Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— И пусть никто въ этомъ не усумнится, добавилъ Санчо, у господина моего счастливая рука въ дл устройства супружествъ. Не боле двухъ недль тому назадъ онъ заставилъ одного молодаго господина обвнчаться съ одной молодой двушкой, которой онъ далъ слово жениться, а потомъ отперся отъ него, и еслибъ волшебники, преслдующіе моего господина, не преобразили этого молодаго человка въ лакея, то эта двушка не была бы теперь двушкой.

Думавшій въ эту минуту боле о приключеніи прекрасной Клавдіи, нежели о своихъ плнникахъ, Рокъ не слышалъ ни господина, ни слуги, и приказавъ своимъ оруженосцамъ отдать Санчо все, что они забрали у него, веллъ имъ отправиться туда, гд они провели ночь, а самъ поскакалъ съ Клавдіей отыскать Винцента раненаго или мертваго. Они пріхали туда, гд Клавдія оставила своего жениха, но нашли тамъ только слды пролитой крови. Оглянувшись по сторонамъ, они замтили нсколько человкъ на вершин одного холма и догадались, что это должно быть слуги донъ-Винцента, уносящіе своего господина живымъ или мертвымъ, чтобы перевязать или похоронить его. Пришпоривъ коней, Рокъ и Клавдія догнали медленно двигавшихся слугъ донъ-Винцента, умолявшаго ихъ угасающимъ голосомъ, оставить его умереть въ этомъ мст; боль отъ ранъ не позволяла ему отправиться дальше. Соскочивъ съ коней Рокъ и Клавдія приблизились въ умирающему. При вид Гинари слуги донъ-Винцента перепугались, еще боле перепугалась Клавдія взглянувъ за своего жениха. Полу-суровая, полу-смягченная подошла она къ Винценту и, взявъ его за руку, сказала ему: «еслибъ ты отдалъ мн, какъ общалъ эту руку, никогда не очутился бы ты въ подобномъ положеніи». Раненый Винцентъ открылъ почти уже закрытые смертью глаза свои и узнавъ Клавдію отвтилъ ей: «прекрасная, обманутая Клавдія! я вижу, что ты меня убила; но не того заслуживала моя любовь къ теб: никогда не желалъ я оскорбить тебя ни поступкомъ, ни намреніемъ».

— Какъ, воскликнула Клавдія, разв не отправлялся ты сегодня утромъ обвнчаться съ богатой наслдницей Бальбастро — Леонорой?

— Никогда, отвтилъ Винцентъ; злая звзда моя принесла теб эту ложную всть; она пожелала, чтобы ты убила меня въ припадк ревности; но я счастливъ, оставляя жизнь мою въ твоихъ рукахъ, и, чтобы ты поврила мн, возьми, пожми, если хочешь, эту руку и стань моей женой. Ни чмъ другимъ не могу я уничтожить нанесенное мною теб, какъ думаешь ты, оскорбленіе.

Клавдія пожала ему руку, но сердце ея вмст съ тмъ такъ сжалось, что она безъ чувствъ упала на окровавленную грудь умиравшаго донъ-Винцента; смущенный Рокъ не зналъ, что длать. Слуги побжали за водой, чтобы освжить двухъ любовниковъ и успли призвать къ чувству Клавдію, но увы! не призвали къ жизни донъ-Винцента. Увидвъ его лежащимъ безъ чувствъ, убдившись, что онъ пересталъ ужь жить, Клавдія потрясла воздухъ стонами и наполнила небо своими жалобами; она рвала за себ волосы и бросала ихъ на втеръ, раздирала лицо и являла вс признаки самаго тяжелаго отчаянія. «Жестокая, неблагоразумная женщина!» воскликнула она. «Какъ легко исполнила ты свое ужасное намреніе! О, яростная ревность, въ какому ужасному концу приводишь ты тхъ, которые позволяютъ теб овладть ихъ сердцами! Безцнный женихъ мой! теперь, когда ты мой, неумолимая судьба уноситъ тебя съ брачнаго ложа въ могилу!» Въ словахъ Клавдіи было столько горечи и отчаянія, что даже на глазахъ Рока выступили слезы, а онъ не проливалъ ихъ напрасно. Слуги также рыдали на взрыдъ; Клавдія то и дло падала въ обморокъ, и весь холмъ казался мстомъ скорби и слезъ. Рокъ Гинаръ приказалъ, наконецъ, слугамъ донъ-Винцента отнести прахъ несчастнаго господина ихъ въ отцовскій домъ, — до него было недалеко, — чтобы предать его тамъ земл. Клавдія же изъявила желаніе удалиться въ монастырь, въ которомъ одна изъ ея тетокъ была настоятельницей, желая окончить жизнь свою подъ кровомъ безсмертнаго и боле прекраснаго Жениха. Одобривъ ея святое ршеніе, Рокъ предложилъ проводить ее до того мста, гд она желала укрыться, и защищать отца ея отъ мести родныхъ донъ-Винцента. Клавдія отказалась отъ этого и съ растерзаннымъ сердцемъ удалилась съ холма. Слуги домъ Винцента понесли домой трупъ господина ихъ, а Рокъ возвратился къ своей шайк. Таковъ былъ конецъ любви Клавдіи Іеронимы. Удивляться ли этому? ничмъ неудержимый порывъ слпой ревности направлялъ волю несчастной невсты.

