Дочь друга. Ненужные чувства

Я выставляю себе барьер. Запретную точку, за которую нельзя ни под каким предлогом. Не так давно этой точкой было даже прикосновение Кати, а теперь она бесстыдно трогает мой член. И ластится ко мне, как кошка. Целует в шею, в щеку. Везде, куда дотягивается.

Я не бревно, я умею женщинам доставлять удовольствие. Оргазм Кати не так давно — прямое тому подтверждение, но сейчас изо всех сил себя торможу. Разрядка помогла, но ненадолго. Член налился кровью, стоит колом и дергается каждый раз, когда Катя прикасается.

Какой барьер дальше? Не трахать? Кажется, только он и остался.

— Катюш…

Ловлю ее руку, поднимаю вверх, целую пальчики. Надо ее тормозить, потому что крышу сносит мне. Даже подумываю везти ее к Никитичне, так кроет.

— Я хочу, чтобы нам было хорошо. Снова. Мне понравилось.

Помнит, значит. Это не плохо, хорошо даже, значит, организм сильный или дряни ей насыпали немного. Но я бы предпочел, чтобы забыла. Она сейчас не понимает, не осознает в полной мере, что происходит. Она поймет завтра. И не забудет ничего уж точно.

— Не стоит.

Отодвигаюсь от нее, ловлю руку, которой она хочет ко мне прикоснуться.

— Почему? Не понравилось?

— Понравилось.

— Но тогда что?

— Вставать завтра утром, понимаешь? На смену мне и на стажировку тебе.

Ее взгляд расфокусирован, но она вникает. Кивает, словно все-все понимает, и чуть отстраняется. Отворачивается от меня, затем поворачивается снова.

— Обнимешь меня? Мне холодно, и одеяло не греет.

Обнимаю, прислоняюсь к ней, накрываю нас одеялом. Ее размеренное дыхание царапает нутро уже через пять минут, но пошевелиться я себе не позволяю, тоже отрубаюсь.

Просыпаюсь из-за движения. В комнате довольно светло, значит, уже позднее утро. Катя копошится рядом, ерзает, лежит, уткнувшись носом мне в грудь. То, что меня никто за это время не побеспокоил — удивляет, но я все же беру телефон, чтобы убедиться, что он не на беззвучном.

Пропущенных нет, смс-сообщений тоже. Выдыхаю, откладываю телефон, думаю, как освободиться от Кати, когда вижу ее взгляд, направленный на меня. И столько там раскаяния, стыда и стеснения, что я выбираю самую правильную в сложившейся ситуации стратегию — складываю морду кирпичом и делаю вид, что ничего такого не произошло.

— Доброе утро, — произношу бодрым голосом.

— Я опоздала? Сколько времени? Во второй раз меня точно… выгонят.

— Не выгонят, я все решил, — вру, на самом деле ничего еще не решив.

Орлову позвонить только планирую. Расскажу ему, какие мрази у него на стажировке, пусть подумает. Ну и Катю чтобы… даже пальцем не трогал.

— Правда? — мгновение смотрит на меня благодарно, но тут же следом отворачивается, краснея.

Я размыкаю объятия, встаю. Ночь прошла, утро прибило своей реальностью. Меня ею снесло еще вчера, а Кате сегодня с этим жить.

Сбегаю на кухню, делаю кофе. Жду, когда Катя выйдет, но она буквально выползает, понуро опустив голову.

— Катя, — зову ее.

Когда не откликается, подхожу и приподнимаю ее голову за подбородок.

— Как ты? Порядок?

— Мне так стыдно… — прикрывает веки. — Вы меня тут… приютили, а я…

— А что ты? — хмыкаю. — Мне понравилось.

Она заливается краской, и я ее отпускаю. По большому счету, потому что снова… ведет.

Глава 17

Катя

Я окончательно потеряла стыд. Иначе как еще объяснить все, что происходило прошлой ночью?

Для меня лучше, чтобы я ничего не помнила. Но я помню. Все до мельчайших деталей. Как трогал, как целовал и что я ему говорила. Господи.

Я приваливаюсь плечом к стене на кухне, пока Кирилл разговаривает по телефону на балконе. На улице не так тепло, а он вышел в одной футболке и стоит там уже долго. Подумываю отнести ему одежду, но в последний момент торможу себя.

Это идти к нему в комнату, лезть в шкаф, где все пропитано его запахом, и снова сталкиваться с ним взглядами. Я не могу. А потому остаюсь на месте, хотя хочется провалиться сквозь землю.

Хлопает дверь. Раздаются шаги. Я делаю вид, что безумно занята размешиванием сахара в чашке чая, хотя его там даже нет.

— Кать…

Трясутся руки. Поворачиваюсь.

— Мне уехать нужно. Ты в порядке? Чувствуешь себя как?

— Нормально. Как обычно. Ничего странного не чувствую.

— Отлично. Если что — звони. Номер у тебя есть.

— Кирилл, спасибо… вам. Если бы не вы, я даже не знаю…

— Мы вчера на “ты” перешли, забыла?

— Помню.

Даже слишком отчетливо помню. Лучше бы забыть — думаю в сердцах, но тут же забираю желание обратно, потому что… Помнить хочется все до мельчайших подробностей. Второго такого момента у меня в жизни не будет, я уверена.

— Со стажировкой… — Кирилл тормозит, хотя почти вышел из кухни. Разворачивается ко мне. — Можешь сегодня ехать, можешь завтра. Тебя Орлов ждет, он в курсе случившегося, так что не бойся, ты будешь у него до конца, не выгонит, но особо его терпение не испытывай.

— Я не собиралась. Вчера… случайно вышло, Кирилл, я ехать никуда не должна была, они настояли. И пить я не хотела, но мы играли, и это было условием.

— Не надо объясняться, Катя. Компания уебков тебе попалась, по ним выводы не делают. Я в твои годы и не такое творил, так что ничего страшного не случилось. Девки твоего возраста каждый день в клубах тусят, пока молодые — это нормально. Ненормально только то, что случилось.

— Я все равно больше никогда и ни с кем…

Он молчит, смотрит на меня хмуро и выходит из кухни. Я остаюсь там, пока не слышу хлопок входной двери. Напряжение, сковывающее меня все это время, постепенно проходит.

Я расслабленно сажусь на стул и думаю, что делать. На стажировку ехать не хочется вообще. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Видеть там тех, кто надо мной вчера смеялся, не хочу.

Я ведь помню их смех, помню, что говорили про меня, пока я лежала в отключке.

Но все же решаю ехать. Папа растил меня бойцом. Говорил, что нельзя прятать голову в песок и сдаваться. Как бы тяжело ни было, нужно подниматься и расправлять плечи, если нужно — восставать из пепла. Папа восставал, и не раз. Сначала после смерти мамы. Затем после увольнения с работы. Вроде бы и по собственному, но из-за ложных обвинений. Он никогда не сдавался, шел дальше, доказывал свое, и его взяли обратно. Не только восстановили в должности, но еще и оправдали, и повысили. Папа для меня пример, и я не могу его разочаровывать.