Дом, которого нет

Лидия могла бы начать долгий рассказ издалека, о том, как её муж стал свидетелем феномена в сновидении, который вдохновил его к разгадке некоторых явлений, привёл шаг за шагом к сенсационному открытию, как долго он собирал прибор времени, разыскивая редкие составляющие по всему миру, заказывая через интернет недостающие звенья с другого полушария Земли. Она могла бы поведать о его незрелых и до последнего не вызывающих доверие экспериментах, а также предоставить родословное древо, уходящее не корнями, а ростками в новый век, но сердце разрывалось на части, она не могла больше томить ни их, ни себя:

– Это же я, бап! Лида – твоя внучка!

К матери она традиционно обращалась – «мам», к бабушке – «баб», постепенно преобразовавшееся в «бап». Евгения шлёпнулась задом на сундук, Алевтина качала.

– Вы только не пугайтесь, мне самой не по себе от того, что происходит… На самом деле я ещё не родилась, я пришла к вам из 2022 года. – Из-за печи выглянул заспанный пацанёнок. – О боже! Это мой дядя Рома? Какой же он маленький… Не могу в это поверить! Ведь это он – узнаю его фирменный взгляд исподлобья. – Она замерла, уставившись на люльку. – А там сейчас должна быть моя мама. Я даже подходить к ней боюсь: два дня назад видела её на девяностом десятке, а здесь, у вас, она недавно на свет появилась.

Её изумление по-прежнему продолжалось при молчаливой сцене растерявшихся жильцов. Восторгалась она одна, женщины безотрывно смотрели.

– А что вы не отвечаете? – наконец обратилась она к ним. – Вы что мне не верите? Это же я, бап! Ну что ты молчишь?! Как ты можешь меня не узнавать?! – Лидия стала забываться, шоковое состояние путало разум. В замедленном темпе она привалилась спиной к стене и съехала на скамейку.

Молчаливая сцена продолжалась. Женщины не отводили от неё пристального внимания, Лидии показалось, что её вот-вот выпрут, как умалишённую. Глупая затея, оставила бы сумку на пороге – пусть правда думают, что Дед Мороз навещал, Фея или Снегурочка. И зачем она только постучала: любопытство, несдержанность, легкомыслие – вот список тех качеств, от которых она всегда пыталась избавиться.

– Когда война кончится? – раздался тихий голосок с дальнего угла избы, из полумрака, принадлежащий невозмутимой прабабке, покачивающей люльку. Только сейчас Лидия разглядела, что это не женщина лет пятидесяти, это измождённая нелёгкой жизнью и каторжным трудом старушка без возраста. Евгения молча перевела шокированный взгляд на мать.

– Война закончится нашей победой, – засуетилась обрадованная начатому диалогу Лидия, – вы только потерпите, вам три года потерпеть осталось…

– Как долго… – расстроилась Алевтина и закачала головой, – ещё три года…

Та, что была моложе, в состоянии того же стопора теперь медленно перевела взгляд на баул, брошенный на пол.

– Да что же я стою! – опомнилась Лидия. – Смотрите, что я вам принесла! – И кинулась энергично разбирать содержимое сумки, сопровождая пояснением – в каком пакете чего лежит.

Алевтина оторвалась от кровати, чтобы лично удостовериться, что это не сон; женщины коллективно склонились над свёртками. Глазастая девица развязала пакет с замороженной ягодой, вдохнула аромат и закатила глаза.

– Малина… Глянь, – показала она матери, – малина, и вишня, гляди! Откуда зимою ягоды? У вас там лето?

Свёртки шелестели, словно мыши в подполе: развязывались, завязывались, запах пошёл по избе – сладкий, летний, аромат сбора урожая перед томлением варенья на летней печи.

