Дочь заклятого врага
Шрифт:
– Какого чёрта ты тут делаешь? Какая неимоверная наглость припереться в мой дом! Ещё шлюх мне тут не хватало!
Мезецкая не отвечает. Арина продолжает кричать, поливая её последними словами. Перегибает…
Зоя хватает туфли и босиком выскакивает на лестничную площадку, захлопывая за собой дверь.
Сестра оборачивается ко мне и набрасывается теперь на меня.
– --------------------------
[1] Бог Петбе – бог мести (отмщения) в древнеегипетской мифологии.
Глава 25
Зоя
Возле
– Вадик, какого чёрта ты притащил эту шмару в наш дом? Совсем из ума выжил? Если чешется одно место, то для этого в городе полно гостиниц! Да и как вообще у тебя на неё встал? Ты совсем беспринципный?
Филиппов что-то ей негромко рявкает, и сестра тут же снижает напор и громкость.
– Да кто угодно, только не она! – тянет как будто плаксиво.
Ответа Вадима снова не слышно. Но после этого наступает тишина.
Вылетаю из подъезда. У меня реально трясутся руки. Конечно, сама виновата. Разомлела, расслабилась, всю ночь раз за разом летала на бешеных облаках удовольствия.
Решила, что я ему и вправду нравлюсь? Поверила глупостям, которые он мне шептал? Дура… Трижды дура. Снова на те же грабли!
Вот тебе и сказка о Золушке. Бал был шикарный, а утром часы пробили – и нежный, страстный и горячий Филиппов превратился в ледяного высокомерного козла.
Зарекалась ведь…
– … я тебя не обижу.
Конечно, в его понимании он меня вовсе не обидел. Не избил и даже не оскорбил. Просто грубо выставил за дверь как надоевшую шлюху. Ещё и сестра его психованная…
Я переживу. Ничего страшного не произошло. Всего лишь мужчина, который казался мне симпатичным, порядочным и благородным, вытер о меня ноги. Это обидно, неприятно, но не смертельно.
Почему же тогда трясутся руки, а в глазах стоит вода?
Вызываю такси. Денег у меня в обрез, но ехать в таком состоянии в общественном транспорте я не могу. Мне необходимо как можно скорее добраться до своей кровати, чтобы зарыться носом в подушку и вдоволь порыдать. Обычно это помогает.
Такси довозит меня быстро. Водитель поначалу пытается шутить, но потом улавливает моё настроение и умолкает. И без его болтовни салон наполнен звуками с улицы, которые сейчас действуют на нервы.
Двор встречает тишиной. Визги малышни на детской площадке и окрики мамаш обычно начинаются чуть позже. Бабульки ещё не заняли свои посты на лавочках возле подъездов. Не оглядываясь по сторонам, выскакиваю из машины и тороплюсь в квартиру.
Наверное, мне нужен был сегодняшний опыт, чтобы окончательно распрощаться с иллюзиями и розовыми очками. Ещё одна набитая шишка. Я сложу её в копилку и буду помнить в новой жизни, которую построю себе с нуля сама.
Хозяйка снова за городом – никто не будет приставать с глупыми вопросами, увидев мои слёзы. Мне остро необходимо уединение, чтобы поплакаться, посетовать на жизнь и пожалеть себя.
Открываю дверь и слышу тихие голоса. Поначалу думаю, что хозяйка вернулась и принимает гостей. Эта мысль кажется странной, поэтому
направляюсь на звуки и обмираю. На диване в гостиной, куда я никогда не захожу, развалился мой отец. Мама сидит в кресле рядом ним. В другом кресле расположился мужчина. Он смутно мне знаком – видимо, один из папиных людей.Зачем они приехали и как сюда попали? Ни за что не поверю, что просто соскучились и решили проведать. Тем более, что лица родителей не отражают ни малейшей радости от встречи.
– И на эту конуру ты променяла нормальный дом? – с презрением говорит отец, пропуская приветствие. – Я давно говорил, что ты ненормальная.
– Здравствуйте, – стараюсь звучать как можно нейтральнее, но слёзы, которые всю дорогу копились в глазах, рвутся на волю, и голос подрагивает.
Папа поднимается с дивана и нависает надо мной. Он выше и крупнее. В нашем роду все высокие и ширококостные. Одна я пошла в мамину родню и при среднем для женщины росте выгляжу рядом с папой Дюймовочкой.
– Ты хоть понимаешь, как подставила меня? – ревёт отец, повышая голос. – Хотя куда там… Ты ж непроходимая дура! Как знал, что с тобой проблем не оберёшься. Тебе сказано было вернуться к мужу! Какого чёрта ты устроила?
– Папа, это моя жизнь! – выкрикиваю истерично. – И я вправе…
Договорить не успеваю. Словно в замедленной съёмке сознание фиксирует движение папиной руки. Я дёргаюсь, пытаясь уклониться от удара, но всё равно щёку обжигает боль. Теряю равновесие и лечу назад, больно ударяясь затылком о стену.
Как там говорят – небо в алмазах? Не знаю, как насчёт неба и тем более алмазов. Но в глазах темнеет и все ресурсы организма устремляются к месту удара, чтобы хоть немного подавить разливающуюся боль и головокружение.
– Витя! Я же тебя просила! – откуда-то издали доносится голос мамы.
– Заткнись! Её убить мало, – рявкает он в ответ.
Я лежу на полу тряпичной куклой. Не способна ни встать, ни даже сесть. Сильные руки подхватывают меня и куда-то волокут. От боли теряю ориентацию в пространстве.
– Подписывай! – командует отец, опуская меня на стул.
Я почти ничего не вижу. О том, чтобы прочитать текст на разложенных передо мной листах, и речи нет. Я едва удерживаю ручку и что-то коряво чёркаю там, куда мне тычут пальцем.
Сразу после этого отец отпускает меня, и тело, потеряв поддержку, валится на пол.
– Зоя… – прорывается в сознание мамин голос.
– Тебя долго ждать? Ещё сопли ей подотри… – раздражённо кричит отец.
Глупо ждать, что мама пойдёт ему наперекор. Так и происходит. Почти сразу хлопает дверь и наступает тишина.
До подушки добраться не получается. Слёзы капают на паркет и застывают крохотными прозрачными лужицами.
К сожалению, справиться без посторонней помощи не удаётся, приходится звонить Алёне. Она наверняка не в восторге, что я снова дёргаю её, но виду не показывает. А мне настолько нехорошо, что на рефлексию не хватает сил.
“Скорая” увозит меня в больницу. Сотрясение мозга не сильное, но меня оставляют для лечения на несколько дней. Телефон отбирают – он мне сейчас противопоказан. После выписки первым делом выбрасываю симку и покупаю другую.