Дочь друга. Ненужные чувства

Катя

— Вы не понимаете, от ваших показаний зависит судьба человека, — пытаюсь вразумить медсестру, которая когда-то работала с Кириллом, но она сторонится меня и убегает, не сказав ни слова.

Я стою под больницей в своем родном городе уже второй час. Врачи, медсестры и даже санитарки, оказывается, очень занятые люди. А уж когда они в курсе, что их тут поджидают, то совсем не спешат выходить. По крайней мере я видела только медсестру и доктора, но с тех пор — никого. Все попрятались, словно мыши в норках. А ведь я не из полиции, чтобы меня бояться как огня. Хотя, уверена, огня они так сильно не боятся, как правды, которую могут поведать.

Я топчусь еще некоторое время и затем все же решительно захожу в больницу. Остановить меня никто не может, но я вижу, как шарахаются люди. Господи, да что же им такого рассказала та врач, которую я перехватила утром? Я ведь просила просто разговора о том времени, когда судили Кирилла, но она так распахнула глаза, так на меня посмотрела, что я сразу же поняла — не скажет ни слова. Но что и другие даже не выйдут…

Об этом я как-то не подумала. И это то самое, что кажется мне очень подозрительным, но на этот раз за моей спиной папа. Он согласился, что все это выглядит максимально странно, а потому, если у меня не получится с ними поговорить, он организует служебную проверку. И уж тогда-то точно найдет и узнает все, что ему нужно.

— А вы… к кому?

— Мне бы к главврачу.

Решаю, что начинать нужно с акулы, а дальше переходить на рыбешек поменьше. Если расколется главврач, то и остальные не будут бояться говорить. Да и чего уже опасаться? Отец Кирилла за решеткой. Оттуда ничего им сделать не сможет. По крайней мере, надеюсь на это. Как и на то, что папа сможет организовать мне с ним встречу.

Пока что дела у Кирилла идут не очень. Его не спешат отпускать, но ни обвинительного, ни оправдательного приговора не выносят. Суд затягивается, но папа говорит, что на следующем заседании, скорее всего, уже все будет понятно, так что к нему мне нужно выпустить новую статью. Уже не под лейблом Орлова. Вряд ли он позволит мне выпустить хоть что-то под своим именем, так что я планирую сделать это самостоятельно и продвигать статью через соцсети, чтобы привлечь к ней как можно больше внимания.

— К главврачу, — хмыкает непонятно откуда взявшийся охранник. — К нему записываться нужно. За несколько недель.

— У меня нет столько времени.

— Ни у кого нет, — хладнокровно отрезает и решительно подталкивает меня к выходу.

Я хоть и сопротивляюсь, да против огромного амбала мне это мало помогает.

— Послушайте, мне надо. Очень. На пару минут.

— Нет его. И не будет. Приходите через несколько недель.

И все. Перед моим носом захлопывают дверь, и сдается мне, что если попытаюсь снова войти, то меня выставят еще раз, а потом могут и в полицию позвонить, а папа мне четко сказал: не высовываться, что я, конечно же, пропустила мимо ушей.

Стою снова под дверью в надежде, что хоть кто-нибудь нужный мне выйдет, но по ту сторону словно все затаились. Выходят только пациенты, а врачей — ни одного. Из тех, у кого можно хоть что-то спросить.

Расстроенная, я даже не знаю, куда податься, но тут на крыльцо выходит молоденькая медсестричка.

— Если хочешь застать главврача, то поторопись. Он скоро уезжает. Его авто на парковке сзади. Белый мерседес. Он там один такой, не пропустишь. Там и поговорите.

Тихо сказав это, она уходит, а я стрелой лечу к мерседесу и пристраиваюсь так, чтобы сначала меня не было видно, ведь мало ли что главврачу при виде меня вздумается. Сбежит обратно в больницу, и ищи потом, из какого именно черного хода он вышел.

Скрестив пальцы, жду. Дожидаюсь момента, когда он выходит, подходит к автомобилю и, громко разговаривая по телефону, снимает блокировку, забираясь на переднее сиденье. Я тут же сажусь на заднее. Встречаемся взглядами в зеркале заднего вида.

