Дочь друга. Ненужные чувства

— Ладно… Я сделаю все, что в моих силах, но прямо сейчас мы едем ко мне домой, и ты объясняешь моей жене, почему забралась ко мне в машину.

— Как она узнала?

— У Лары везде есть глаза, но подозреваю, что кто-то из сотрудников следит. Или где-то на территории установлена лично ее камера. Или же у нее есть доступ к одной из тех, что там установлены. Понятия не имею откуда, но стоит мне сесть в машину не одному, как Лара звонит мне.

Я снова про себя улыбаюсь, надеясь, что спустя время у меня тоже будет человек, с которым я буду так же, как и Федор с Ларой. Ради таких отношений стоит вообще знакомиться и пытаться построить семью.

Ларисой оказалась довольно ухоженная блондинка лет пятидесяти. Она смотрит на меня исподлобья, но гордо при этом расправив плечи. Ждет пояснений, хотя я рассчитывала на теплейший прием в виде пары выдранных прядей волос. Но теперь, когда я вижу Ларису, понимаю, что она никогда бы не опустилась до такого.

Она по-аристократически красива, вполне под стать Федору. И хоть сначала женщина встречает меня холодно, уже спустя полчаса мы с ней чаевничаем в гостиной, и она обещает приложить руку к разоблачению. Уверена, что если ради кого-то главврач больницы и сделает то, что обещал, то ради своей жены, потому что вряд ли она уже поверит, что я его любовница. Особенно после того, как выведала у меня истинное отношение к Кириллу. Мне до сих пор не верится, что я с раскрасневшимися щеками рассказывала ей о том, какой Саенко на самом деле. А Федор Ильич, слушая это в стороне, лишь хмыкал, но ничего не говорил. Возможно, не разделял моего мнения, но отчего-то мне кажется, что он вспоминал своего хирурга. Того самого, чей талант пытался загубить собственный отец, а все окружающие, боясь власти, этому потакали.

Глава 43

Катя

Написать статью, используя рассказанное и умея складывать слова в предложения, несложно. Я справилась буквально за ночь. Утром и половину дня отсыпаюсь, плотно укутавшись одеялом. Просыпаюсь после часа от запахов, которые разнеслись по всему дому от бабушкиной стряпни.

Я не умею так готовить, хотя бабушка не теряла надежды меня научить. Все приговаривала, что хорошая хозяйка должна уметь позаботиться о доме, а я думала только о том, как бы стать хорошим журналистом. Хозяйство и дом меня никогда не волновали, хотя я все-таки научилась готовить. Не так вкусно, как бабуля, но мы с Кириллом от голода не померли.

— Проснулась, — с улыбкой констатирует бабушка, отвлекая меня от нахлынувших мыслей. — Я там блинчиков приготовила. Твоих любимых.

— Я сейчас, бабуля, пять минуток. Проверю кое-что и приду.

Тянусь за планшетом, чтобы посмотреть, что там в сети делается. Вчера я опубликовала свою первую статью, независимо от Орлова. Со своей страницы, на которую после первой статьи посыпались подписчики. Не знаю, где они меня нашли, ведь Орлов публиковал статью лишь с указанием имени, без ссылок на меня. И теперь до дрожи в руках мне страшно снимать блокировку, чтобы не разочаровываться.

Тогда в клубе, когда Орлов сказал, что я без него ничего не стою, я пропустила это мимо ушей. И, кажется, наговорила много всего о том, что это он без меня ничего не стоит. На деле же… Кажется, он поселил во мне неуверенность в себе. Иначе откуда этот панический страх, отдающий покалыванием в кончиках пальцев, стоит только подумать, что там, на моей странице, полная тишина?

Телефон все еще находится в режиме сна, так что я не получаю уведомлений. Чтобы их увидеть, нужно снять блокировку и свайпнуть вверх, но я и этого не делаю. Лишь когда бабушка закрывает дверь, решаюсь “оживить” экран. Не хочу, чтобы она видела мое расстроенное лицо.

