Доброй ночи, мистер Холмс!

– Так ты решила возобновить поиски?

– Решила, Нелл. В этом смысле затея Годфри удалась – в Париже меня вновь охватила бриллиантовая лихорадка. У меня даже имеется маленький сувенир в память об этом прекраснейшем из недугов.

С этими словами она извлекла из сумочки небольшой, обитый кожей футлярчик. Раскрыв его, она показала пальцем на оттиск «Tiffany&Co.», сделанный на бархате, покрывающем внутреннюю сторону крышки. На малиновой подушечке лежала усыпанная бриллиантами брошь в виде скрещенных ключей – скрипичного и обыкновенного. Драгоценные камни поблескивали, словно кристаллики льда.

– Боже, Ирен, мистер Тиффани подарил тебе еще одну брошь? За что? Неужели ты пообещала ему отыскать пояс?

Ирен загадочно улыбнулась:

– Эту вещицу подарил мне не Тиффани, хотя она действительно была приобретена в его ювелирном магазине на рю Ришелье.

– Не Тиффани? А кто же тогда?

– Нортон, – ответила подруга. – Ему очень понравилась задумка мастера. Годфри сказал, что брошь символизирует мою страсть к музыке и тягу к загадкам. Он вбил себе в голову, что брошь буквально создана для меня.

– Тебе купил ее Годфри Нортон? Но разве он может себе позволить дарить такие украшения?

– Вообще-то он, скорее всего, не может, – продолжая улыбаться, ответила Ирен. – Просто эта побрякушка стоит относительно недорого по сравнению с крупными бриллиантами, фотографии которых публиковались в «Лондон ньюс».

На мой взгляд, небрежный тон подруги несколько противоречил той осторожности, с которой Ирен убрала украшение обратно в коробочку.

– Положу ее в тайник, туда, где фотография, – решила она. – Эта брошь мне особенно дорога, поскольку мне ее подарили по доброй воле, не требуя ничего взамен.

– Кстати, о доброй воле… Я заметила, что вы после поездки обращаетесь друг к другу по имени и на «ты».

– Быстро же ты заметила! Не удивляюсь, что знаменитому мистеру Холмсу почти ничего не удалось у тебя выведать. Да, ты права, мы перешли на «ты». – Ирен снова загадочно улыбнулась. – Можешь сказать, что излишне дружеские отношения порождают фамильярность.

Накинув на себя великолепный платок из изумрудного бархата и сунув ноги в очаровательные расшитые бисером домашние туфли, Ирен спустилась обратно в гостиную. Годфри не терял времени даром. Внизу нас уже ждал обжигающе горячий шоколад и свежая выпечка, которую так обожала моя подруга. Должно быть, пока мы сплетничали наверху, Нортону пришлось разбудить миссис Ситон, чтобы попросить приготовить нам все это объеденье.

Мы втроем расположились у камина, в котором плясал огонь, разгоняя вечернюю прохладу. Повисло странное молчание. Прежде чем приступить к ужину, Ирен отнесла коробочку с брошью в тайник. После этого она села рядом со мной на диван справа от Годфри, который не сводил взгляда с ее лица. У меня создалось ощущение, что мы – актеры, занявшие отведенные нам места сообразно требованиям пьесы. Мы с довольным видом пили шоколад, храня молчание, которое нисколько нас не смущало. Ирен с Годфри наслаждались покоем после насыщенной поездки, а я радовалась, что они вернулись домой целыми и невредимыми.

Скорее всего, мы все думали об одном и том же, поскольку, когда Ирен неожиданно произнесла: «Я приняла решение», мы с Годфри тут же резко сели прямо.

Наш пыл и рвение позабавили Ирен.

– Что, ищейки взяли след? – улыбнулась подруга. – Значит так. Годфри, я совершенно с тобой согласна. Мы обязаны найти пояс, прежде чем его отыщет кто-нибудь еще. Когда ты встретишься с Шерлоком Холмсом, расскажи ему о своей семье лишь то, что сыщик может почерпнуть из других источников. Но мне… Мне ты должен рассказать все.

– Не понимаю… – начал он.

– Твои воспоминания являются ключом к разгадке. Без твоей помощи мы никогда не сможем понять, зачем твой отец запер в сундук всю эту дребедень. Я должна знать до мельчайших подробностей все, что ты помнишь о своем детстве и отце.

– Почти тридцать лет я делал все от себя зависящее, чтобы об этом забыть.

– Я знаю, – кивнула Ирен, – но поверь мне, если ты хорошенько переворошишь прошлое, тебе будет гораздо легче с ним примириться. Ты хочешь, чтобы я отыскала драгоценности; но для этого мне нужно понять, что за человек ими владел.

Некоторое время Годфри молча смотрел на огонь. Я видела, как в его глазах отражаются крошечные язычки пламени. Наконец он поднял взгляд на Ирен:

– С чего начнем?

– С сундука и его содержимого. Предметы в нем должны вызвать у тебя какие-нибудь ассоциации, пусть даже и очень неприятные.

Друзья встали и направились в небольшую залу, примыкавшую к прихожей. Я осталась, собираясь дочитать роман Джордж Элиот, начатый в их отсутствие. Я была уверена, что если о сундуке всплывет что-нибудь новое, они расскажут мне об этом первой. Увы, у меня никак не получалось сосредоточиться. Ирен с Годфри выглядели так необычно… В чем причина их странного поведения? Неужели дело в Шерлоке Холмсе и Бриллиантовом поясе – или же в чем-то другом? Ирен буквально сияет, а Годфри… даже не знаю, как это сказать… Годфри, похоже, счастлив.

В доме царила тишина, которую нарушали лишь редкие крики Казановы да тиканье часов. Я слышала голоса Ирен и Годфри. Друзья говорили то тихо, то громко, поэтому до меня доносились только обрывки фраз. Когда я глянула в дверной проем и увидела их, Ирен и Годфри напоминали детей, погруженных в салонную игру. Головы клонились друг к другу, а свет лампы озарял их бледные руки и лица гармонией невинности.

Что я себе напридумывала?! Ну точно старая дева. Отринув беспокоившие меня подозрения, я вернулась в гостиную к роману, преисполненная возвышенного чувства удовлетворенности, которое посещает гувернанток, когда они знают, что их юные подопечные в безопасности, заняты делом и не могут причинить себе вреда.

– Так значит, ты не поддерживаешь отношений с братьями? – донесся до меня недоверчивый голос Ирен. Поскольку меня тоже интересовал ответ на этот вопрос, я навострила уши.

– Они решили, что наша мать опозорилась, и встали на сторону отца. Я ведь старший из них, и своими глазами видел, как он жестоко с ней обращался. Мои братья запомнили только время, когда мы уже жили отдельно, и то, как люди за это осуждали мать. Потом, когда отец отсудил у матери все деньги и доходы, они предпочли перебраться к нему. Не то чтобы они нуждались в его обществе, нет, просто они хотели «признать его власть».

– И тем не менее, когда он состарился, о нем заботился именно ты.

– К тому моменту моих братьев уже и след простыл. Жизнь с отцом была не сахар, и они не стали задерживаться в его доме ни на минуту дольше необходимого. Я склонен полагать, что они оставили пределы Англии.

– В таком случае, быть может, именно это объясняет, почему Шерлок Холмс так долго не мог отыскать тебя. В Англии проживает немало Нортонов, но лишь один из них способен привести к Блэкджеку.

– С каким же удовольствием ты произносишь прозвище моего отца.