Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
Отошедши за тмъ въ сторону, Рокъ написалъ письмо одному изъ своихъ друзей въ Барселону, увдомляя его, что возл него находится тотъ знаменитый странствующій рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій, о которомъ говорятъ столько удивительнаго; Рокъ уврялъ своего друга, что этотъ удивительный рыцарь обладаетъ большими свдніями и интересенъ до нельзя. Онъ добавилъ, что на четвертый день, именно въ праздникъ Іоанна Крестителя, онъ привезетъ его въ Барселону, вооруженнаго съ головы до ногъ всевозможнымъ оружіемъ, верхомъ на Россинант, и оруженосца его Санчо верхомъ на осл. «Не забудьте увдомить объ этомъ друзой нашихъ Піарросъ», писалъ онъ, «пусть позабавитъ ихъ Донъ-Кихотъ. Хотлъ бы я лишить этого удовольствія враговъ ихъ Каделль, но это невозможно: умныя безумства Донъ-Кихота и милыя рчи оруженосца его Санчо Пансо не могутъ не забавлять въ одинаковой степени всего міра».
Рокъ отправилъ письмо съ однимъ изъ своихъ оруженосцевъ; одвшись землевладльцемъ оруженосецъ этотъ
Глава LXI
Три дня и три ночи пробылъ Донъ-Кихотъ съ Рокомъ, и еслибъ рыцарь пробылъ съ бандитами триста лтъ, онъ и черезъ триста лтъ не пересталъ бы удивляться ихъ жизни, никогда бы не свыкнулся съ ней. Вокругъ него въ одномъ мст вставали, въ другомъ обдали; то вдругъ убгали не зная отъ кого, то ожидали, не зная чего. Вс спали, не ложась, безпрерывно пробуждаясь и мняя мста: бандиты то и дло разставляли часовыхъ, слушали крики вожатыхъ, раздували фитили аркебузъ, — аркебузъ было впрочемъ немного, большая часть бандитовъ вооружена была ударными мушкетами. Рокъ проводилъ ночи вдали отъ своихъ, такъ что шайка никакъ не могла догадаться, гд атаманъ? Безчисленныя объявленія Барселонскаго намстника, назначавшаго цну за голову Рока, держали его въ постоянной тревог, и онъ проводилъ ночи всегда вдали отъ своихъ. Онъ не смлъ довриться никому, страшась быть убитымъ или преданнымъ въ руки правосудія своими же сообщниками; тяжела и жалка была его жизнь.
Наконецъ Рокъ, Донъ-Кихотъ, Санчо и вся шайка отправилась разными извилинами и скрытыми тропинками въ Барселону, и пріхали туда ночью, наканун дня Св. Іоанна Крестителя. Обнявши Донъ-Кихота и Санчо, послднему Рокъ подарилъ на прощаніе общанные десять червонцевъ, — и обмнявшись за тмъ съ рыцаремъ тысячью взаимныхъ любезностей и предложеній услугъ, онъ разстался съ нашими искателями приключеній. По отъзд Рока, Донъ-Кихотъ, верхомъ на кон, дождался улыбки алой зари, которая обрадовала взоры его, освтивши цвтистыя долины; почти въ туже минуту слухъ его былъ пріятно пораженъ звуками трубъ и барабановъ, и криками бгущей толпы, покидавшей, какъ казалось, городъ. Мало-по-малу заря погасла въ лучахъ солнца, и ликъ его, превосходившій величиною щитъ, озарилъ городской горизонтъ. Оглянувшись по сторонамъ Донъ-Кихотъ и Санчо замтили море; имъ никогда еще не приходилось видть его, и оно показалось имъ несравненно больше руидерскихъ лагунъ Ламанча. Они увидли также собранныя въ порт галеры. Опустивъ шатры, галеры украсились разноцвтными знаменами и флагами, то колыхавшимися на втр, то, опускаясь, колыхавшими воду. Внутри галеръ раздавались звуки трубъ и роговъ, и громозвучная, воинственная мелодія распространялась далеко въ воздух. Тихо и спокойно было море, и на гладкой поверхности его галеры стали двигаться и какъ бы маневрировать, а между тмъ изъ города выхало безчисленное множество всадниковъ въ богатыхъ нарядахъ, верхомъ на прекрасныхъ коняхъ и стали устраивать за городомъ родъ турнира. Съ галеръ открыли продолжительную пальбу, на которую отвтили съ фортовъ и городскихъ стнъ. Загудла тяжелая крпостная артиллерія, сливаясь съ выстрлами галерныхъ пушекъ. Не волновалось море и все казалось радовалось и радовало улыбавшуюся землю на свтломъ и свжемъ воздух, отуманиваемомъ лишь дымомъ артиллеріи. Санчо не постигалъ, какъ эти двигавшіеся за вод гиганты могли имть столько ногъ.
