Догоняя Птицу

– Жрать нечего. Все прошлогоднее. Абрикосы, черешня, персики - до них еще целая пропасть времени. До арбузов и винограда вообще месяца два. Копыта бы не откинуть...

Они только что побывали в магазине, где купили гречку, рис, два батона хлеба. Сигарет не купили: не хватило денег. Но думать про то, что деньги кончились, им не хотелось. Они, как обычно, надеялись, что как-нибудь все утрясется и деньги возьмутся из ниоткуда. Может, их принесет человек. Принесет и подарит. А может, они отыщутся сами. Будут лежать в траве или на асфальте свернутым зеленым рулончиком, или ветер пригонит им под ноги оброненную кем-то трешку. Так случалось не раз. Особенно у Рябины, которая давно уже вела бродячую жизнь.

– Видала? В магазине на липучках висели мухи, - поморщилась Муха.
– Первые мухи, кому они мешают? Одна, две... пять. Пять мух приклеилось. Вот уроды!

– Когда-нибудь я встану на путь джайнов, - важно добавила она.

– Это которые вшей разводят?

– Это которые никого не убивают. И мух в первую очередь.

Муха что-то тихо напевала, машинально щелкая зажигалкой. Огонек с готовностью выпрыгивал из-под ее пальца и тут же опадал, и так повторялось много раз, но Муха не замечала. Над их головами шевелились мягкие сосновые лапы, водянистое солнце сочилось сквозь хвойные иглы и освещало скамейку, длинные волосы Рябины, голые плечи Мухи. А когда луч падал на зажигалку, огонек становился невидимым.

– Сосны, - пробормотала Муха, с наслаждением вдыхая аромат хвои и испаряющейся влаги.
– Только ради них сюда и приехала.

– Ой ли?
– Рябина сузила глаза и посмотрела на подругу насмешливо, но не зло.

– Разумеется, - спокойно подтвердила Муха.
– Из-за сосен, из-за солнца. У нас на Волге природа ничего себе, но нету всего этого: южного, античного. Ради него и приехала. А вовсе не из-за того, о чем ты подумала.

Рябина и Муха сидели к морю спиной и смотрели на горы. Вдалеке виднелся голый, почти отвесный обрыв, поросший кое-где ежевикой и всюду испещренный трещинами, впадинами и протоками, которые издалека напоминали обнаженные нервы и кровеносные сосуды. Иногда вдалеке пролетала птица - крошечная темная точка, которая подчеркивала расстояние, отделявшее горы от поселка. Плато видно не было: отвесные стены упирались в асфальтово-серую тучу, которая заволакивала вершины. Неба над горами тоже не было видно. Небо сквозило над морем, над Симеизом, загороженное нежными облаками, похожими на мальтийское кружево, и пропадало чуть дальше - там, где поднимались склоны гор.

– Ужас, - пробормотала Муха, глядя на тучи, проглотившие вершины.

– И не говори, - согласилась Рябина.
– Подумать страшно, как там сейчас... Какого числа они ушли, не помнишь?

– Ровно две недели назад.

– И ничего не известно с тех пор, - вздохнула Рябина.
– Ушли - как провалились.

– Ого, смотри!
– Муха на секунду исчезла и появилась с недокуренной сигаретой. Кто-то сделал пару затяжек и бросил бычок под скамейку. Или уронил. На желтом фильтре отпечаталась лиловая губная помада.

– Позырь, нет ли еще, - попросила Рябина.
– Бычки любят компанию.

– Уже посмотрела, - ответила Муха, разминая пальцами сигарету.
– Ничего нет.

Она щелкнула зажигалкой и, страдальчески выгнув брови, раскурила, а потом протянула Рябине.

Та глубоко затянулась, блаженно прикрыв веки, и с наслаждением выпустила из ноздрей струйки дыма.

– Кайф... А ведь еще недавно были деньги, - сказала она, обращаясь к сигарете.
– Веришь? Всю зиму копила на этот чертов Крым. И все отняли.

– У всех отняли, - Муха пожала плечами.

– Да у тебя и не было ничего, - презрительно фыркнула Рябина.

– Все равно обидно. Ценного не было, но что-то же ведь было. И за одну ночь ничего не стало.

