Дом, которого нет

– Доигрался!

Жена уложила его на диван, принесла коробку с аптечкой, нашла таблетки, растёрла и укутала область поясницы и дополнительно навалила сверху толстое одеяло, подпихнув со всех сторон. Из-под одеяла выглядывала одна голова изобретателя с несчастными глазами, такого жалостливого лица она у него никогда не наблюдала. Лидии трудно было определиться – кого она сейчас жалеет больше: своего умаявшегося супруга, подорвавшего здоровье во имя высоких технологий, или тех, для кого укладывались подарки. Она смотрела на «мешок Деда Мороза» с разрывающимся сердцем, понимая, что дети – её родная мать и дядя получат подарки очень нескоро. Совсем недавно она была против всей этой затеи, ещё вчера была бы у неё возможность выкинуть чёртов ящик на помойку, она обязательно бы это сделала, ни минуты не мешкая, а теперь она сидела и мысленно представляла – насколько велика радость двухлетнего ребёнка, жамкающего во рту живую малину с мёдом в январе, насколько ни с чем не сравнимо счастье матери, уверенной, что сегодня дети будут накормлены.

– Как работает прибор? – спросила она, расположившись рядом с мужем на краю дивана и сосредоточив взгляд на уродливом цветочном орнаменте на ковре из многочисленных львиных голов и банкеток.

Стас уставился на неё непонимающе.

– Я спрашиваю: что нужно сделать, чтобы отправиться туда?

Он зашевелился под одеялом, стенания от боли прервались.

– Ну-у, золотце моё, это не так-то просто, небезопасно – во-первых…

– Вчера ты распалялся, что это плёвое дело. И я не понимаю, в твоём понятии непросто –вдёрнуть вилку в розетку, затем нажать пуск?

У Кураева выражение лица было в точности, как у жены накануне, слова иссякли, даже боль временно прошла, стала казаться мелким неудобством. Он разделился надвое: одна его щедрая на сумасбродства половина готова была проводить её до двери, помахать рукой напоследок, будто за воротами ожидало такси, в то время как вторая считала, что соблюдает максимальную осторожность в процессе и дилетантов подпускать к эксперименту близко не собирается, а уж жену тем более.

– Только если ты пообещаешь мне быть осторожной. – Кураев пошёл у неё на поводу после некоторых раздумий, потому что сам побывал в этой шкуре и прекрасно знал насколько в ней душно, дрянно, хочется простора действий, но тебя сдерживает окружение, от чего становится тоскливо, хоть волком вой.

Лидия взглянула на часы: почти одиннадцать. При столь коротком световом дне деревня, что когда-то была на территории сегодняшнего, изменившегося до неузнаваемости пригорода, наверняка погрузилась в повальный сон в полном смысле этого слова, и если с виду сейчас на улицах творилось подобное затишье, то внутри каждого дома кишела активная жизнь: работали телевизоры, отмечались праздничные даты, выяснялись отношения… Здесь – не сорок второй.

Она оделась в привычные вещи, в то, в чём обычно ходила на работу. Кураев по-прежнему лежал на диване и отдавал распоряжения – как вставить вилку и сколько подождать до полного запуска, несколько раз внушал ей, что белый пульт – туда, чёрный – обратно. Объяснил, чтоб пульты она в прошлом времени сразу убрала в карманы и надёжно застегнула молнии. Последние слова мужа перед отправкой были: «Ну, передавай от меня привет!»

Место возле вчерашнего запуска было расчищено, ровное, без сугробов, Лидия встала рядом с холмом –лезть на него не было смысла. Пластик в правой руке успел накалиться от мороза, громоздкая сумка стояла в ногах. Пульт обратного старта она сразу скрыла в левом кармане – без свободной руки ей не обойтись. Лидия взвалила на плечо сумку, в другой руке сжала пульт, боковым зрением она уловила, что Стас в полусогнутом положении появился в окне. Она старалась не поворачиваться к нему, делала вид, что не замечает – зачем он вообще вылез из постели… Локоть заныл, неудобные ручки сумки поехали по плечу – она их с трудом удерживала. Растягивать время, пока она соберётся с духом, было невмоготу.

Пуск.

Белые хлопья снега взялись ниоткуда, лёгкие, кружащиеся, они садились ей на плечи, на шапку, на лицо… Металлический забор исчез внезапно, по щелчку, вместо него образовалось пугающее тёмное деревянное строение с единственным окном во двор. Избёнка была не такой уж маленькой, скорее даже превосходящей по площади первоначального кирпичного дома, отстроенного в шестидесятых. Мурашки пробежали по коже от одной только мысли, что это не декорация к сериалу о войне, в его реалистичности не стоило сомневаться.

Лидия оглянулась: Стаса не было в окне, не было самого окна, и современного дома тоже не существовало. Постройки для скота, по-старому – катухи, составляли значительную часть двора, с правой стороны виднелась глухая боковая стена соседнего дома. Снега навалило слишком много – то, что в двадцать первом веке считалось глубоким уровнем снега, препятствовавшем проезду, оказалось незначительным покровом по сравнению с зимами сороковых. Небо частями заволокло, но лунный свет проникал сквозь ползущие по бледному ночному небу перистые облака – тихая белая ночь, похожая на рождественскую открытку.

