Долг. Мемуары министра войны

Полагаю, мы вступили в длительный период нестабильности и перемен в арабском мире. Прежде всего надо перестать притворяться, будто мы в состоянии предвидеть и предсказывать результаты этих перемен. На встрече в Белом доме в конце марта 2011 года посол США в Сирии Роберт Форд утверждал, что «Асад не Каддафи. Массовые злодеяния и репрессии вряд ли возможны. Сирийский режим, безусловно, агрессивен, но старается свести к минимуму применение силы». Совсем скоро выяснилось, что Форд ошибался.

Фундаментальные вопросы остаются без ответа. Неизбежно ли свободные выборы в арабских странах приводят к победам исламистов? Вернутся ли эти правительства со временем к авторитаризму? Способна ли армия повлиять на исход выборов, грозящих привести к власти исламистов (как произошло в Алжире и Египте)? Отсутствие демократических институтов, верховенства закона и гражданского общества практически во всех арабских государствах – и глобальные задачи, стоящие перед светскими реформаторами, – не дают особых оснований для оптимизма. Сумеют ли свободно избранные правительства принимать трудные решения, необходимые для экономического роста и облегчения мрачного существования большинства арабов? Если нет, не скатятся ли они в крайний национализм, не станут ли обвинять во всем Израиль и Соединенные Штаты, не используют ли насилие на религиозной почве как средство отвлечения народных масс от провалов в политике? Смогут ли государства, границы которых искусственно проложены иностранцами, а население которых хранит память о долгих исторических племенных, этнических и религиозных противостояниях – и прежде всего Ирак, Сирия и Ливия, – сохранить единство в отсутствие репрессий? Будут ли монархии и эмираты и далее сохранять «внутренний статус-кво», или выберут постепенные, но реальные реформы, или же дождутся в собственных странах насильственных выступлений, ставящих под угрозу стабильность и выживание? Думаю, для Соединенных Штатов единственный способ «поставить на верную лошадь», с учетом всех этих революций и их последствий, заключается в том, чтобы и далее провозглашать нашу веру в политические свободы и права человека, утверждать, что правительство существует, чтобы служить людям, а не наоборот, и делами доказывать преимущества регулируемой рыночной экономики. Кроме того, мы должны взаимодействовать с каждой страной индивидуально, учитывать конкретные обстоятельства и наши стратегические интересы.

Как я и сказал в 2007 году президенту Бушу и Конди Райс, начало двадцать первого века – особый период: кризисы больше не приходят и уходят – кризисы приходят и остаются.

Глава 14 Война до последнего дня

Я догадывался, конечно, что вряд ли проведу последние шесть месяцев на посту министра обороны в приятном безделье, но, возвращаясь после рождественских каникул в Вашингтон, округ Колумбия, я не мог себе даже представить, насколько трудными для меня окажутся эти полгода. Арабские революции, начавшиеся в январе, наша последующая военная операция в Ливии – уже этого было вполне достаточно, чтобы занять мое внимание. А еще «внутренние войны», текущие осложнения в Ираке и в Афганистане, очередная битва за бюджет, большие проблемы в отношениях с Китаем и Россией и на Ближнем Востоке, представление президенту кандидатуры нового председателя Объединенного комитета начальников штабов, дерзкий и опасный рейд на территорию Пакистана… Словом, не оставалось иного выхода, кроме как спуртовать до самого финиша.

Китай, Россия и Ближний Восток

Когда министр обороны Китая Лян в октябре 2010 года пригласил меня снова посетить в Китай, как я уже писал, он явно рассчитывал на мой приезд до официального визита Председателя КНР Ху Цзиньтао в США, намеченного на конец января. Сдержанное поведение Ляна на осеннем совещании азиатских министров обороны в Ханое и на наших двусторонних переговорах ясно отражало желание руководства Народно-освободительной армии Китая создать благоприятную атмосферу для визита Ху. Когда я прибыл в Пекин 9 января (спустя тридцать лет после первого посещения Китая), сразу бросилось в глаза, что китайцы, как говорится, из кожи вон лезут, чтобы произвести позитивное впечатление. Специально перекрытые дороги, скоростные магистрали, роскошные торжественные обеды – меня принимали как главу государства. Да, три года подряд китайцы всячески показывали, что недовольны нашими контактами с Тайванем и продажей ему оружия, но теперь устроили мне поистине королевский прием.

