Долгая игра

Я мельком взглянула через плечо. Рядом со мной Адам произнёс:

— Мой отец с президентом Ноланом друг друга недолюбливают.

Я знала, что Адам пытался отвлечь меня от Айви и Ноланов, но, возможно, его слова того стоили, так что я снова обернулась к нему.

— Мой отец был знаком с Первой Леди ещё в молодости, — продолжил Адам. — Они выросли в одном городе. Джорджия уехала в колледж, а назад вернулась уже помолвленной, — теперь я была полностью сосредоточена на словах моего дяди. — Мой отец никогда не умел проигрывать.

Я подумала о том, как президент общался с Уильямом Кейсом и как Кейс общался с Первой Леди.

Забавно, не так ли, что иногда проигравший значит куда больше, чем победитель?

— Капитан Кейс, — чей-то голос вырвал меня из моих размышлений. Его обладатель шагнул к нам и пожал руку Адама. — Спасибо за вашу службу.

Мой взгляд метнулся от мужчины, пожавшего руку Адама, к стоящему рядом с ним парню.

Джон Томас Уилкокс.

Конгрессмен Уилкокс был не слишком похож на своего сына. Он был ниже Джона Томаса и шире в плечах. Его редеющие волосы были разделены косым пробором.

— Конгрессмен, — поздоровался Адам. — Спасибо за вашу поддержку.

— Работа этого фонда стоит поддержки, — конгрессмен Уилкокс одарил нас дипломатичной улыбкой. — Она пересекается с обеими фракциями.

Эти слова напомнили мне о том, что конгрессмен Уилкокс — партийный организатор партии меньшинства — соперничал с партией президента — и создателя королей.

— А это, должно быть, ваша племянница, — конгрессмен обернулся ко мне. — Тереза, правильно?

— Вообще-то, — с хитрой, коварной улыбкой произнёс Джон Томас, — Тэсс.

— Мой сын, — сказал Адаму конгрессмен. Потом он снова посмотрел на меня. — Кажется, вы учитесь в одном классе в Хардвике.

— Какой тесный мир, — сказала я. Мышцы моей челюсти напряглись.

— Джон Томас, может, ты прогуляешься с Тэсс, пока я поговорю с её дядей? — предложил конгрессмен Уилкокс.

Кажется, эта идея радовала Джона Томаса ничуть не больше, чем она радовала меня. Взгляд его отца едва заметно помрачнел.

— С радостью, — немногословно произнёс Джон Томас. Он потянулся к моей руке. Я отдернула её.

— Не прикасайся ко мне, — сказала я. Я не повышала голоса, но мои слова прорезали воздух, словно нож.

Адам заслонил меня своим телом.

— В другой раз, — сказал он конгрессмену.

Затем он беспрепятственно вырвал нас из хватки конгрессмена. Он не говорил со мной до тех пор, пока мы не оказались в саду скульптур. В стороне играл военный оркестр.

— Насколько я понимаю, ты не фанатка сына конгрессмена, — сказал Адам.

Джон Томас разослал фотографию Эмилии всей школе. Если мои подозрения были правдивыми, и в ту ночь кто-то подсыпал что-то Эмилии, Джон Томас был первым в моём списке подозреваемых.

— Не фанатка, — согласилась я.

Адам был не против тишины. Он не стал уточнять или менять тему разговора. Мы остановились у статуи солдата.

— Как думаешь, почему Айви здесь? — наконец спросила я, нарушая тишину. Мои мысли всё ещё были в бальном зале с Айви и Ноланами.

— Думаю, — после долгой паузу сказал Адам, — она не может найти своего клиента.

ГЛАВА 21

Когда мы вернулись в бальный зал для ужина, Айви уже уехала. Либо она узнала у Ноланов то, что она хотела узнать, либо она посчитала, что они ничем не могли ей помочь.

Сегодня честь произносить речь выпала солдату, потерявшему всё своё подразделение в борьбе с мятежниками. Его ранили и демобилизовали. Уже через год он стал пить и лишился карьерных перспектив. Через три года он лишился детей и жены.

Слушая о том, как этот мужчина опустился на самое дно, но смог выбраться на поверхность, было легко забыть об окружающем меня мире: об Адаме и создателе королей, о президенте и Первой Леди, об Уолкере Нолане и том, что привело сюда Айви.

К тому времени, как подали десерт, речь завершилась, и благотворительный фонд решил отблагодарить своего платинового спонсора. Уильям Кейс вежливо принял стеклянную памятную табличку, и неплохо изобразил человека, не желающего оказываться в центре внимания, когда его попросили сказать пару слов.

— Мой сын Томми поступил на военную службу в день, когда ему исполнилось восемнадцать. Честно говоря, — не сводя глаз с нашего столика – с нас с Адамом – произнёс Кейс, — я посчитал это ошибкой. Я думал, что он сделал ошибку, когда он уехал, чтобы заняться начальной военной подготовкой. Думал, что он ошибся, когда уехал за границу. А когда я узнал, что во время своей второй командировки он погиб, я стал в этом уверен, — Кейс умел пользоваться паузами. – За эти годы, — произнёс он, — я понял, что самопожертвование и ошибка – это совсем разные вещи.

Адам – мой вечно контролирующий себя дядя – поднялся на ноги и вышел из комнаты. Кейс продолжил свою речь. Я чувствовала его глаза на нашем столике – на мне.

Во время аплодисментов по окончанию речи старика я вышла из комнаты вслед за Адамом. Дверь, через которую он ушел, вела в коридор. Я зашагала по нему, пытаясь найти Адама.

Кто-то сжал руку на моём локте.

— Ну и встреча, — в голосе Джона Томаса звучал надрыв, а его глаза сверкали. Я попыталась вырваться из его хватки, но он сильнее сжал мою руку.

— Большое спасибо, — сказал он, — за то милое представление перед моим отцом.

Его слова прозвучали невнятно. Я взглянула на дверь в бальный зал в надежде, что кто-нибудь её откроет. Но в коридоре были только мы с Джоном Томасом.

— Ты считаешь, что ты такая умная, — сказал Джон Томас. – Думаешь, что ты особенная, Тэсс Кендрик. Тэсс Кейс. Но это не так. Ты – ничто, — он склонился ко мне. Его губы замерли у моего лица. Я почувствовала запах алкоголя. – Ты просто маленькая, напуганная девочка.

Я впечатала свою ладонь в его нос. С силой. Джон Томас отшатнулся и поднёс руку к лицу. Затем он опустил её, увидел на ней кровь и ошарашенно уставился на меня.

— Ты… ты… меня ударила, — тупо произнёс он.

Я воспользовалась его удивлением и зашагала назад к бальному залу. Когда я попыталась открыть дверь, я осознала, что кто-то закрыл после того, как я вышла.

— Не могу поверить, что ты меня ударила. Ты маленькая психопатическая…

Не слушая его, я свернула в коридор, в котором находилось несколько дверей – включая уборную.