Она не заметила, как провалилась в сугроб в момент приземления вместе с поклажей – незастёгнутая сумка накренилась у её ног, вот-вот готовая просыпаться, пульт был зажат в руке, в этот миг Лидия вспомнила, что надо убрать его в карман, подальше, если обронит ей несдобровать.

Сначала ей пришлось выбираться из сугроба, упираясь коленями в снег, при новом шаге она проваливалась в тот же миг и карабкалась снова. Скрипа избежать оказалось невозможно: он производился при любом крадущемся движении, особенно в утоптанном дворике. Лидия удивилась: как же здесь мог бродить и осматривать красоты её тяжеловесный муж? Каждый шаг выдавал присутствие, сумка тащилась по снегу, так как не было сил взваливать её на плечо, борясь со снежной стихией. Она приблизилась к окну, завешанному светлой тканью наполовину снизу, прислушалась. Стояла тишина. Только сейчас ей стало по-настоящему боязно: не в кульминационный момент Стасовского эксперимента, не при вдавливании кнопки пульта, а именно сейчас. Внутри находились люди, лучше бы это были чужие, совершенно незнакомые люди. Стас почему-то счёл, что именно здесь располагалось владение её предков, но вокруг всё было как под копирку. С чего он вообще взял, что это именно тот самый дом, может, у Земли за годы набежала погрешность в оборотах, или… от чего там зависит точность посадки… Где гарантия, что это не соседний участок, не другая деревня, или вообще может быть иная область нашей необъятной страны. Лидия наберётся смелости, постучит в окно, ей откроют нуждающиеся люди сороковых, она одарит их, представившись Феей – защитницей обездоленных, и благополучно смоется, а Стас пополнит лабораторный дневник продолжением опыта.

Рука нерешительно коснулась стекла: тук-тук-тук.

Кто-то приоткрыл занавеску – слишком быстро, чтобы проснуться, встать с кровати и подойти, этот кто-то видимо уже там стоял, потому что его настороженное ухо давно уловило оглушающий на фоне гробового затишья скрип, чутьё говорило, что за стеной снаружи притаились. Тот, кто прятался за шторкой остерегался не меньше, но сразу отреагировал на стук:

– Чего надо?

Это был голос бабушки, пусть молодой, но никакие иные годы не изменят ту интонацию, с которой она всегда произносила знаменитое «чего надо», стоя у двери. Этот голос близкие не слышали вот уже девятнадцать лет, но в памяти он остался, до сих пор по семье гуляли крылатые бабушкины выражения в её особенной интонации: «а вот и вы!», «палец о палец не ударют», «наварнакали сикось-накось и сидят-посиживают». От этого голоса у Лидии в груди сковало, ноги затряслись, она не верила до последнего, что услышит или увидит близких из прошлого. Ей вспомнился спиритический сеанс по вызыванию духов, который они проводили, будучи подростками, но как бы не старались, какие только вопросы не посылали в пространство пыльного чердака, ничьих голосов умерших предков так и не услышали.

Из-за поспешных сборов без подготовки Лидия не продумала сценарий встречи, действовать придётся на ходу, экспромтом.

Неразумно было бы, пока тебя не впустили, представляться внучкой, тем более неразумно было бы назваться посторонним человеком – проходимцем, забредшим среди ночи чего-то спросить или попросить. Лидия вспомнила, как близкие обращались к бабушке уменьшительно – Еня, не Женя, не Евгения, а именно Еня.

– Еня, Ень, открой! – боязливо произнесла она.

Занавеска тут же опустилась, внутри дома протяжно скрипнули дверные петли, шаги приблизились к входной двери, ведущей во двор. Лидия привалила сумку к маленькому порогу и стала ждать. Откинулась щеколда, дверь слегка приоткрылась.

– Кто это?

Лидия решила действовать не мешкая. Она затолкала сумку в проём, одновременно приговаривая:

– Ень, я поесть вам привезла!

В сенях царил сгустившийся мрак, затхлый и бестелесный, мрак сороковых, всё делалось наощупь – привычно для хозяйки и робко для посетительницы. Гостья передвигалась, держась за стену свободной рукой, сумка цепляла всё, что располагалось на полу по ходу движения: громыхнули пустые ведра. Бабушка открыла внутреннюю скрипучую дверь и обе оказались в тепле, тем временем она взялась за розжиг керосиновой лампы. Свет затрепетал по стенам единственной комнаты, включающей в одном составе и многочисленные спальни, и кухню. У дальней стены на кровати сидела женщина лет пятидесяти в сорочке с накинутой шалью на плечи, к потолку была приделана люлька, ребёнок в ней забеспокоился, женщина, не сводя удивлённого взгляда с гостьи, попыталась качать. Лидия перевела внимание на другую хозяйку – бабушка была не той, что ей запомнилась, сейчас она была девушкой: молодой, глазастой, свежей. Евгения смотрела на неё безотрывно, боясь пропустить что-то главное – перед ней стояло существо с такими же, как у неё большими глазами, такая же щупленькая и такая же немного кривоногая, видимо, по генетике у них ноги такие, и черты лица и ноги – всё, как у неё. Существо, волочившее за ручку мешок неизвестной конструкции, было облачено в странное одеяние, созданное нечеловеческой силой: красный тулуп с сияющими застёжками и разноцветными нашивками – буквами, или словами на неизвестных языках, а обуто в ботинки с полосками и шнурками из серебра, какие в самом невероятном сне не приснятся.