Только вот расстраиваться незачем. Я понимаю это, когда вижу больше тысячи уведомлений. Если захочу, то и за весь день их все не прочитаю, поэтому смахиваю все за один раз и захожу в социальную сеть. Моя страница полна просмотров и уведомлений. Более того, подписчиков прибавилось. Пока я спала, пришло целых десять тысяч. И мое видео набрало сотни тысяч просмотров. Всего за одну ночь?

Я ошарашенно смотрю на экран, не в силах поверить. Неужели те громкие слова, брошенные Орлову, были правдой, и ко мне пришли не потому, что я опубликовала свою статью под его лейблом, а потому что я талантлива?

Просматриваю комментарии. Читаю слова поддержки, и внутри разливается тепло. Вспоминаю, что обещала бабушке выйти, и быстро набрасываю на плечи халат. Правда, не успеваю и шагу сделать в направлении двери, как телефон оживает звонком.

Папа.

Сердце пропускает удар.

Руки нервно потряхивает. Он точно читал, я уверена! И, наверное, злится, потому что требовал от меня тишины. Никаких статей, никаких разоблачений. Я должна была затаиться и молча ждать, когда меня позовут на допрос, но время стремительно летело, а меня никто не звал. Сколько можно сидеть? Вот-вот будет слушание по делу Кирилла. Как я могу не выпустить статью? Ведь она может оправдать его прошлые поступки, прошлые дела, в которых его обвиняли. Суд ведь будет по ним, по возобновленным делам, а не по убийству тех двух парней, хотя и по ним, наверное, тоже. Папа мало что мне рассказывает.

Ответив на звонок, закрываю веки, но все, что слышу в трубку — тяжелое дыхание.

— Приезжай, Катя, — со вздохом говорит отец. — Напишешь мне время и станцию, я тебя встречу.

— Меня вызывают на допрос?

— Нет, ты просто понадобишься здесь.

— Тебе?

— Просто приезжай.

И ни слова о статье! Отец кладет трубку, а я хмурюсь, не понимая, что ему могло понадобиться. Вспомнив в очередной раз, что меня ждет бабушка, выхожу на кухню, на ходу пытаясь придумать причину отъезда. В последнее время ее часто подводит здоровье, так что я не хочу давать ей очередной повод понервничать.

— Вот, — бабушка пододвигает ко мне блинчики, ставит рядом баночку варенья.

Я как раз собираюсь есть, когда в нос ударяет запах жареного лука. Видимо, вместе с завтраком бабушка решила приготовить и обед. К горлу тут же подкатывает тошнота, и я едва успеваю сбежать в туалет, склониться над унитазом. Когда рвотные позывы проходят, и я перестаю выплевывать свой желудок, поднимаюсь на ноги и умываюсь, глядя в зеркало глазами, полными слез.

Когда выхожу, тщательно при этом вытерев лицо, застаю бабушку перед дверью. Она стоит, уперев руки в бока, и смотрит на меня недовольно.

— Я чего-то не знаю?

— О чем ты?

— Я, Катерина, отпустила тебя в столицу под личную ответственность, а ты… ребенка привезла?

— Чего? — спрашиваю, выпучив глаза. — Какого такого ребенка?

— Обычного. Ты вон как погналась, почувствовав запах лука. И бледная, как поганка. Что было, признавайся. И кто? Мажор столичный? Знаем мы таких, плавали.

— Бабушка, — отмахиваюсь, — я перенервничала из-за папы. Он… снова меня зовет к себе. Вот и…

— К себе зовет? И зачем это?

Бабушка переключается, а я выдыхаю, понимая, что с темы беременности она съехала.

Я узнала о том, что ношу ребенка, неделю назад. Когда не пришли месячные и начались странные реакции на продукты по типу той, которая только что возникла на лук. Отрицая несколько дней, я все-таки купила тест и увидела на нем две полоски. От теста потом благополучно избавилась, конечно, только вот от эмбриона, что с каждым днем все больше рос и походил на ребенка, я уже избавиться не могла.

— Не знаю, позвонил только и сказал, что нужно приехать как можно скорее. Я не знаю, что стряслось, и поэтому разнервничалась. Непонятно ведь, в чем дело.