На каждой встрече я подчеркивал важность укрепления американо-китайских отношений в военной сфере, в том числе стратегического диалога по ядерному оружию, противоракетной обороне, средствам космического базирования и противодействию кибертерроризму. Случайные, если можно так выразиться, связи не идут на пользу никому. Поступательное развитие отношений, избавленное от влияния политических страстей, является, с другой стороны, основой взаимопонимания, помогает устранить недоразумения и избежать просчетов. Я предупредил, что ядерные и ракетные программы Северной Кореи достигли того предела, когда, по мнению нашего президента, они представляют «прямую угрозу США», и мы будем вынуждены отреагировать соответствующим образом, если эти программы не удастся остановить. Я добавил, что после тридцати лет терпеливого игнорирования провокаций со стороны Северной Кореи общественное мнение в Южной Корее резко изменилось – из-за потопления их военного корабля и артиллерийских обстрелов. Юг намерен в будущем решительно пресекать подобные провокации, что существенно увеличивает риск эскалации напряженности на Корейском полуострове. Китаю следует надавить на Северную Корею, чтобы урезонить ее воинственных лидеров. Я также дал понять, что, по нашему мнению, чрезмерно острая реакция Китая на появление американских самолетов и морских судов США в международном воздушном пространстве и в водах Южно-Китайского моря может привести к инциденту, который не нужен ни одной из стран. Мы действуем в пределах своих прав, и Китай должен с этим смириться. Разумеется, я формулировал свои тезисы в сугубо дипломатической форме, вежливо и завуалированно (я способен и на такое, когда ситуация требует), но китайцы прекрасно меня поняли.

Все мои собеседники поддерживали укрепление наших военных контактов в принципе, но высказывали сомнения в отношении стабильного официального военно-стратегического диалога на высшем уровне, утверждая, что уже существует несколько механизмов для таких дискуссий. Если учесть, что мои предложения затрагивали ряд щекотливых вопросов, смею думать, что лидеры НОАК попросту не хотели привлекать к этому диалогу китайских гражданских чиновников – представителей компартии и министерства иностранных дел. (Мне вспомнились переговоры по стратегическим вооружениям в начале 1970-х: советские генералы тогда заявили руководителю делегации США, что он должен перестать рассуждать о подробных характеристиках советских ракет и ядерного оружия, поскольку штатские члены делегации СССР не имеют допуска к этим совершенно секретным сведениям.) Китайцы, повторюсь, желали произвести позитивное впечатление, поэтому не отвергли идею стратегического диалога как таковую, а просто пообещали «внимательно ее изучить».

Каждый из высокопоставленных китайских чиновников был весьма осторожен в своих комментариях, но все же имелись темы, при обсуждении которых китайцы высказывались почти без обиняков. Лян сказал, что наши военные контакты развивались «от случая к случаю» в течение тридцати лет. Он насчитал «шесть приливов и шесть отливов». К причинам «отливов» министр отнес продажи американского оружия Тайваню и «дискриминационные действия, наносящие ущерб интересам Китая», в частности, наши разведывательные полеты над китайской территорией. В этих двух вопросах, по словам Ляна, «нет места компромиссам, ибо Китай не может пренебрегать своими интересами». Мы должны проявлять взаимное уважение и доверие, строить отношения на принципах взаимной выгоды, сказал он, «а взаимоуважение означает признание ключевых интересов друг друга». Я сделал себе пометку по этому поводу.

Конечно же, пришлось подробно обсудить Тайвань – так сказать, потоптаться по любимой мозоли. Что касается разведывательных полетов, прибавил я, мы выполняем такие полеты над многими странами мира, включая Россию, и русские делают то же самое, и ни одна из стран не воспринимает подобные полеты как враждебные действия. Я сказал, что Соединенные Штаты не считают Китай своим врагом или потенциальным противником, как было в годы «холодной войны», и напомнил, что с августа 2010 года китайские самолеты несколько раз подлетали очень близко к нашим (в доказательство я предъявил фото китайского истребителя в тридцати футах от американского), а это чревато серьезными инцидентами. Затем мы вместе вышли к прессе, и Лян дал исключительно позитивный комментарий. Он сообщил, что мы достигли консенсуса по ряду вопросов, переговоры были конструктивными и продуктивными, обе стороны заинтересованы в дальнейшем развитии военного сотрудничества. Лян объявил, что начальник Генерального штаба НОАК – визави адмирала Маллена – посетит Соединенные Штаты весной этого года. Я в своем выступлении фактически повторил слова Ляна.