Рокъ Гинаръ нашелъ своихъ оруженосцевъ такъ, гд приказалъ имъ ожидать себя. Посреди ихъ — верхомъ на Россинант — сидлъ Донъ-Кихотъ, уговаривая бандитовъ отказаться отъ этой жизни, одинаково опасной для тла и души. Но большая часть его слушателей были грубые гасконцы, и рчь Донъ-Кихота не производила на нихъ особеннаго впечатлнія. Воротившись, Рокъ прежде всего опросилъ Санчо, получилъ ли онъ назадъ взятыя у него вещи?

— Получилъ, отвтилъ Санчо, и теперь не досчитываюсь только трехъ головныхъ платковъ, дорогихъ для меня, какъ три большіе города.

— Что ты городишь? воскликнулъ одинъ изъ бандитовъ, эти платки у меня, они трехъ реаловъ не стоятъ.

— Твоя правда, сказалъ Донъ-Кихотъ, но оруженосецъ мой цнитъ ихъ такъ высоко во вниманію къ той особ, которая дала ихъ мн.

Рокъ Гинаръ веллъ отдать Санчо его платки, и выстроивъ затмъ свою шайку приказалъ разложить передъ бандитами вещи, деньги, одежду, словомъ все, что было награблено ими со дни послдняго раздла; посл чего, быстро оцнивъ всю эту добычу и переведши на деньги то, чего нельзя было раздлять, онъ распредлилъ все это между своими оруженосцами съ такой справедливостью, что ни въ чемъ не преступилъ ни одного пункта распредлительнаго права. Вс остались довольны, и Рокъ сказалъ Донъ-Кихоту: «если-бы съ этими людьми не быть такимъ справедливымъ и точнымъ, такъ не сладить съ ними никому». Услышавъ это, Санчо добавилъ, «по тому, что я вижу здсь, можно судить, какъ иного значитъ справедливость даже у воровъ». Въ отвтъ на это, одинъ бандитъ поднялъ аркебузъ, и вроятно размозжилъ-бы имъ голову Санчо, если-бы Рокъ не удержалъ его. Санчо весь затрясся и поклялся не раскрывать рта, пока онъ будетъ въ обществ этихъ господъ. Въ эту минуту прискакалъ бандитъ-часовой, поставленный слдить на дорог за всми прохожими и прозжими и увдомлять атамана обо всемъ, что случится. «Господинъ мой!» сказалъ онъ Року «неподалеку отсюда на дорог въ Барселону показалось много народу».

— Какого? того ли, что мы ищемъ или того, что насъ ищетъ? спросилъ Рокъ.

— Того, что мы ищемъ, отвчалъ часовой.

— Въ такомъ случа впередъ, воскликнулъ Рокъ бандитамъ, и привести сюда этихъ людей всхъ до одного.

