Домик номер шестнадцать

– Не собираюсь я с тобой разговаривать, - Альбина настаивала на своём. Её упорству мог бы позавидовать самый упёртый баран.

– Отлично, - Михаил продолжил тащить упирающуюся женщину.
– Говорить буду я!

Они остановились на обрывистом берегу реки. Дальше был покатый спуск с пляжем из мелкой гальки, вход в реку неровный, с камнями и булыжниками, купаться вряд ли получится, а пляжик очень симпатичный, и вид на старый подвесной мост красивый.

– Милая, то, как ты поступила, не слишком-то красиво выглядит. Не смотри, как Ленин на буржуазию, ты сама это понимаешь.
– Михаил крепко держал Альбину за руки, не вырваться, и она понимала, он не собирается её отпускать.
– Ты ответишь, почему так поступила?

– Нет!
– она вздёрнула нос.
– Я же тебя не спрашиваю, почему ты встречался со своей бывшей!

– О, - Михаил моргнул.
– Ревность? Это ревность, милая?
– уголок губы пополз вверх, Михаил явно силился не засмеяться. Гад!
– Неужели ты подумала, что… Милая, это же глупо! Это самая невероятная глупость, которую я слышал. Мне не нужна Софа, как тебе могло это в голову прийти?

– Что мне должно было прийти в голову? А? По-твоему, очень смешно – увидеть твои фотографии с Софой?
– она выплюнула имя.
– Что-то я сомневаюсь! Со мной ты любовью не занимаешься, врач, видите ли, рекомендовал воздержаться! А если не со мной, то с кем?! Что я, по-твоему, должна была подумать, кроме очевидного?

– Что угодно, только не это, - Миша взлохматил себе волосы, дёрнув с силой, провёл ладонью по лицу.

– Именно это я и подумала! Что ты с ней переспал. Снова! И снова! И так до бесконечности! Я не собираюсь ни принимать это, ни терпеть, ни делить тебя, Михаил Леонидович Розенберг, ясно тебе?!

– Да не спал я с Софой!

– Теперь-то, конечно!
– Альбина была уверена, что Миша не спал с Софой, не в сложившейся ситуации, не тогда, когда она грозится забрать детей… хотя… а вдруг, ведь это неплохой способ договориться с Софой. Усмирить бешенство матки с осложнениями на головной мозг!

Она внимательно посмотрела на Михаила Розенберга. Почему он такой красивый, даже после перелёта, уставший, с едва заметными тенями под глазами? Почему? Зачем он стал настолько родным? И какого лешего так больно от этого?!

– Как я могу быть в этом уверенной?
– взвизгнула Альбина.

– Верить мне, - развёл в поражении руками Михаил.
– Прости, милая, я не знаю других способов. Доверять.

– Верить? Верить?! А ты сам верить не пробовал? Доверять? Как ты можешь просить меня о том, в чём мне отказал?

– О чём ты?

– Я знаю, что Софа подала в суд, знаю, что хочет забрать детей или одного из них. Знаю, что тебе было известно это ещё до поездки в штаты! Но ты промолчал! Ничего не сказал мне! Как постороннему, чужому человеку! А ведь я… Я люблю тебя, Розенберг чёртов, лось гремучий! И детей твоих люблю! И даже маму, и бабушку, и Феофана, хоть он и изодрал мой любимый пеньюар, в клочья, между прочим! А ты мне не доверяешь настолько, что не позволил быть причастной к жизни твоих детей! Помочь, если есть такая возможность, чем-нибудь, не знаю чем, но наверняка я могу помочь! Даже Ольге Алексеевне своей, я уверена, ты рассказал, а мне — нет! Не говори мне ничего о доверии, Михаил Розенберг!