Въ эту минуту щегольскіе всадники съ привтнымъ воинскимъ кликомъ устремились туда, гд стоялъ пригвожденный удивленіемъ къ своему мсту Донъ-Кихотъ. «Милости просимъ, милости просимъ къ намъ, зеркало, свтило и путеводная звзда странствующаго рыцарства!» громкимъ голосомъ сказалъ Донъ-Кихоту одинъ изъ всадниковъ, предувдомленный Рокомъ о прибытіи рыцаря въ Барслону. «Милости просимъ къ намъ, не того самозваннаго Донъ-Кихота Ламанчскаго, котораго показали намъ недавно въ ложной исторіи, но истиннаго, благороднаго, врнаго Донъ-Кихота, описаннаго цвтомъ историковъ Сидъ Гамедомъ Бененгели».
Донъ-Кихотъ не отвчалъ ни слова, а всадники не дожидались его отвта, но проворно повернувъ коней окружили рыцаря со всхъ сторонъ. «Эти господа узнали насъ», оказалъ тогда Донъ-Кихотъ, обернувшись къ Санчо. «Готовъ пари держать, они читали нашу исторію и даже эту недавно напечатанную исторію неизвстнаго Аррагонца.»
— Будьте такъ добры, позжайте съ нами, сказалъ между тмъ одинъ всадникъ, приблизясь въ Донъ-Кихоту, мы вс большіе друзья Рока Гинара и готовы чмъ можемъ служить вамъ.
— Если одна любезность рождаетъ другую, ваша, милостивый государь, должна быть дочерью или по крайней мр близкой родственницей любезности Рока. Ведите меня, куда вамъ угодно, сказалъ Донъ-Кихотъ, у меня нтъ другой воли, кром вашей, особенно если вамъ угодно будетъ обратить меня въ вашего покорнаго слугу.
Всадникъ отвтилъ Донъ-Кихоту не мене любезно и кавалькада съ Донъ-Кихотомъ впереди двинулась дальше при звукахъ трубъ и роговъ. На бду рыцаря, при възд его въ Барселону, отецъ всякихъ лукавствъ — лукавый и лукавые, какъ онъ,
городскіе ребятишки, задумали устроить злую шутку, Донъ-Кихоту. Два смлыхъ, проворныхъ мальчугана протискались сквозь толпу и поднявъ хвосты Россинанту и ослу Санчо, подложили имъ туда по волчку. Почувствовавъ эти своеобразныя шпоры, несчастныя животныя стали прыгать, брыкать и свалили своихъ всадниковъ на землю. Побитый и пристыженный Донъ-Кихотъ поспшилъ освободить Россинанта отъ его украшеній, а Санчо сдлалъ тоже съ своимъ осломъ. Спутники рыцаря отъ души желали бы наказать дерзкихъ мальчугановъ, но это было невозможно; — они быстро скрылись въ толп слдовавшихъ за ними шалуновъ. Рыцарь и оруженосецъ сли верхомъ, и, подъ звуки музыки и восклицанія виватъ, пріхали въ большой и прекрасный домъ пригласившаго ихъ къ себ всадника, одного изъ богатыхъ барселонскихъ дворянъ, — но здсь, по вол Сидъ-Гамехъ Бененгели, мы разстаемся на время съ рыцаремъ.Глава LXII
Всадникъ, пригласившій къ себ Донъ-Кихота, былъ нкто донъ-Антоніо Морено. Умный и богатый, онъ любилъ жить весело, пріятно и прилично. Пригласивъ къ себ рыцаря, онъ сталъ обдумывать средства заставить его выказать во всемъ блеск свое безуміе, безвредно для всхъ; находя, что то не шутка, что язвитъ ближняго, и что вообще нельзя хорошо проводить время на счетъ другихъ. Прежде всего онъ надумалъ снять съ Донъ-Кихота оружіе и показать рыцаря публик въ его узкомъ, измятомъ оружіемъ и столько разъ уже описанномъ нами камзол. Рыцаря привели на балконъ, выходившій на одну изъ главныхъ городскихъ улицъ, и тамъ показали всмъ прохожимъ и всмъ городскимъ мальчишкамъ, глядвшимъ на него какъ на какого-то дикобраза.
