для земли, но проклятие для деревянных крыш, — пошутил он тогда, забираясь по лестнице. — Давай покажу тебе, как это чинить, чтобы в следующий раз ты справился сам.
И они работали вместе под моросящим дождем,
— Джин, — Хироши подошел ближе к кровати, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, — я даже не успел как следует поблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал.
Джин покачал головой.
— Никаких благодарностей. Мы здесь друг для друга — вот как работает наше сообщество. Когда-нибудь ты сделаешь то же самое для кого-то другого, кто придет на этот берег в поисках нового начала. — Он помолчал и добавил: — Обещай мне одну вещь, Хироши.
— Всё, что угодно, — без колебаний ответил Хироши.
— Не позволяй этому месту потерять музыку. После... после меня кто-то должен приносить гитару к костру.
Хироши почувствовал, как слезы жгут глаза.
— Я не умею играть как ты.
— Никто не играет как кто-то другой, — мягко улыбнулся Джин. — Каждый находит свою мелодию. Обещай, что продолжишь музыку.
— Обещаю, — тихо сказал Хироши.
***
Следующие несколько дней Джин провел в больнице. Его состояние стабилизировалось, но врачи были осторожны в прогнозах. Вся община собралась вокруг него и Мичи, оказывая поддержку. Акико приносила домашнюю еду, зная, как Джин ненавидел больничную пищу. Такеши-сан часами сидел у его кровати, рассказывая старые истории о городке и его жителях, словно передавая эстафету памяти. Харука и Юки украсили его палату поделками и рисунками, чтобы создать более домашнюю атмосферу.
Кейта закрыл школу серфинга на неделю и практически переселился в больницу, возвращаясь домой только для сна. Мидори приносила свои акварели и рисовала прямо в палате — пейзажи побережья, чтобы Джин не чувствовал себя оторванным от любимого океана.
Хироши тоже приходил каждый день. Иногда они просто молча сидели рядом, иногда Джин рассказывал истории из своей жизни — о путешествиях по миру в поисках идеальной волны, о том, как встретил Мичи в маленьком прибрежном городке на Гавайях, о друзьях, которых обрел и потерял за долгие годы.
— Знаешь, что самое важное я понял в жизни? — сказал он однажды, глядя в окно на кусочек неба, видневшийся между зданиями. — Что всё это — одно большое путешествие. Не важно, как долго ты в пути, важно, с кем ты идешь и что видишь по дороге.
А потом, на пятнадцатый день после происшествия на воде, Джин тихо ушел во сне. Мичи была рядом, держала его за руку. Она потом рассказала, что перед тем, как заснуть в последний раз, он улыбнулся и прошептал: "Какая волна... Я вижу идеальную волну".
***
Похороны Джина прошли по местной традиции, о которой Хироши раньше не слышал. После обычной кремации и церемонии в храме, вещи Джина, были положены в специальную лодку, украшенную цветами — его любимая гитара, серфинг, браслеты, которые он носил на запястье.
Такеши-сан объяснил Хироши смысл этого ритуала.
— В старые времена рыбаки верили, что океан — это не просто вода, а живое существо, великий дух, который принимает обратно тех, кто провел жизнь в гармонии
с ним. Когда умирал уважаемый человек, связанный с морем, его вещи возвращали волнам — чтобы душа обрела целостность и покой там, где была счастлива при жизни. Ведь частички души, находятся в любимых вещах.— Понимаешь, Хироши, — продолжил старик, когда они сидели на деревянной скамье, глядя на приготовления к церемонии, — наши предки не отделяли себя от природы так, как это делает современный человек. Для них не существовало строгих границ между живым и неживым, между человеческим и нечеловеческим. Всё было взаимосвязано в великой сети бытия, которую мы называем 'иноти' — жизнь, существование во всех его проявлениях. — Старик указал на прибрежные скалы, о которые разбивались волны. — Видишь, как волны непрестанно бьются о камни? Так же и человеческая жизнь — постоянное взаимодействие с миром. Мы оставляем свой след во всём, к чему прикасаемся, и всё, к чему прикасаемся, оставляет след в нас. Джин понимал это как никто другой. Он чувствовал океан, слушал его, разговаривал с ним. И океан отвечал ему, даря лучшие волны для сёрфинга, лучшие закаты, лучшие моменты единения с природой.
На закате все собрались на пляже. Лодка Джина, усыпанная цветами, стояла у кромки воды. Мичи, одетая в белое — цвет траура в традиционной Японии, но также цвет морской пены — выглядела удивительно спокойной. Её глаза были сухими, но в них читалась глубокая, безграничная печаль.
Каждый из присутствующих положил в лодку что-то от себя — цветок, письмо, маленький подарок. Хироши положил нефритовую подвеску в форме волны, которую купил специально для этого случая.
Такеши-сан произнес древнюю молитву, прося океан принять своего сына обратно в объятия. Затем несколько мужчин, включая Кейту и Хироши, осторожно столкнули лодку в воду.
Вечерний прилив подхватил её, медленно унося от берега. Никто не плакал громко, не причитал — только стояли молча, провожая взглядом удаляющуюся лодку, которая в лучах заходящего солнца казалась объятой золотым светом.
Когда лодка превратилась в маленькую точку на горизонте, Мичи наконец заговорила:
— Джин любил это место больше всего на свете, — её голос был тихим, но удивительно твердым. — Он говорил, что здесь нашел свое сердце. И свою душу. Он не хотел бы, чтобы мы горевали слишком долго. Он хотел бы, чтобы мы продолжали жить полной жизнью, как он сам жил до последнего дня.
После этого друзья поднялись на гору с прахом Джина.
Хироши заметил, что по пути они проходили мимо маленьких святилищ, и Такеши-сан каждый раз останавливался, чтобы сделать короткий поклон.
— Это подношения духам горы, — объяснил он. — Мы просим разрешения подняться и провести священный ритуал.
Когда они достигли вершины, небо на востоке уже начинало светлеть. Они расположились на небольшой площадке, с которой открывался захватывающий вид на океан. Здесь стоял небольшой каменный алтарь, перед которым Мичи бережно поставила урну с прахом Джина.
Такеши-сан достал из своей сумки маленький свиток и небольшой деревянный барабан.
— В этот момент перехода, — начал он, ударяя в барабан в особом ритме, напоминавшем биение сердца, — мы обращаемся к пяти великим стихиям: земле, которая была опорой, воде, которая была жизнью, огню, который был страстью, воздуху, который был дыханием, и пустоте, которая есть начало и конец всего сущего.
Он развернул свиток и начал читать древнюю сутру. Звуки незнакомых Хироши слов словно вплетались в шум ветра и далёкий рокот океана.