Дочь друга. Ненужные чувства

— Как ты могла, Катя?

Разочарование в голосе отца больно ударяет в душу. Мои оправдания – глупые и жалкие. Я ничего не знала, меня подставили? Я ведь сама оставила блокнот с записями на рабочем месте. Не специально, но мы так быстро собирались, что я попросту его забыла. А Орлов подсуетился, не теряя времени.

Взяв свой телефон со стола, выхожу из кухни. Жду, что папа меня остановит, но он будто теряет к моей персоне всякий интерес. Наверное, пытается понять, где именно свернул в воспитании не туда, что я выросла такой своевольной и беспринципной, что легко могу подставить человека, который оказал мне поддержку.

Выйдя на балкон, ежусь от холода, ведь вышла я в том, в чем сидела на кухне. Дрожащими руками набираю номер, с которого было множество пропущенных, но на том конце провода тишина. Никто не отвечает, и я звоню еще раз.

Уже вечер, конец рабочего дня. Уверена, что Орлов, может, и не отдыхает, но трубку не брать может себе позволить.

Наконец мне отвечают. Первое, что слышу — оглушающую музыку на заднем фоне и едва различимое:

— Погоди, выйду в место потише.

Я бы начала все высказывать уже сейчас, но терпеливо жду, пока Орлов выйдет куда-то, где сможет все услышать, ведь как бы мне ни хотелось высказаться, больше хочется, чтобы он слушал. Все до мельчайших подробностей, хоть и не исключаю, что он может бросить трубку на середине разговора. В конце концов, кто я такая, чтобы меня слушать? Обычная стажерка. Это он — акула журналистики. Популярный, успешный. Такому, как он, все сходит с рук, и неважно, сколько людей он для этого подставил. Я теперь верю даже в то, что тех парней вполне мог нанять он. Это подло, исподтишка и так ему соответствует. Жаль, что я раньше этого не понимала.

— Слушаю, — наконец говорит он.

— Я хочу встретиться, — произношу в трубку.

Пока он выходил, судя по всему, из клуба, я передумала говорить по телефону. Хочется лично, чтобы знал, что я о нем думаю. Чтобы в случае чего можно было отвесить пощечину, даже если после этого придется сесть за мелкое хулиганство. Я очень хочу сделать хоть что-то, лишь бы убрать разъедающее все внутри чувство вины.

— Завтра? Или ты хочешь прямо сейчас?

— Сейчас.

— Видела статью, да? Я немного подправил, но вышла бомба. Ты читала статьи критиков? К моему агентству теперь новый интерес, Катя. И к тебе, между прочим. Ладно, я заговорился, подъезжай к “Мармарису”, обсудим все. У меня для тебя есть предложение по работе. Сможешь жить и ни в чем себе не отказывать.

— Хорошо. Я сейчас приеду.

Кладу трубку и захожу в квартиру, растирая продрогшие плечи. Папа по-прежнему сидит в кухне, так что я быстро собираюсь. Переодеваюсь, набрасываю куртку.

— Ты куда?

— Мне нужно.

— Ты никуда не пойдешь, Катя, я не отпускал!

— Я взрослая, папа, мне не десять лет, я вправе сама за себя принимать решения. Если ты меня не отпустишь — я ни за что не буду говорить то, что ты мне скажешь, на суде.

Несколько мгновений молчаливо буравим друг друга взглядами. Я стойко стою на своем, не желая отступать. Я должна поехать, потому что меня подставили. Потому что мой папа считает меня подлой, а Кирилл… когда он увидит, что он подумает обо мне? Наверняка еще хуже, чем сейчас думает самый близкий человек, но я ведь не плохая, я всего этого не хотела. Я жаждала справедливости. Той, на которую никто не обращал внимания. Казалось, и сам Кирилл смирился с таким положением вещей. Смирился с тем, что его считали виноватым, с тем, что о нем говорили, с тем, что его отец вышел сухим из воды. Ну, почти…

— Иди, — отец машет рукой и уходит, позволяя мне быть самостоятельной и набить личные шишки. Я уверена, что сделаю именно это. Не на сто процентов, но на девяносто пять — точно.