На роль «плохого полицейского» китайцы назначили своего министра иностранных дел, и тот встретил меня длинной обличительной речью, в которой изредка проскальзывали угрозы и которая затрагивала все проблемы наших взаимоотношений: Тайвань, разведывательные полеты, Северная Корея, присутствие военно-морских кораблей США вблизи Корейского полуострова, потребность Китая в наращивании военной мощи. Я отвечал ему в том же духе.

Вице-президент, или заместитель Председателя КНР, Си Цзиньпин (наиболее вероятный преемник Ху Цзиньтао [133] ) признал обоснованность наших опасений по поводу Северной Кореи, откровенно сказал, что сложившаяся ситуация грозит «некоторыми осложнениями» для Китая и США и что эскалация напряженности на полуострове, равно как и продолжающееся на Севере обогащение урана, «ставят под угрозу шестисторонние переговоры». Си пообещал, что Китай приложит все усилия, чтобы своевременно информировать Соединенные Штаты о развитии ситуации. Он добавил, что безъядерный и стабильный Корейский полуостров – в интересах всего региона.

133

С марта 2014 г. Си Цзиньпин – Председатель Китайской Народной Республики; в 2012 г. стал генеральным секретарем коммунистической партии Китая и председателем Центрального военного совета КПК, а в 2013 г. также председателем Центрального военного совета КНР.

О продаже американского оружия Тайваню Си упомянул почти мимоходом. Как и прочие китайские официальные лица, он превозносил экономические успехи Китая, заявил, что китайская экономика уже стала второй в мире по объему производства (но ВВП на душу населения в десять раз ниже, чем в США, а разрыв между сельским и городским Китаем просто катастрофический). Лян, который присутствовал при нашей беседе, прибавил, что армия Китая отстает на два-три десятилетия от «продвинутых» армий – подразумевая США и наших сильнейших союзников по НАТО, – и «не является угрозой для мира».

Несмотря на стремление председателя Ху Цзиньтао сделать так, чтобы мой визит прошел без малейших накладок в преддверии его официального прибытия в Вашингтон (что должно было случиться чуть более чем через неделю), НОАК чуть было не ухитрилась радикально и самым дерзким образом испортить отношения двух стран. За несколько часов до моей встречи с Ху китайцы впервые показали широкой публике свой новейший стелс-истребитель J-20. Фотографии самолета попали в китайскую прессу примерно за два часа до моей встречи с Ху Цзиньтао. Как выразился один из моих политических советников по Китаю, «если поискать, то свинью подложить можно было и побольше, но и этого вполне хватит». Моя команда заговорила о прекращении визита – мол, нельзя спускать такое оскорбление. Посол США в Китае Джон Хантсмен, которого поддержал мой старший политический эксперт по Китаю Майкл Шиффер, придумал наилучший выход: раз меня поставили в неловкое положение, я должен взять реванш и ответить китайцам тем же.

Я встретился с президентом Ху в полдень 11 января в Большом зале, в приемной размером примерно с Центральный вокзал в Нью-Йорке. Мы уселись во главе подковообразного стола в мягкие кресла, в которых почти утонули, и для общения пришлось использовать микрофоны. После стартового обмена любезностями и оглашения «типового набора» китайских претензий я сказал Ху Цзиньтао, что все мы, американцы, стремимся создать благоприятную атмосферу перед его официальным визитом в Вашингтон, однако китайские СМИ за несколько часов до нашей встречи опубликовали фотографии новейшего китайского стелс-истребителя для НОАК. Американская пресса, сказал я, пытается понять смысл этих публикаций – насколько они приурочены к моему прилету и предстоящему визиту Ху. Меня беспокоит, что американская пресса может истолковать эти фото как свидетельство охлаждения отношений США и КНР, и я прошу президента Китая посоветовать, что мне говорить журналистам. Ху нервно засмеялся, потом повернулся к своим военным помощникам и спросил, так ли это. На китайской стороне стола вспыхнула перепалка с участием Ляна, его заместителя генерала Ма и других военных. Штатская часть китайской делегации явно ничего не знала о показе боевого самолета. Китайский адмирал, сидевший далеко от Ху, передал через коллег, что это «научно-исследовательский проект». После нескольких минут горячих споров Ху твердо сообщил мне, что демонстрация истребителя «была запланирована заранее для испытаний» и никак не связана с моим приездом или его визитом. Я подозревал, что НОАК дала бы мне иное объяснение. И то, что НОАК заготовила такой политически скандальный трюк, не предупредив Ху, признаться, весьма тревожило, если не сказать больше.