Бандиты поспшили исполнить приказаніе атамана, и Рокъ остался одинъ съ Донъ-Кихотомъ и Санчо, въ ожиданіи возвращенія своей шайки. «Нашъ образъ жизни, господинъ Донъ-Кихотъ», сказалъ онъ рыцарю, «долженъ несказанно поражать васъ; наши приключенія, кстати сказать весьма опасныя, должны казаться вамъ чмъ-то совершенно новымъ; и я нисколько этому не удивлюсь: трудно найти боле опасную и безпокойную жизнь чмъ жизнь бандита. Мщеніе, какое то ненасытимое желаніе мщенія, способное поколебать самое добродушное сердце, заставило меня взяться за это ремесло; отъ природы я человкъ добрый и мягкій, но желаніе отмстить одно нанесенное мн оскорбленіе заглушило во мн всякое другое чувство, и я упорно остаюсь бандитомъ, хотя очень хорошо понимаю, въ чему это можетъ привести. И подобно тому, какъ одинъ грхъ влечетъ за собою другой, какъ одна бездна ведетъ въ другую, такъ и мною до того овладло чувство мщенія, что я являюсь мстителемъ не только своихъ оскорбленій, но и чужихъ. И однако Богъ не лишаетъ меня надежды выйти когда-нибудь изъ лабиринта заблужденій моихъ и достигнуть пристани спасенія».

Благородная рчь Рока крайне удивила Донъ-Кихота. Онъ никогда не думалъ, чтобы между людьми грабежа и разбоя могъ найтись благородно мыслящій человкъ.

«Благородный Рокъ», сказалъ ему Донъ-Кихотъ; «человкъ, почувствовавъ, что онъ боленъ, и что ему необходимо лечиться длаетъ первый шагъ въ выздоровленію. Вы знаете чмъ вы больны, и небо, или лучше сказать нашъ общій врачъ — Богъ укажетъ вамъ цлебное для васъ лекарство, чудесно исцляющее насъ мало-по-малу. Къ тому же гршникъ, одаренный умомъ, стоитъ ближе къ раскаянію, нежели глупецъ. Мужайтесь же, Рокъ, и ожидайте исцленія отъ вашей совсти. Если же вы хотите сократить путь къ покаянію и легче обрсти стезю спасенія, отправтесь со мною: я васъ научу быть странствующимъ рыцаремъ. Странствующій рыцарь претерпваетъ столько лишеній, выноситъ столько трудовъ, столько приходится испытать ему несчастныхъ приключеній, что вы можете смло обречь себя на эту жизнь въ вид искупительнаго бичеванія, и считать себя съ той минуты вознесеннымъ на небо».

Рокъ не могъ не улыбнуться этому совту, и перемнивъ разговоръ разсказалъ Донъ-Кихоту трагическую исторію Клавдіи Іеронимы. Разсказъ этотъ до глубины души потрясъ Санчо; красота и ярость несчастной двушки произвели на него передъ тмъ глубокое впечатлніе. Между тмъ оруженосцы Рока вернулись съ такъ называемой ими охоты и привели съ собою двухъ благородныхъ всадниковъ, двухъ пшихъ пилигримовъ, карету, въ которой хало нсколько женщинъ въ сопровожденіи шести слугъ верхомъ и пшкомъ — и наконецъ двухъ молоденькихъ погонщиковъ. Плнники хали посреди окружавшихъ ихъ бандитовъ. Въ глубокой тишин двигались побдители и побжденные ожидая, что скажетъ имъ великій Рокъ Гинаръ. Атаманъ прежде всего спросилъ двухъ благородныхъ всадниковъ: это они? куда отправляются и сколько съ ними денегъ?

— Мы испанскіе пхотные капитаны, отвтилъ одинъ изъ нихъ; товарищи наши въ Неапол, а мы отправлялись въ Барселону: тамъ, какъ слышно, стоятъ въ рейд четыре фрегата, съ приказаніемъ отплыть въ Сицилію; на нихъ мы собирались ухать. Съ двумя или тремя стами червонцевъ въ карман мы считали себя богачами и радостно отправлялись въ дорогу; у бднаго солдата не бываетъ обыкновенно большихъ денегъ.

Съ такимъ же вопросомъ обратился потомъ Рокъ къ пилигримамъ. Пилигримы отвтили, что они намревались отплыть въ Римъ, и что у нихъ обоихъ найдется, можетъ быть, реаловъ шестьдесятъ. За тмъ Рокъ спросилъ, что это за дамы въ карет, куда он отправляются и сколько везутъ съ собою денегъ? Одинъ изъ лакеевъ, сопровождавшихъ верхомъ данъ въ карет, отвтилъ, что это детъ дона Гіонаръ да Канонесъ, жена управляющаго неаполитанскимъ намстничествомъ съ маленькой дочерью, служанкой, дуэньей и шестью слугами, и что она везетъ съ собою около шестисотъ червонцевъ денегъ.