– Милая, я не хотел тебя волновать… - Миша растерянно смотрел на Альбину.
– После всего, что ты перенесла… ты не до конца восстановилась. Нужны время, реабилитация…

– Что?
– заверещала Альбина и подпрыгнула на месте, она готова была начать топать ногами, как трёхлетка в истерике.
– Реабилитация? Не хотел волновать?! Эй! А ну-ка, посмотри на меня! Смотри!
– она вцепилась в лицо Михаила и повернула в свою сторону, с силой вдавливая пальцы.
– У меня есть две руки, две ноги, - дёрнула ногами, демонстрируя их.
– У меня голова есть! Меня можно и нужно волновать, я не умру от того, что жизнь не сахарная. В последнее время только и делаю, что сижу дома и ничего, ничего не делаю! С ума сойти можно! Ещё и волновать не хочешь?! Не надо оборачивать меня в вату и трястись, как над вазой династии Мин! Если считаешь меня не умнее Луиджианы Бриджиды, если уверен, что нельзя мне доверять и разговаривать со мной о чём-то, сложнее устройства табуретки, то нам не по пути. Всё, что я могу сказать, - Альбина разжала, наконец, пальцы и отвернулась, – уезжай, Миша, я не могу так, не умею. Я не фарфоровая кукла, не содержанка, мне мало сидеть на попе ровно, хлопать глазками и хотеть платьюшко.

– Милая, ты не кукла, не содержанка, и я точно не жду, что ты сядешь на попу ровно, хотя не против нового платьюшка. Ты — моя любимая женщина, вот такая, какая есть. Красивая, до невозможности красивая. Нежная, добрая и ошеломительно умная. Никогда не перестану восхищаться твоей головкой и вовсе не потому, что ты блондинка. Сексуальная, меня выносит от одного твоего вида, это правда. Я всерьёз задумываюсь о какой-нибудь таблетке для понижения потенции, потому что… иногда это невыносимо!
– Михаил выдохнул с шумом.
– Иногда я боюсь тебя, но сильнее люблю.

– Любит он… - Альбина пыталась хмуриться, но ничего у неё не получалось. Как же хотелось целоваться. Она чувствовала себя хиппи.
– «Занимайтесь любовью, а не войной».

Как же Альбина злилась на себя за собственную слабость, но это был Михаил Розенберг, и она никак не могла перестать думать о поцелуях с Мишей, о том, что скрывается под лёгким пуловером и… вот там, ниже. Да! Альбина вздрогнула, тепло пробежало по спине, ногам, ударило в голову, внизу же живота и вовсе полыхнуло. Она пыталась не вздыхать судорожно, но не получилось. Сжала губы.

– Милая, - Миша захватил ладонью заднюю часть шеи и притянул к себе, близко.

Альбина облизнула губы в нетерпении. Сделала малюсенький шаг навстречу. Рука Миши опустила с шеи по спине, зафиксировалась на пояснице и резко прижала Альбину к мужскому телу. Она ощущала всё. Всё! И тепло, и биение сердце, и эрекцию, и вкус губ, и то, как задохнулась от долгого, остро-сладкого поцелуя, и удары своего сердца, и слёзы на своих щеках, и невыносимое желание. Почему Михаил повёл её на берег реки, а не в домик. Шестнадцатый свободен…

– Прежде, чем сделать или сказать хоть что-нибудь ещё, - Михаил оторвался от Альбины, говорил тихо-тихо, немного хрипло, прямо в губы, – я хочу, наконец, сделать тебе предложение. Выходи за меня. Выходи. Я не лучший человек на белом свете, но ты делаешь меня лучше. Выходи.

– Хочешь сделать предложение – делай, - растянула губы в улыбке Альбина.

И пошла в сторону базы отдыха. Ха, вот так вот! Альбина Иванова заслуживает самого грандиозного предложения руки и сердца, какое только возможно придумать. А уж потом она решит, принимать ли его. Ей, Альбине Ивановой, отлично живётся и без замужества. Без Михаила Розенберга Альбине плохо, а без замужества отлично. Лишние юридические хлопоты, хотя белое платье и праздник… как же этого не хотеть. А какие бы фотографии получились с Мишей! Загляденье!

Остаток дня Альбина провела как на иголках. Роза счастливо улыбалась, мурлыкая рядом с мужем. Матвей не отходил ни на шаг от жены, буквально не выпускал её из рук, то прижимал к себе, то поглаживал, то поправлял складки лёгкого платьица на животе, останавливая на мгновение руку, прислушиваясь.

Мама тоже довольно улыбалась, как и Виктор. Олеся вовсю пользовалась ситуацией, видя, что никакими развивающими занятиями её явно нагружать не будут, развернула бурную деятельность, вытащив все игрушки, которые нашла, на веранду, играя заодно и с Луиджианой Бриджидой. Собачка, похоже, была вне себя от счастья. Она крутилась юлой и задорно лаяла на всю базу отдыха. Изредка ей отвечал Моня из своего вольера.