До следующих свайпов

Иногда я чувствовала себя эгоисткой, и хотела доставить ему удовольствие, но он говорил: « У меня все всегда заканчивается одинаково…». Иногда, когда я еще пытала его своими неопытными поцелуями и прикосновениями, он говорил: «Тебе нужно хорошего парня найти». Я отвечала, что мне не нужен другой парень, что я не готова, что я не хочу. Глаза говорили обратное: «Мне не нужен другой парень, мне нужен ты». Иногда он спрашивал: «Зачем я тебе нужен?». Это был риторический вопрос, после которого я обычно закрывала глаза и целовала его в губы. Я не могла сказать все, даже написать все не могла. Нельзя было, потому что я понимала, что это ненадолго, он и сам это не раз твердил. Мне нужно было держать сердце закрытым, мне нужно было верить в то, что я просто с ним «набираюсь опыта». Я пыталась обмануть саму себя, и я попутно врала ему.

В сексе он делал все старательно и ласково, иногда, когда мое тело не поддавалось и было максимально скованным, он действовал машинально и технично... Долгое время у него совсем не получалось подобрать ко мне ключ. Оргазм как должник по повестке судебного исполнителя приходить не торопился. Я была напряжена и не удивительно. В одну из таких встреч у него на кухне играла песня Katrin Mokko «Напряжены». Выходит, он чувствовал то же, что и я?

— Моя бывшая жена получала оргазм вместе со мной, — говорил он.

И я так волновалась, потому что я хотела быть лучше, я хотела бы, чтобы он её забыл, сбросил это злосчастное кольцо истеричного Саурона в огненную гиену — в Мордор, чтобы оно не влекло его больше никогда.

У меня не получалось расслабиться. Я спросила:

— А как ты понял, что у нее оргазм?

— Выделялось много водички… — ответил он, — и вообще самый лучший секс — спасибо после ссоры.

Тогда я поняла, что мои познания в сексуальной жизни совсем уж скудны. Я очень боялась того, что он больше не станет приглашать меня к себе, так как с «не монашками» в этом плане лучше и спокойнее. К тому же и ссориться с ним я никак не хотела.

Когда мы закончили, он профессионально достал полотенца из своего шкафчика, как бармен, работающий не первый год на этом поприще, протер свой инструмент и мой живот. А потом лег на кровать и мне показалось, что он дал сигнал прилечь мне рядом. Его рука была у меня под головой и мы смотрели клипы по телевизору. Я боялась пошевелиться, отдавить ему руку, сделать ему некомфортно, моя зажатость чувствовалась не только мной. На одном из клипов, наверное, Ноиза МС, про ссоры родителей, я не сдержалась и заплакала. Я старалась, чтобы он меня не увидел и не услышал, ведь это был единственный день, когда он приобнял меня, но и в этот день мне было страшно испортить момент.

Так, я замерла в некомфортной для себя позе, как страус, спрятавший голову в песок, почуявший опасность. Клипы закончились и пришло время для того, чтобы закрыть глаза и лежать с закрытыми глазами всю ночь. Опять я не могла уснуть, и он, по всей видимости, тоже.

Я решила поговорить с ним ночью и спросила: «Были ли у тебя в жизни ситуации, за которые тебе стыдно?»

Он ответил: «Да, еще в юности мы с парнями оставили девчонку в темной местности возле магазина. Она «сделала нам хорошо» и ее следовало отблагодарить. Но вместо этого мы выкинули её вещи из машины и уехали…».

Потом я спросила у него о том, когда и с кем у него был первый секс. Он ответил: «С соседской девчонкой, она была из неблагополучной семьи».

«А что случилось с этой девушкой потом?» — спросила я.

« Не знаю, ушла из дома», — безэмоционально ответил он.

« А в школе ты был влюблен в какую-нибудь девочку?», — спросила я.

«Да», — послышалось в ответ.

«А сейчас она тебе нравится?», — спросила я.

«Я недавно встретил её и понял, что не смог бы с ней быть».

Все наше общение выглядело как ночной допрос с моей стороны. Инициативу в общении он не проявлял, а холодно и кратко отвечал на поставленные вопросы, даже не пытаясь узнать что-либо подобное обо мне.

Мне стало грустно, нечего было и сказать. Я чувствовала себя той брошенной в темной местности девчонкой. Я знала, что рано или поздно со мной произойдет то же самое, оставалось только узнать «когда».

И, возможно, в будущем, когда мы встретимся, он поймет, что поступил правильно, ведь он «не смог бы быть со мной».

Под утро меня опять ждал заказ такси, попытка продемонстрировать своё тело в утреннем свете, холодность по отношению ко мне, прощание, суетливое утро и не приносящая удовольствия работа.

Я писала ему после, опять просила встречи. Мы встречались еще несколько раз, все было однотипно, меня встречали те же холод и пустота.

Когда я ожидала его в постели, он на кухне занимался своими делами, слушал музыку и быстро перекусывал. Обычно это было что-то замороженное, и потом в спешке разогретое. До комнаты, в которой я пыталась отвлечься от переживаний по поводу того, как выгляжу в его глазах, доносились слова песни: «Между нами химия…».

И едва ли я могла подумать, что эта песня про нас. Ведь когда мы занимались сексом, он вскидывал мои ноги к себе на плечи и говорил: «А сейчас поиграем в страсть». Мне было неприятно осознавать, что мы «играем», что это все часть одной большой лжи — моей и его. Моей, потому что я делала вид, что еду к нему только за очередной дозой окситоцина, но в то же время я бы все отдала, лишь бы он испытывал нежные чувства ко мне. Его — потому что он любил своего лохматого повелителя Мордора Саурона и был несчастлив со мной. Он все еще находил время для встречи с ней, чередовал нас. Так, чтобы обидеть ее, он отказывал ей и ехал за мной.

Мои же чувства ему были безразличны. Он мог договориться со мной о встрече, а потом написать о том, что «устал» и не приехать. В то время я тихо заливалась слезами у зеркала, накрашенная и одетая, я проглатывала это, лишь бы не устраивать истерики, лишь бы не быть такой, как другие «надокучливые» истеричные девушки. А если бы я сказала ему напрямую о том, что мне не нравится, он бы сказал, что между нами и так ничего нет, что я все додумала, что я ему не нужна и мы больше не встречались бы.

После каждого занятия мы все еще спали не рядом. Он ложился на краю постели и отворачивался от меня, а я отворачивалась от него, но тем не менее, я хотела быть к нему ближе и лежала спиной к спине.

В одну из наших совместных ночей он сказал: «Одеяло большое, ты не могла бы отодвинуться ближе к другому его концу?». Я не могла. Мне было холодно и неуютно, я хотела согреться.

В одну из ночей я даже уснула хорошо, но потом почувствовала, как он поднялся с кровати и ушел в туалет, а когда вернулся, не мог лечь спать, долго стоял над кроватью, пока я не открыла глаза. Тогда он намекнул, что я мешаю ему спать и попросил, чтобы я отодвинулась. Я сказала, что мне холодно. В комнате и правда было холодно, а большое воздухопроницаемое пространство между двумя людьми, лежащими отдаленно друг от друга под одним одеялом, создавало еще одну естественную вентиляцию, которая была совершенно некстати для моего оголенного тела. В ответ на мое оправдание я услышала тишину.