— У насъ набралось, значитъ, девятсотъ червонцевъ и шестьдесятъ реаловъ, воскликнулъ Рокъ. Насъ всхъ шестьдесятъ, сосчитайте же, сказалъ онъ бандитамъ, сколько приходится на долю каждаго; я плохой счетчикъ.

Услышавъ это, бандиты въ одинъ голосъ воскликнули: «да здравствуетъ Рокъ Гинаръ! многая ему лта! на зло судамъ и шпіонамъ, поклявшимся погубить его.»

Но не такъ радостно выслушали эти слова плнники. Капитаны понурили голову, дама сильно опечалилась, да не особенно обрадовались богомольцы, когда имъ объявили конфискацію ихъ имуществъ. Нсколько минутъ продержалъ ихъ Рокъ въ этомъ томительномъ ожиданіи, которое можно было прочитать на ихъ лицахъ на разстояніи выстрла изъ аркебуза, но онъ не хотлъ мучить ихъ слишкомъ долго.

— Будьте такъ добры, сказалъ онъ вжливо обратясь къ капитанамъ, одолжите мн шестдесятъ червонцевъ, а у госпожи супруги управляющаго я попрошу восемдесятъ, для моей шайки;— вы знаете, господа, священникъ, живетъ обднями, которыя поетъ, — за тмъ вы можете безопасно продолжать вашъ путь; я вамъ данмъ провожатаго, чтобы не испытать. вамъ непріятностей въ случа, встрчи съ другими оруженосцами моими, отправившимися на поиски въ разныя мста. Никогда не намревался я длать что либо непріятное военнымъ, или оскорблять дамъ, особенно знатныхъ.

Офицеры не находили словъ благодарить Рока за его любезность и великодушіе; по ихъ мннію, трудно было поступить въ этомъ случа великодушне Рока. Дона же Гіомаръ де Канонесъ хотла было выйти изъ кареты и кинуться къ ногамъ великаго атамана, но Рокъ не только остановилъ ее, но попросилъ еще извиненія въ сдланной задержк и нанесенномъ ей убытк, оправдываясь обязанностями, налагаемыми на него его суровымъ званіемъ. Госпожа въ карет приказала одному изъ своихъ слугъ тотчасъ же отдать Року восемдесятъ червонцевъ, а капитаны заплатили уже потребованные отъ нихъ шестдесятъ. Богомольцы также собрались достать свои мошны, но Рокъ веллъ имъ оставаться спокойными. Обернувшись затмъ къ своей шайк онъ сказалъ: «изъ этихъ ста сорока червонцевъ вамъ придется по два червонца на брата, и останется еще двадцать; дайте изъ нихъ десять этимъ богомольцамъ, а другіе десять этому доброму оруженосцу на память о насъ.» Посл этого принесли чернильницу и портфель, — Рокъ постоянно возилъ ихъ съ собою, — и атаманъ вручилъ начальнику конвоя, предназначеннаго сопровождать путешественниковъ, охранный листъ. Простившись за тмъ съ путешественниками, онъ позволилъ имъ продолжалъ путь, до того удививъ ихъ прекрасной наружностью, великодушіемъ и своимъ страннымъ образомъ жизни, что они готовы были видть въ немъ скоре Александра Великаго, чмъ прославленнаго бандита. Въ эту минуту одинъ изъ оруженосцевъ его сказалъ на гасконско-испанскомъ нарчіи: «нашему атаману пристало быть боле монахомъ, чмъ бандитомъ, но только съ этихъ поръ пусть великодушничаетъ онъ, если хочетъ, на свои деньги, а не на наши». Несчастный проговорилъ это не такъ тихо, чтобы Рокъ не услышалъ его; не долго думая, онъ обнажилъ мечь и раскроилъ дерзкому башку чуть не на двое. «Вотъ какъ я наказываю дерзкихъ, не умющихъ держать на привязи языка», сказалъ онъ. Бандиты ужаснулись, но никто изъ нихъ не отвтилъ ни слова; такое уваженіе, такую боязнь внушалъ въ себ атаманъ.