– У вас там ниток швейных нет? – стонущим голосом спросила Алевтина. – Кот утащил куда-то последние нитки, паршивец, нечем стало шить…

– Привезу нитки! – Лидия чувствовала прилив сил, уверенность в выполнении любого запроса, она стала считать себя инструментом в исполнении волшебства. – Чего ещё привезти? Заказывайте!

– Дались тебе эти нитки… – упрекнула Евгения. – У нас корова издохла, а она – нитки.

– Кормилица наша издохла, – пожаловалась прабабка и запричитала.

– И молока я вам привезу! Вам теперь не о чем волноваться! – обнадёжила Лидия.

– Да как же не горюниться? – продолжала нагнетать Алевтина. – Куры нестись перестали, да и курей-то осталось… – Махнула она рукой и поплелась, ссутулившись, к столу. – Ты сама-то хоть ела? – проявила она заботу. – Тощенькая какая… Возьми в дорогу пирогов. – Она приоткрыла полотенце, под которым лежали пироги – из одного, разрезанного надвое пирога торчала картофельная начинка. Хозяйка отложила парочку на белую косынку, после чего стала её связывать, поясняя: – Пекём только по праздникам. А разве у нас не праздник? Кого там наши взяли? Берлин? А, Еньк?

– Какой Берлин, мама? – Еня уставилась на неё, как на умалишённую.

– Что вы, не надо! – запротестовала Лидия, увидев, как прабабка связывает косынку.

– Бери, бери! Не гребуй.

Молодая бабушка перед гостьей проявляла застенчивость, мать она тоже периодически одёргивала из стыда. Это Стас выставлял её Жанной д'Арк, бронированной и бесстрашной, на самом деле закалилась она годам к пятидесяти, пережив все испытания на прочность характера, военные и послевоенные, сейчас же она казалась напуганной, растерянной девицей и соглашалась с происходящем вынужденно, так как выхода другого не находила.

Лидия собрала освободившуюся тару и скрутила в один моток: сумку для путешествий на молниях, современную упаковку, которую они со Стасом под конец сборов хватали из разных ящиков, невзирая на схожесть с тарой прошлого столетия. Ягоды были ссыпаны хозяйками в старый чугунок с крышкой и припрятаны во дворе под снегом, остальное спустили в подвальную яму. Дядя тем временем ходил и размахивал подаренной бирюлькой, долбил ею о стены, чем и разбудил сестру.

– Можно взглянуть на маму? – наконец решилась Лидия перед уходом. Евгения достала из люльки и поднесла пятимесячного ребёнка. В момент неспешного приближения, точнее поднесения запеленованного свёртка, в Лидии нарастала сдавленность под грудиной, дыхание стало едва уловимым. – Совсем на себя не похожа, – заулыбалась она, – у неё на правой ноге два пальца сросшиеся, третий с четвёртым.

Евгения развязала пелёнку и показала ножку: пальцы действительно были сросшимися.

– С ума сойти, это она… – прошептала Лидия, затаив дыхание. – Это же точно моя мама! Я не верю… Просто сон какой-то… – Она прижала к лицу свои ладони, эмоции испуга и восторга перемешались. – Может мне это снится…

Руки нервно полезли в карманы – пульты лежали на местах, сразу вспомнился Стас – жалкий, взволнованный, наверняка весь издёргался, торчит возле окон со своей заклиненной спиной. Ему бы лежать…

– Мне надо идти, там муж волнуется. – Всё семейство застыло в ожидании. – Вы только припорошите мои следы, и его – там следы моего мужа остались.

– Так это он давеча шастал? – спросила Алевтина. – А мы думали Микола, Игнатихиных внук. Контуженый он, за девками в окна подглядывает, окаянный…

Женщины сороковых на улицу выходить не решились – их страшило нахождение в непосредственной близости в зоне отбытия фантастического существа, похожего на человека, или того, кто облачился в человечью шкуру, они предпочли держаться подальше и наблюдать украдкой, как посланница поднимется ввысь в свете небесного луча и сверкнёт молния, и земля содрогнётся…