Выбежав из квартиры, заказываю такси и еду к “Мармарису”. Сначала долго и упорно звоню Орлову, но потом захожу внутрь, потому что он не берет трубку. Осматриваюсь, пытаясь найти его среди вип-столиков, когда как раз звонит мой телефон. Я отвечаю сразу. Мы договариваемся встретиться на улице, куда я тут же направляюсь, и через пару минут туда же приходит и Орлов.

Он сходу начинает говорить о перспективах, о том, что хочет взять меня на работу, и о том, что читал отзывы многих знающих людей, и все они пророчат мне великое будущее. Еще вчера я бы безумно этому обрадовалась, но уже сегодня, когда вскрылась истинная натура Орлова, мне грустно. Оттого, что не поверила отцу. Оттого, что не стала слушать Кирилла. Он ведь предупреждал, да и не только он. Казалось, что всё вокруг было против моей стажировки, на которую я так сильно рвалась. А теперь думаю, зачем это все? Ради чего? Чтобы теперь один хороший человек сидел за решеткой?

— Я не буду на вас работать, — чеканю, когда появляется возможность вставить хоть слово.

— Не будешь? Тебя уже куда-то переманили?

— Нет, не переманили. Вы говорили, что не будете публиковать ту статью, вы обещали и сделали это без моего ведома, тогда, когда статья еще не была дописала. Вы это сделали, и я вас об этом не просила.

— И что? — равнодушно хмыкает Орлов. — Променяешь шанс построить карьеру на мужчину, которого едва знаешь? Ты, Катя, можешь далеко пойти, но тебе нужно принять решение.

— Я его уже приняла. Вы не нужны мне. И я сделаю все, чтобы дать этой статье опровержение.

Высказавшись, спускаюсь по ступенькам и останавливаюсь на месте, когда до меня долетают слова:

— Без репутации тебе никто не поверит. А я могу ее испортить так же быстро, как и поднял. Ты — никто, Катя. Без меня — никто. Все, что у тебя есть, ты получила благодаря мне, и если ты не будешь сговорчивой, я это все у тебя отберу.

Глава 41

Кирилл

— Я не понимаю, чего тебе не хватает, — говорит брат после затяжной паузы.

Мы сидим в отведенной для встреч комнате. Мой официальный адвокат вышел от меня несколько часов назад, хотя и так понятно, кто будет заниматься линией защиты по моему делу. Хотя, судя по максимально недовольному лицу — непонятно. Кажется, Марку осточертело вытаскивать меня из тюрьмы, да и мне уже тоже. Хранение? Как бы не так. Меня тут держат, чтобы пришить убийство тех двух ребят.

На вопрос брата отвечаю молчанием. Я вообще ни при чем, блядь, кроме того, что вступился за девчонку. Я бы вообще мимо не прошел, будь там Катя или кто другой. Вопрос в том, что, будь это любая другая, Орлову бы вряд ли захотелось под меня копать.

— Может, оставить все, как есть? Прекратить рвать жопу из-за тебя и пустить все на самотек? — хмыкает. — Как думаешь, какой срок тебе дадут?

Признаться, я удивлен, что брат вообще дотянул аж до третьего обвинения. Предполагалось, что на первом же все кончится. Когда было второе, я тоже думал, что все. Баста. Ему надоест за меня вступаться, но тогда Марк молча пришел, узнал все, что ему было нужно, и меня отпустили довольно быстро.

В свое время отец настаивал на том, чтобы все его сыновья пошли по его стопам. Кроме меня, разумеется, я был не его сыном. Я был изгоем, ненужным и нелюбимым ребенком. Но я единственный, кто пошел в медицину. Марк выбрал право, Миша — собственный бизнес. Никто из них не интересовался медициной так, как я. Наверное, поэтому клиника в итоге досталась мне, а не старшим братьям. Или же не поэтому. Я до сих пор не имею ни малейшего понятия, почему детище отца досталось не бизнесмену Мише и не умному Марку, а мне. Даже не родному сыну отца.