Дочь друга. Ненужные чувства
Шрифт:
— Я никогда не целовалась.
Она внезапно слишком откровенная. Толкается носом мне в шею, чувствую там ее дыхание.
— Катюш…
Пытаюсь ее отстранить. Что они ей, блядь, насыпали? Найти бы их всех и закатать, но опять-таки… мне не нужны проблемы. Нахер все. Я просто хирург, я выполняю свою работу. Защита наивных глупых девочек не в моей компетенции.
— Ты так пахнешь… можно я… попробую?
Я охереваю от того, как резко она переходит на “ты”, и как-то даже не успеваю уточнить, что именно она собирается пробовать, как Катя приподнимается на цыпочках и прижимается губами к моим. Правда пробует. Облизывает
Выдержка летит к хренам.
Я на нее набрасываюсь. Сминаю ее губы, проталкиваюсь в рот языком. Она охает, но впускает и отвечает. Несмело. Наверное, и правда не целовалась.
Я краду у нее первый поцелуй. Это осознание ударяет в голову и в пах. Там все уже болезненно ноет от желания.
Катя обвивает мою шею руками, приподнимается на цыпочках и льнет ко мне. Поднимаю ее, невесомую, на руки, она тут же обвивает ногами талию. Толкаю ее к столешнице, усаживаю сверху и устраиваюсь между ее ног.
Она тяжело и надсадно дышит, хнычет, когда пытаюсь отстраниться, и сама меня к себе приближает, хватая за кофту руками. Открывает охотно рот, когда целую, тоже вытаскивает язык.
Нетерпеливо ерзает. Зачем-то обнимает меня ногами, придвигается, трется промежностью о мой пах и охает, в шоке распахивая глаза. Я не железный. Знаю, что она девственница и что трогать нельзя. Вообще ничего нельзя из того, что мы делаем, но мы уже сорвались.
Катя в том состоянии, которое нужно удовлетворить. Я знаком с этим всем, когда-то баловался. Некоторые виды таблеток срывают крышу. Под их действием что угодно может произойти, так что всегда было проще трахаться. Выплескивать и трезветь с оргазмами. Это и приятно, и безопасно, себе точно не навредишь.
Катя тянет мою кофту вверх, добирается до оголенной кожи, проводит хрупкими пальчиками по торсу. Вряд ли понимает, чего хочет, если даже не целовалась. И я не должен быть тем, кто ей это покажет, но понимаю, что, если ничего не делать, она может себе навредить. Психоза мне тут только не хватало.
Снова подхватываю ее на руки и несу в спальню. В свою. За мной тяга к мазохизму никогда не отмечалась, но сейчас именно это и делаю. Издеваюсь над собой, позволяя себе ее раздеть.
Она очень податливая и горячая. Ни капли стыда, что определенно обусловлено действием того, что ей намешали.
Хочу ее такую трезвую. Чтобы вот так же охотно раздвигала ноги и показывала себя, чтобы выдыхала мое имя, когда к ней прикасаюсь. Она влажная, мокрая даже. С трудом сдерживаюсь, чтобы не толкнуться в нее пальцами. Торможу себя, знаю, что нельзя.
Размазываю влагу по клитору, она выгибается с громким стоном, нетерпеливо ерзает. Не сдержавшись, прикасаюсь и к себе через штаны. У меня давно не было секса, меня только это оправдает, хотя при наличии такого податливого тела в кровати любой бы не выдержал.
У меня мутнеет перед глазами от жажды разрядки. Я плюю на все. Снимаю штаны с трусами, швыряю их в сторону, ложусь на Катю сверху. Она притягивает меня к себе, целует.
— Я хочу быть твоей, — шепчет мне в губы. — Сделаешь меня женщиной?
Глава 16
— Я хочу быть твоей, — шепчет мне в губы. — Сделаешь меня женщиной?
Ерзает на постели.
Я не стану, конечно. Устраиваюсь между ее ног,
вожу членом между мокрых складочек. Бью головкой по клитору. До искр из глаз. Кате требуется несколько таких движений, чтобы мелко задрожать и с криком кончить, сжав руками простыню.Я прихожу к пику следующим. Кончаю в кулак, как, блядь, подросток. И убегаю в ванную умываться и приводить себя в порядок. Напоминать себе, что впереди вся ночь, и вряд ли Катя на этом остановится.
Вернувшись назад, застаю Катю, свернувшуюся клубочком на постели. Мне даже прикасаться к ней страшно, но я трогаю ее пульс. Повышен, но не критично. Скорее всего, совсем скоро эта дурь выветрится, и она отойдет. Ложусь рядом прямо в одежде, а ее укрываю одеялом, чтобы не замерзла.
Лежу без сна. Думаю, как докатился до жизни такой. Из хирурга в мастурбаторы молоденьким девочкам. Кому скажешь — засмеют. А если еще добавить, что и сам кончил, как пацан, только от того, какими горячими и откровенными были ее стоны, то заклеймят девственником.
Пока Катя спит, я ее рассматриваю.
Она расслабленная, умиротворенная, не такая, какой была пять минут назад, но от этого не менее красивая.
Такое притяжение у меня бывает редко. Обычно мне нужно куда больше времени, чем несколько дней, чтобы почувствовать искру, а тут — снесло сразу. Смыло, словно штормовым морем.
Я не знаю почему, в ней нет ничего особенного, внешне она не выглядит, как те девушки, которые мне обычно нравятся.
Слишком молоденькая и простая. Искренняя во всем, иногда даже чрезмерно. Хотя врать умеет, вон про отца как здорово залила мне в первый день. Я поверил, посочувствовал, сжалился, а Дима жив.
В который раз собираюсь его набрать, хоть и совсем не уверен, что он не сменил номер. Мог ведь. Новый достать не проблема, но я все медлю и чего-то жду.
Знать бы чего, учитывая сложившуюся ситуацию.
Улавливаю сбоку движение, поворачиваю голову и сталкиваюсь взглядом с Катей. Распахнув веки, она внимательно на меня смотрит, будто не понимает, что я делаю с ней в одной кровати. Но смотрит еще нетрезво, зрачки непривычно расширены, губы пересохли, потому что она облизывает их языком.
Придвигается ближе, ерзает на кровати. Смотрит прямо мне в лицо с интересом, а затем тянет руку. Проводит пальцами по щеке, трогает губы, будто исследует. Я молчу, с шумом втягиваю воздух и пытаюсь расслабиться, хотя рядом с Катей это невозможно с первого дня ее появления.
— Что ты делаешь?
Я пытаюсь ее отвлечь. В идеале — вернуть в реальность, потому что ощущение, что она где-то в другом мире. Сказочном. Где я, не знаю, главный герой, который просто обязан обратить на нее внимание.
— Ты красивый, — говорит вместо внятного ответа.
— Ты уже говорила.
— Да? А ты мне? Говорил, что я красивая?
— Не говорил.
— Почему? — хмурится.
— Я тебе показывал.
— Так? — спрашивает, приближаясь к моему лицу.
Оставляет легкий поцелуй на губах, отстраняется. И снова целует.
Я держусь до последнего. Даже тогда, когда она несмело гладит ладонью мою грудь и живот и рывком спускается вниз, к паху. Ее ладонь накрывает мой член, надавливает. Напоминаю себе, что она девственница, и такой диссонанс внутри. Как, откуда? Впрочем, двадцать первый век. Девственница — еще не значит, что она не знает, как это делается.