Доктор Проктор и его машина времени

Словом, прогноз на будущее весьма мрачный.

Лисе закрыла глаза.

Нож добрался до цели, и свист прекратился вместе с громким «дзынь!».

Лисе умерла. Конечно умерла, если у нее отрубили голову, а кроме того, воцарилась тишина. Немного странно, что нож, достигший цели, издал звук «дзынь!», а не «хлюп!», как обычно, ну и что? Подумав так, она удивилась, как это она без головы вообще услыхала какой-то звук. Да еще и раздумывает об этом. Лисе помедлила и открыла глаза. Она ожидала увидеть корзину изнутри или свое собственное обезглавленное тело над собой. Вместо этого ее взору предстало множество людей, которые молча, широко раскрыв рот, смотрели на нее и на профессора и не верили своим глазам.

И тут она услышал хорошо знакомый ей голос:

— Дорогие граждане Парижа! Пришел час свободы! Подобно тому, как моя сабля спасла этих двух невинных детей революции, она освободит вас сегодня, да, именно вас, от тирании, эксплуатации, коррупции и других безобразий!

Лисе повернула голову. Прямо над своей головой и над головой профессора она увидела саблю, воткнутую в гильотину. Очевидно, в последнюю наносекунду сабля помешала ножу упасть и оставить их обоих без голов. Или без тел. Это как посмотреть.

Рядом раздался голос профессора:

— Мы живы?

— Да, — прошептала Лисе.

Она скользнула взглядом вдоль сабли вплоть до руки, которая держала саблю, а затем до парнишки в синем мундире. Он обращался к народу, энергично размахивая свободной рукой:

— Я обещаю вам снизить все налоги и отчисления на табак, бензин, игрушки и турпоездки на юг!

— Булле! — сквозь зубы сказала Лисе. — Что ты несешь?

Булле остановился и прошептал в ответ:

— Тсс! Я знаю, что делаю. Я только что уговорил семьдесят тысяч человек бросить оружие и отправиться домой. Ты слушай…

Булле откашлялся и продолжил громким голосом:

— Я отменю зубную боль, уроки физкультуры и липкий снег на лыжне. Отменю смертную казнь. Особенно для чокнутых профессоров и вздорных девчонок. Если вы со мной согласны, то каждый получит на Рождество в подарок игровую приставку!

Он понизил голос и прошептал:

— Видите? Они кивают. Они со мной согласны.

— Боюсь, не во всем, — сказал доктор Проктор.

И он, пожалуй, был прав, потому что толпа зашумела. Некоторые грозили в сторону эшафота кулаками.

— Мы хотим смотреть, как отрубают головы! — крикнул кто-то из толпы.

— Отрубить голову этому коротышке! — крикнул кто-то другой.

Стоявший сзади на эшафоте Кровавый Колодец уже пришел в себя после того, как слегка опешил, когда какой-то дурачок примчался по головам, сунул саблю в гильотину и остановил нож. И что еще хуже, он затупил лезвие ножа, теперь придется точить его заново! Но недоросток был явно не в себе, поэтому Кровавый Колодец и два стражника приближались к нему очень осторожно.

— Дорогие соотечественники, — добродушно заулыбался Булле. — Вы меня слышите? Я отменю дождливую погоду по воскресеньям!

Кусок хлеба с сыром бри прилетел из толпы и чуть не попал в Булле. Он увернулся и благодаря этому увидел двух стражников, которые держали в руках мечи.

— Повышение зарплаты для всех! — крикнул Булле уже не так уверенно. — И в особенности палачам и усатым стражникам. Что скажете?

Но никто ничего не сказал. Кровавый Колодец и стражники приближались к нему, публика напирала, а разговоры в толпе становились все громче.

— Вот черт, ничего не понимаю, — пробормотал Булле. — Под Ватерлоо у меня этот номер прошел!

— Придумай что-нибудь другое, — сказал доктор Проктор. — И поскорее. Сейчас нас разорвут на куски.

— Но что? — прошептал Булле — Я уже пообещал им все! Что любят эти люди?

— Мне кажется, — сказала Лисе, — они любят… музыку.

— Музыку? — неуверенно спросил Булле.

— Отрубить коротышке голову дважды! — крикнул кто-то, и несколько человек подхватили:

— Да!

Взгляд Булле заметался. Он понял, что скоро его песенка будет спета. Скоро, но не сейчас. Он же находчивый парень и может все. Он может быстро бегать, может летать — он сам проверял, — может играть на трубе, так что даже птицы плачут от счастья…

На трубе!

Его взгляд упал на инструмент, который Лисе все еще держала в руках. Булле бросил саблю, ускользнул от рук стражников и схватил трубу. Поднес ее к губам и заиграл.

Два первых звука взлетели к синему небу, и тут же перестали петь жаворонки и птицы-зарянки, жужжать пчелы и жирные мухи. Когда прозвучал третий и четвертый звук, затихло и человеческое море на площади. Потому что в отличие от песни «Да, мы любим этот край» эту песню знали все.

— Чё такое? — сказала грузная женщина, у которой на каждой руке было по ребенку.

— А вить это… — сказал крестьянин и вилами поправил прическу под теплой шапкой с красными полосами.

Булле больше ничего не успел сыграть, потому что его подхватили под руки два стражника.

— Засуньте его в гильотину! — крикнул Кровавый Колодец. — Он помешал нам обезглавить двоих, и за это его самого надо обезглавить три раза! Согласны, мужики? Скажите мне «Р»!

— Нет! — крикнул кто-то из толпы.

Голос был тонким и слабым, и Кровавый Колодец легко мог бы перекричать его. Но палач так опешил, что не стал кричать. Никогда раньше на площади Революции в его бытность палачом никто не возражал, не протестовал и не поднимал голоса против того, что было решено. Потому что все знали, что это равнозначно просьбе отрубить голову тебе самому.

— Пусть поиглает на тлубе! — крикнул голос. — Мы хотим слушать музыку! Такую, как была ланьше по восклесеньям.

На площади Революции наступила гробовая тишина. Кровавый Колодец уставился на собравшихся, его лицо перекосила гримаса, но никто этого не увидел из-за капюшона.

— Кто это? — прорычал он.

— Это я, — ответил голос. — Малсель.

— Малсель? — повторил Кровавый Колодец. — Малсель, ты у меня сейчас получишь…

— А я согласна с Марселем! — прозвучал другой голос. Он был хриплый и напоминал ветер в пустыне. — Мы хотим услышать песню до конца. Эту «Марсельезу»!

Кровавый Колодец онемел. Он посмотрел на странную черноволосую ведьму в черном пальто.

— Песню хочем послушать! — прозвучал голос вдали, потом раздался визг двух свиней.

— И мы хочем! — крикнул женский голос.

— И мы! Играй «Марсельезу», парень!

Кровавый Колодец повернулся к двум стражникам.

— И-эх! — сказал он.

Потом зло кивнул, и они выпустили Булле. Тот не заставил себя упрашивать, поднял трубу и начал играть. Уже в середине первого куплета люди стали подпевать. Сначала осторожно, потом все громче.