Дневники безработного

Крыша бунгало начала протекать — обнаружил это сегодня утром, когда проснулся от звука капель, падающих в жестяную кружку, оставленную на столе. Попытался залатать, но руки дрожали. Вспомнил, как мы с Джином чинили её в сентябре, перед сезоном дождей. Он стоял на лестнице, уверенно прибивая новую черепицу, а я подавал инструменты, слушая его истории о тайфуне, который однажды чуть не снес половину крыши гостевого дома.

"Вещи ломаются, Хироши," — говорил он. "Всегда. Но если ты научишься их чинить, они прослужат дольше тебя самого."

Я тогда кивал, думая, что он говорит о крышах и досках для серфинга. Теперь понимаю, что речь шла о большем — о жизни, о взаимоотношениях, о том, что по-настоящему важно.

Звонила мама. Я рассказал ей о Джине, о его смерти, о том, как это перевернуло мое представление о жизни здесь. Она слушала внимательно, не перебивая.

"Я так рада, что ты встретил такого человека, милый," — сказала она мягко. "Иногда нам нужны не те, кто укажет правильный путь, а те, кто научит находить свой собственный."

Когда к телефону подошел отец, разговор стал натянутым. Я пытался объяснить, что понял, как ошибался, считая это место идеальным убежищем. Что реальность сложнее.

"Я же говорил, что это не рай," — только и буркнул он. "Посмотрим, как ты запоешь к пенсии без стабильного дохода и социального страхования."

Мне хотелось возразить, защитить свой выбор, но я просто попрощался. Странно, но его слова больше не задевают меня, как раньше. Может быть, потому что я больше не пытаюсь доказать ему, что прав. Может быть, потому что начинаю понимать, что в чем-то он действительно прав, хоть и по-своему.

Дождь не прекращается. Вода просачивается сквозь мою наспех залатанную крышу, образуя на полу маленькие лужицы. Я расставил по комнате ведра и тазы — они наполняются с неумолимой регулярностью. Джин сделал бы всё гораздо лучше. Без него даже такая простая задача кажется непосильной.

Кейта заходил сегодня, помог с самыми проблемными местами. Он держится молодцом, но я вижу, как ему тяжело. Школа серфинга временно закрыта — отчасти из-за погоды, отчасти из-за того, что ни у кого нет настроения заниматься обычными делами. Кейта говорит, что вернется к работе после Нового года, но в его голосе нет прежнего энтузиазма.

"Знаешь, я все думаю — сколько человек должно умереть, чтобы ты по-настоящему понял, что жизнь хрупкая?" — сказал он, закручивая последний шуруп в крышу. "Родители, бабушки-дедушки, друзья... Каждый раз думаешь, что теперь-то точно усвоил урок. И каждый раз следующая смерть застает тебя врасплох, словно ты никогда раньше не слышал о такой возможности."

Я промолчал. Что тут скажешь?

Мидори заходила вечером. Принесла домашнее печенье и горячий чай. Она старается держаться, улыбается, но я вижу, что ей тяжело. Она не рисовала с тех пор, как Джин умер — говорит, что краски кажутся блеклыми, а руки не слушаются. Я знаю, что это временно, что её талант никуда не денется, но беспокоюсь.

Мы сидели на веранде под навесом, слушали шум дождя, молчали. Потом она взяла мою деревянную статуэтку Манэки-нэко и долго рассматривала.

"Красивая работа," — сказала она. "Ручная резьба, скорее всего мастер из Хоккайдо, судя по стилю."

"Мама подарила."

"Она очень тебя любит."

"Знаю."

Мидори положила голову мне на плечо. "Джин говорил, что в жизни бывают сезоны. Сезон роста, сезон цветения, сезон увядания... Сейчас у нас сезон дождей, Хироши. Но он не вечен. Ничто не вечно."

Я снова пытался залатать крышу, на этот раз более основательно. Работа шла медленно — я все еще слышу советы Джина, его смех, когда я делал что-то неправильно. Но сегодня руки дрожали меньше.

Новые владельцы гостевого дома Джина и Мичи — молодая пара, Изаму и Рей, — приехали на разведку. Они ещё не переезжают окончательно, только осматривают имущество, планируют ремонт. Полны энтузиазма и планов. Изаму раньше работал в IT-компании в Токио, Рей была учительницей младших классов. Они продали квартиру в столице и вложили все сбережения в этот маленький бизнес.

"Мы устали от корпоративной гонки," — сказал Изаму, когда мы познакомились. "Хотим жить проще, но полнее."

Его слова отозвались во мне эхом моих собственных мыслей примерно полгода назад. Я увидел в этой паре себя — того испуганного, решительного, наивного Хироши, который сошел с поезда в незнакомом городке в поисках новой жизни.

Но сейчас я смотрю на них с легкой завистью. Они приехали сюда вместе, с общими мечтами и целями. Они не просто убегают от чего-то — они строят что-то вместе.

Может быть, в этом разница между побегом и выбором нового пути? В том, движешься ли ты от чего-то или к чему-то?

Глава 23. Финансовый вопрос

Хироши проверил свой банковский счёт и сделал быстрые расчёты. Если штормовой сезон продлится ещё месяц или больше, а школа сёрфинга не сможет работать в полную силу, его сбережений едва хватит на самое необходимое. А ведь были ещё другие проблемы — его старенький ноутбук начал барахлить, что создавало трудности для его блога, зимняя одежда была распродана в Токио, и нужно было решать, как пережить зимние месяцы, когда даже в этом южном раю становилось прохладно.

Хироши вздохнул и закрыл ноутбук. Он никогда не думал, что придётся столкнуться с финансовыми трудностями, когда принимал решение о новой жизни. В Токио у него всегда был стабильный доход, премии, корпоративные бонусы. Он мог позволить себе почти всё, что хотел — хорошую квартиру, модную одежду, рестораны по выходным. Но при этом у него никогда не было времени по-настоящему насладиться этими благами.

Теперь всё было наоборот — у него было время, свобода, но приходилось считать каждую йену. Он не жалел о своём выборе, но реальность заставляла задуматься.

В этот момент зазвонил телефон. Номер был незнакомым, с токийским кодом.

— Хироши Такаяма, — ответил он, с трудом перекрикивая шум дождя, барабанившего по крыше.

— Такаяма-сан, добрый вечер. Это Имаи Кендзи из "Сакура Технолоджи".

Хироши замер. Имаи-сан был новым директором маркетингового отдела, занявшим место Сато-сана, когда тот получил повышение до вице-президента компании.

— Имаи-сан, какая неожиданность, — ответил Хироши, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Чем обязан?