Дочь друга. Ненужные чувства

Роман Львович приезжает сегодня позже. Я успеваю проверить расписание, перезвонить клиенту, который просил перенести его на другую дату, и даже выпить кофе.

— Доброе утро, — говорю Орлову с улыбкой.

— Доброе, Кать. Кофе мне на стол и расписание на сегодня.

— Пять минут. Что-нибудь еще?

— Тебя…

— В смысле?

— Тебя возьму с собой сегодня кое-куда, ты не против? По работе, конечно.

— По работе — не против.

Отвечаю я без запинки, но что-то меня словно царапает изнутри. Как-то… непонятно. Я вроде бы и привыкла к его чувству юмора, но иногда проскальзывает непонимание.

— Этой ночью кое-что произошло, Кать…

— Что?

— Убийство. Мы на место поедем, фотографии посмотрим. Готова?

— Спрашиваете! Конечно! Ребята тоже поедут?

— Те, кого отобрали на индивидуалку, но они еще не знают, что мы вообще куда-то едем. Не проболтайся, хорошо?

— Хорошо.

— Жду кофе.

Я немного опаздываю и с кофе, и с расписанием, потому что дрожу от волнения и витаю в облаках. Первое настоящее дело. Возможность побывать на месте преступления. Орлов напишет статью, и я уверена, что там будет что-то гениальное, как и все у него. Разоблачение, интриги, скандалы. Мне не терпится. Наверное, это странно для девушки, хоть тут на стажировке я не одна девочка, но парней все же больше. Нас только пятеро. Двое, насколько я знаю, по стопам родителей пошли и не особо-то жаждут стажироваться в криминалистике.

А я этим горю. Но в семье следователя, где вместо картинок в детских книжках я видела фотографии окровавленных трупов, иначе и быть не могло. И нет, отец мне их не показывал. Я однажды нашла их сама. Мне было тринадцать. Помню, я сильно впечатлилась, испугалась за папу, но после этого стала слушать его с интересом. Наверное, именно тогда мне захотелось быть ближе к этому, но в полицию я бы не пошла, а журналистика меня по-своему притягивала.

На место я еду на нервах. Не могу успокоиться. Закусываю губу до тех пор, пока не чувствую вкус крови, заламываю руки. Остальные ребята расслаблены, шутят, но им Орлов не сказал, куда мы направляемся, только что это будет интересно.

Как только прибываем, видим полицию, ленточки, которыми огорожено, видимо, место преступления.

— Сюда нельзя, — нам преграждают дорогу.

— У меня пропуск.

Орлов что-то протягивает полицейскому, и нас пропускают. Правда, через минуту мне хочется вернуться за ленточку и сбежать отсюда как можно дальше, потому что убитыми оказываются те отморозки, что остановили меня у клуба. Жуткую татуировку под левым глазом у одного из них я, пожалуй, запомню на всю жизнь.

— Итак… — начинает Орлов, а меня жутко мутит, и впервые кажется, что я не там, где должна быть.

Глава 35

Кирилл

— Дядя Кил, — ко мне на всех парах летит Сонька — дочка моего брата Марка и его жены Василисы.

На лету подхватываю ее на руки, кружусь вокруг своей оси. Она меня ждала, обнимает крепко-крепко, а я ей втихаря сую маленькую шоколадку. В прошлый раз получил нагоняй от Марка за то, что таскаю сладкое, когда они пытаются его ограничить. Урок усвоил, ношу теперь упаковки в два раза меньше.

— Снова маленькая, — хмурится.

— С такими зайчиками делают только маленькие.

Вру, конечно. Если бы Сонька знала, где я покупаю эти шоколадки и какие громадные сладости там можно заказать, не вышла бы оттуда, пока бы мы не скупили всё.

— Снова шоколад, — укоризненно говорит вышедшая Васька.

— Опять, — подмигиваю ей. — У меня нет выхода теперь. Представь, что я однажды приду без шоколадки.

Маленькая Сонька в ужасе распахивает глаза.

— Спокойно. Шоколадки будут всегда, — говорю исключительно ей на ушко.

Она смеется, слезает с моих рук и уносится куда-то в дом. Видимо, показать новую игрушку, которую ей подарили родители. Уверен, что это так, потому что Марк с Васькой точно так же балуют Соньку, как и я.

— Как твои дела? — спрашивает Василиса, обнимая меня за плечи.

— Нормально.

— Выглядишь уставшим. Много работы?

— Меня отстранили.

Вася в шоке распахивает глаза. Смотрит на мое лицо, затем на туловище, руки, ищет следы увечий и находит их на костяшках.

— Господи… что? Что случилось?

— Не успел приехать, а уже довел мою жену до истерики, — это подходит уже брат.

Протягивает руку, здороваемся. Он тоже сразу замечает уже начавшую заживать сбитую на костяшках кожу. Хмурится, поднимает голову, долго смотрит на меня. Вижу, как сцепляет челюсти.

— Расскажешь?

— Ничего особенного. Заступился за девушку рядом с клубом.

— С клубом. За девушку, — начинает говорить тоном школьного учителя. — А про руки? Про руки ты думал?

— Не было времени думать, Марк. Они ее изнасиловать пытались.

Спокойствие сносит, как и не бывало. Стоит только вспомнить те две трусливые мрази. Снова руки в кулаки сжимаются, как представлю, что они могли с ней сделать. Вряд ли Орлов бы позволил, наверняка бы скосил за принца, спасшего принцессу, но меня выносит от одной мысли, что они ее запугивали, касались своими грязными лапами.

— Особенная девушка, что ли?

— Не особенная.

Теперь уж точно нет. Я, когда вернулся домой и не нашел ее вещей, пришел в ярость. Разбил тарелку, из-за чего поранил руку чуть выше запястья. Даже швы пришлось наложить в домашних условиях. А потом как-то отпустило. Не так чтобы насовсем, конечно. К сожалению. Хотелось бы избавиться от этого наваждения. Сбросить его с плеч и забыть. Не думать о том, что Катя за те несколько недель, что провела рядом, стала для меня чем-то большим, чем просто дочкой друга, с которой я пару раз переспал.

— С каких пор ты влезаешь в драки, защищая незнакомых баб у клуба?

— Марк… — Василиса кладет руку ему на плечо.

Тормозит дальнейшие его высказывания, успокаивает. Когда-то давно, когда мы еще с ней работали в больнице вместе, она очень сильно мне нравилась. Тогда казалось, что вот она — любовь. Я хотел, чтобы она бросила моего брата. Хотел, чтобы ушла от него и предпочла ему меня. Так было, пока я не понял, что мое отношение к ней не что иное, как влюбленность. Легкая, непродолжительная, проходящая.

А у них вот… не прошло. Столько лет уже вместе. Соньке сейчас три. Она смышленая маленькая девочка, веселая и чем-то очень сильно напоминает Василису и… ее сестру. Ту самую, которую я когда-то не смог спасти. Поначалу мне казалось, что привязанность к Соне — попытка как-то покаяться. Сделать что-то хорошее после чудовищного поступка, но постепенно Соня завоевала мою любовь своей. Она стала единственной и первой женщиной, к которой я так сильно привязался. И я очень благодарен за то, что Василиса простила мне сестру. Не сразу, конечно, со временем. Даже не знаю, что было бы, если б не простила.