Передъ рыцаремъ появились опять блестящіе всадники, точно они нарядились именно для него, а не ради праздничнаго торжества. Санчо же не помнилъ себя отъ радости и восторга; ему казалось, что онъ опять очутился не зная какъ и почему да свадьб Кадаша, въ другомъ дом донъ-Діего де-Миранда и въ другомъ герцогскомъ замк.
Въ этотъ день донъ-Антоініо позвалъ на обдъ къ себ нсколько друзей. Вс они обращались съ Донъ-Кихотомъ, какъ съ истиннымъ странствующимъ рыцаремъ, и это приводило его въ такой восторгъ, такъ льстило ему, что онъ тоже, подобно своему оруженосцу, не помнилъ себя отъ радости. Въ этотъ день Санчо былъ особенно въ удар говорить, и дйствительно онъ наговорилъ такого, что гости донъ-Антонія были, какъ говорится, пришиты къ языку его. За обдомъ: донъ-Антоніо сказалъ Санчо: «говорятъ, добрый Санчо, будто ты такой охотникъ до клецокъ и бланманже, что остатокъ его прячешь въ своей груди къ закуск за другой день». [22]
22
Авеланеда въ своемъ Донъ-Кихот говоритъ, что получивъ отъ донъ-Карлоса дв дюжины клецокъ и шесть формъ бланманже, Санчо, не имя возможности състь все это разомъ, спряталъ остатокъ въ груди, чтобы позавтракать имъ на другой день.
— Неправда, отвтилъ Санчо, я не такъ жаденъ, какъ чистоплотенъ, и господину моему Донъ-Кихоту очень хорошо извстно, что горстью орховъ или желудей, мы, какъ нельзя лучше, питаемся иной разъ, цлую недлю. Правда, если даютъ мн телку, я накидываю на нее веревку, словомъ кушаю что мн подаютъ, и всегда принаравливаюсь къ обстоятельствамъ. Но тотъ, кто говоритъ, будто я неряшливый обжора, самъ не знаетъ, что городитъ, и я бы иначе отвтилъ ему, еслибъ не эти почтенныя бороды, сидящія за столомъ.
— Чистота и умренность, соблюдаемыя Санчо въ д, отозвался Донъ-Кихотъ, достойны быть увковчены на металлическихъ листахъ; когда онъ голоденъ, онъ точно немного прожорливъ, жуетъ пищу обими челюстями и проглатываетъ кусокъ за кускомъ, но онъ всегда такъ чистоплотенъ, даже щепетиленъ, что бывши губернаторомъ, подносилъ ко рту не иначе, какъ на конц ножа даже виноградъ и гранаты.
— Какъ! воскликнулъ донъ-Антоніо, Санчо былъ губернаторомъ?
— Да, воскликнулъ Санчо, на остров Бараторіи; я управлялъ имъ на славу десять дней и потерявши въ эти десять дней сонъ и спокойствіе научился презирать всевозможными губернаторствами. Я убжалъ съ этого острова, упалъ на дорог въ пещеру, гд считалъ себя уже мертвымъ и освободился изъ нее какимъ-то чудомъ. — Донъ-Кихотъ поспшилъ разсказать гостямъ донъ-Антоніо со всми подробностями исторію губернаторства Санчо и заинтересовалъ этимъ разсказомъ все общество.
Посл обда донъ-Антоніо взялъ Донъ-Кихота за руку и повелъ его въ уединенный покой, гд стоялъ только столъ, сдланный повидимому изъ яшмы, поддерживаемый такой же ножкой. На этомъ стол помщалась голова, походившая на бронзовые бюсты римскихъ императоровъ. Донъ-Антоніо провелъ Донъ-Кихота по всей комнат и нсколько разъ обошелъ съ нимъ вокругъ стола. «Теперь», сказалъ онъ, «когда никто, не слышитъ насъ, я разскажу вамъ, господинъ Донъ-Кихотъ, нчто до того удивительное, что ни вамъ, ни мн вроятно, не приходилось слышать ничего подобнаго, но только дайте мн слово сохранить это въ величайшей тайн«.