— Перезвоню, — бросает холодно в трубку. — Вы кто?

— Вы знаете.

— Хотел бы не знать.

— Давайте поговорим?

— Вы не достали никого из персонала и пришли ко мне?

— Надеюсь воззвать к вашей совести.

Он тяжело вздыхает и заводит двигатель, блокируя дверцы автомобиля. Мне бы, по-хорошему, испугаться, ведь я наедине с довольно высоким и сильным мужчиной, непонятно, что он может сделать, но он — мой последний шанс. Если он ничего не скажет, то Кирилла могут и не выпустить, дела идут уж совсем плохо. И та моя статья играет не на руку. Подняли все старые дела, разбирают, пересматривают вердикты. Мне нужно добыть доказательства, что там он невиновен, тогда его могу признать невиновным и в этом убийстве, которого, я уверена, он не совершал. Не знаю, кто, но уж точно не Кирилл.

— И что ты хочешь узнать?

— Все. Все, что вы знаете. Я говорила с вашим анестезиологом, но сдается мне, она соврала.

— И что она рассказала?

Я молчу, думая, что именно могу рассказать, а еще стараюсь следить за дорогой, чтобы хоть немного видеть, куда именно меня везут.

— Так и будешь молчать?

От ответа спасает звонок его телефона. Мужчина чертыхается, недовольно морщится, но на звонок отвечает. По интонации понимаю, что говорит он явно с недовольной женой и тщетно пытается ее успокоить.

— Лара… перестань кричать, я сейчас приеду домой. Нет, не один. Да, с той бабой, что села ко мне в машину. Нет, она не моя любовница.

Я не могу сдержать улыбки, видя, как такой суровый и серьезный мужчина объясняется с женой.

— У вас второй брак? — осторожно спрашиваю, когда он кладет трубку, видимо, поняв, что ничего не сможет доказать.

— Не дай бог. Я вот уже двадцать лет женат на одной и той же женщине и, если уж быть честным, не собираюсь это менять.

— И все двадцать лет она вас ревнует?

Начинаю завидовать таким отношениям, их крепости и долголетию. Ревновать мужа до истерики даже спустя двадцать лет. Разве не ради этого выходят замуж?

— Ты тему-то не переводи. На вопрос мой не ответила.

— Какая разница, что рассказала анестезиолог, если я пришла к вам? Федор Ильич, только вы можете помочь, правда. Больше никто. Вы же всегда были человеком чести. Вас весь наш небольшой городок знает, к вам до сих пор выстраиваются толпами, потому что уверены в вашей компетенции…

Да-да, перед встречей я репетировала много и долго перед зеркалом, как задобрить человека, который вот уже тридцать лет сидит на посту главврача больницы и никуда с этого поста уходить не собирается. Уверена, он за годы работы слышал много лести, но еще раз в ней искупаться будет не лишним.

— И я уверена, что вам бы не хотелось запятнать эту репутацию.

— О чем это ты?

— О том… если вы мне все расскажете, я придумаю, как в статье обойти тот факт, что отец Кирилла заплатил вам за то, чтобы вы не подпускали его сына к серьезным делам и уж тем более операциям. Думаю, это можно подать под другим соусом, но вы должны мне рассказать, что произошло в больнице в день смерти Софии? Тогда ведь не только Кирилл был в клинике, верно?

— Не уверен, что смогу тебе помочь, меня в тот день не было даже в городе, и ты можешь легко это узнать.

— Но ведь были ваши сотрудники.

— Думаешь, я смогу заставить их говорить?

— Думаю, да. Представляете, что будет, если ваша жена узнает, что у вас есть молодая любовница?

— Что? — его лицо практически багровеет.

— Я не хочу этого делать, но сделаю, потому что прямо сейчас один очень хороший человек с каждым шагом становится ближе к тюрьме, и я… я очень хочу, чтобы этого не произошло. И вы… уверена, вы тоже хотите, чтобы восторжествовала справедливость. Разве Кирилл заслужил всего того, что выпало на его долю?