Дом, где живет чудовище

В кухне, куда я направилась, были Рин, пекущая оладьи, мадам Дастин, отпаивающая икающую, зареванную Камие чаем и, собственно, оладьи. Я окунула руки в таз с водой, приготовленный для мытья посуды, вытерла, взяла чистую тарелку и чашку и села за общий стол. Рядом с блюдом стоял сотейник с сиропом, но я взяла только оладушку и чай налила. Запах валерианы и мяты, мешающийся с блинным духом, сделался гуще. Спокойствие лишним не будет, а сиропа достаточно и того, что во мне.

А дальше — поднос, столовая, стол с письмами, как раньше, как правильно, а не так, как хочется. А чтобы помнить, как шуршит гравий, можно просто в сад выйти, не обязательно подслушивать, слушать, слышать…

??????????????????????????

Спасибо, что вернулся, Лар…

Стало вдруг оглушающе тихо. Даже Камие икать перестала. Я подняла голову от тарелки, над которой застыла. Вилку в румяный оладушкин бочок я так и не воткнула, зато солью из глаз приправить умудрилась. Алард Эдсель протягивал мне платок с таким видом, будто делал вселенское одолжение. Так же, как шаль дарил.

— Ла… Алард, я сама сейчас все подам! — первой отмерла Лексия, а я взяла протянутый платок. Было бы верхом хамства не взять, да еще на глазах у кухонной прислуги.

Взяла и вышла, оставив нетронутый завтрак. Ноги сами меня в гостинную принесли. Ту где раньше стоял бирюзовый диван. Дверь-окно в сад была приоткрыта и дышала занавеской. Ровно. О себе я подобного не сказала бы. Платок Эдселя был как зажатый в руке уголек — красиво, но жжется. И он обжег. Но сильнее всего — зеркало. Теперь в гостиной было зеркало. Большое, в полный рост. Чудовище было довольно, теперь красивое красное платье было видно целиком. Меня замутило от красного. Платья и плеснувшей из трещинки на губе алой краски. Развернулась, чтобы уйти.

Не успела. Эдсель. Серьезен, собран, очень трогательно хмур и мило раздражен. Что со мной творится? Похоже на какое-то магическое отравление. Перепады настроения такие, что меня саму изумляет, представляю, как все это выглядит со стороны: подслушивала, растекаясь сиропом от звука голоса, хихикала и кокетничала с Лансертом, осталась практически равнодушна к гибели девушки и плакала над завтраком. Теперь вот, умиляюсь чужому раздражению и не делаю и попытки обойти, хотя так прочь рвалась. Чудовище за спиной любопытничало, выглядывало из-за меня, хотело Эдселя рассмотреть поближе, и я осталась стоять. Я тоже бываю жадной, как дракон, и не желаю делиться сокровищами.

— Вы быстро на ноги встали. — Алард смотрел в мою сторону, но не на меня. Касался глазами рук, волос на макушке, вот на ухо посмотрел, задержался на краешке воротника и снова на руки, что я держала сложенными одна на одну перед собой на уровне живота.

— Это все Орвиг, — ответила я, и из упрямства старалась поймать его взгляд, но не успевала.

— Не думал, что вы станете плакать.

Ресницы… Почти успела. Это как ловить солнечный блик на воде — лепит глаза и не дается. И маска эта холодная. Неужели у него их только две?

— Считаете, меня неспособной на слезы?

— Считаю вас способной на флирт в двух шагах от погибшей, — пригвоздил Эдсель. Теперь его раздражение не казалось мне милым. Взгляд был направлен мне в лоб, как арбалетный болт.

— Вы говорите так, будто я виною.

Я грублю? Да. Я тоже раздражена, это заразно, и взгляд никак не поймать. Упрекает меня за то, что я с Лансертом смеялась, за то что подслушивала или за то что не устроила истерики прямо там, на улице? Так вот же платок. Он сам мне его дал…

— Ваш запах, — процедил Алард. — Он везде. В доме. На мне.

— Так может, стоит держаться подальше?

— Как будто это возмо…

Серое. Поймала. Попалась. Раньше меня пугало серое, теперь я ищу его взглядом. Злая шутка.

Замолчал, сжал губы ниткой, такая же нитка между бровей, шагнул ближе и в дополнение к платку всучил мне конверт. Да, Алард Эдсель тот еще мастер подарки делать.

Вернула платок. Конверт был интереснее. Я его помнила. Бумага замялась на уголках. Его не раз открывали, вертели в руках и клали обратно на стол, возможно, носили в кармане и проверяли, не выпал ли.

— Что это?

— Это ваше приглашение на концерт в Золотом.

— На конверте ваше имя.

Эдсель выдернул конверт, достал приглашение и вернул мне уже без конверта.

— Теперь это просто приглашение. Подарок. Компенсация за то, что в иное время вы не можете покидать поместье, кроме как с Орвигом или… Только с Орвигом.

Вероятно, он хотел назвать и себя, но вспомнил, чем закончилось последнее сопровождение, и решил не договаривать.

— Это не похоже на акт дарения, — возразила я.

— А на что это похоже, по-вашему?

— На торг.

— Хорошо. Пусть будет торг. Я хочу купить ваше послушание, мисс Дашери.

Он странно дернул головой, будто у него невыносимо зудело лицо под маской и ему хотелось потереться ею о плечо, чтобы унять этот зуд.

— Зачем вам это? Просто откажите мне от места и я уеду, разом избавив вас от хлопот.

— Нет! — резко, отрывисто. Его рука сжала мою и пульс забился под жесткими пальцами, эхом отдаваясь во всем теле.

— Нет, — уже спокойнее, почти спокойно, но под пальцами — билось. — Нет, пока все это не закончится.

Он смотрел мимо меня в зеркало, туда, где чудовище. Надо же, столько пенял мне за то, что не видит моих глаз, а сам вновь уставился на спину… Это он так думал, что на спину. Чудовище всегда начеку, и если вам кажется, что вы видите его спину — оно видит вашу и приноравливается, как бы послаще вонзить зубы вам в шею, сунуть длинные когти под ребра и погладить ими беззащитный трепещущий комок из надежд и чаяний.

— А если это не закончится никогда? — я тоже не смотрела, мне достаточно пульса под пальцами. Чтобы чувствовать, глаза не нужны.

— Значит, никогда.

— Я не ваша собственность, — я дернула свою руку, но только увязла глубже. Эдсель развернул меня к себе спиной и обхватил, как когда-то Лансерт на прогулке в Статчене.

К себе спиной, к зеркалу лицом.

Они удивительно смотрелись вместе. Чудовище и Эдсель. Притворщики. Один прятал свое лицо под маской, вторая разрисованной мазками и линиями рукой скрывала тавро на плече.

— Что вы видите? — “рра” рвало сонную тишину гостиной, и мне чудились когти под ребрами. Шевельнусь — и сердце насквозь. А хотелось бы пальцы, что вынут прижатый воротником локон, щекоча шею, или коснутся тонкой кожи там, под коленом, где тугая лента чулка, а под ней — бьется. И чтобы губы вскользь по виску, как сейчас.