Вскоре от бычка остался один фильтр, перепачканный помадой.

– Точно тебе говорю: с ними то-то случилось, - сказала Муха.
– Что можно делать в горах две недели подряд в такую погоду? Ты была там когда-нибудь?

Рябина помотала головой.

– И я не была. Но если здесь, на берегу такой собачий холод, то там я даже не знаю что! У них на пятерых была одна палатка. И харчи на пару дней. А они еще потащили с собой этого, как его... Брючата сальные, беретка ВДВ... А ведь сразу было понятно, что человек - говно...

– Надо было пойти с ними, - вздохнула Муха.

– Мало тебе досталось? Мы даже не знаем, живы ли они. Сгинули, как отряд Дятлова. У них половина вещей осталась в лагере. И все сгорело в ту ночь. Но они в любом случае должны были вернуться, чтобы забрать вещи.

– И не только за этим, - робко добавила Муха.
– Слушай, а может, плюнуть на все - и за ними? Поднимемся в горы, поищем какие-нибудь следы, расспросим местных. Терять-то нам нечего.

– Ну конечно. За ними, - проворчала Рябина.
– Скажи лучше - за ним. И терять нам есть чего.

– Чего же?

– Например, жизнь.

Они помолчали, внимательно осматривая асфальт на предмет еще одной недокуренной сигареты.

– Я сделала на Эльфа приворот, - прошептала Муха.

– Ну и зря, - Рябина пожала плечами.
– Честное слово, зря. Видела я привернутых. Ничего хорошего.

– Почему?

– Зомби есть зомби. Ходят за хозяином, заглядывают в глаза, будто умоляют о чем-то. Не понимают, что с ними творится, и ждут от тебя помощи или ответа. Это не любовь, пойми.

Муха снова посмотрела вдаль, о чем-то вспоминая.

Внезапно ее глаза налились слезами.

– Это было царство мечты, - захныкала Муха.
– Я понимаю: оно не могло существовать долго. Жизнь - вредная и жадная маньячка, она скупо отмеряет счастливые мгновения.

– Царство мечты? Ты что, правда так думаешь?
– удивилась Рябина.

– Да, а что?

– А то, что половина народа одуревала от безделья, а остальным просто некуда было податься. Какое там царство! Так, перекур - чужими, причем, сигаретами. Все это надо было заканчивать давным-давно. Добровольно уйти оттуда, сохранив хорошие воспоминания. Куда там! Жадна не жизнь, жаден человек, - с горечью добавила Рябина, что-то вспомнив.
– Вечно ему еще и еще подавай. Знаешь, в прошлом году дринч-команда докатилась до того, что ежиков убивали и ели... Сама я не видела, но люди рассказывали... Ведь это ж надо - воровать у местных! Притаскивать краденое в лагерь и там складывать. Ведь это же хватило ума! Удивляюсь, как их всех не поубивали - кистенями и вилами.

– Куркули, дикари, - забормотала Муха.
– Варвары!

– Это деревенские-то - варвары? Им не пришлось бы пускать в ход кулаки, если бы мы вели себя чуть более осмотрительно! Я лично все время ждала беды.

– Почему же ты не ушла?

– Так я как раз собиралась. Но очень трудно уйти, когда прирастаешь к месту.

– Знаю: ты тоже влюбилась, - мечтательно сказала Муха.
– Признайся, что влюбилась!

– Иди ты к черту.

К черту Муха не пошла, вместо этого замурлыкала новую песенку, поигрывая зажигалкой.

Они снова уставились на горы. Рябина смотрела рассеянно, размышляя о чем-то своем, и ее синие зрачки равнодушно отражали тучи, поглотившие вершины.

Но цыганские глаза Мухи словно втягивали их в себя, всасывали зло и жадно. С отчаянием, почти с ненавистью. Слезы высохли, и ресницы торчали злыми колючками.

На соседнюю скамейку уселась компания парней с сигаретами и пивом в жестяных банках. Они о чем-то совещались вполголоса, искоса посматривая на Рябину и Муху. Весь поселок знал, что две недели назад на берегу разгромили лагерь неформалов, одного убили, остальных разогнали по всему побережью до самой Ялты. А внешний вид Рябины и Мухи мигом их выдавал.