Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Послднимъ вопрошателемъ былъ Санчо. «Голова», сказалъ онъ, «буду ли я еще разъ губернаторомъ, или умру несчастнымъ оруженосцемъ? и увижусь, ли я еще съ женою и дтьми?»

— Ты будешь губернаторомъ въ твоемъ дом, и увидишь жену и дтей, если вернешься домой, отвтила голова, а если перестанешь служить, перестанешь быть и оруженосцемъ.

— Это я и самъ зналъ, воскликнулъ Санчо; и тоже самое услышалъ бы я отъ самого пророка нашего Дедро Грулло.

— Болванъ, сказалъ ему на это Донъ-Кихотъ, чего же теб нужно еще; мало теб, что голова отвчаетъ на твои вопросы.

— Оно такъ, но только хотлось бы, чтобы она отвтила пообстоятельне.

Этимъ кончились вопросы и отвты, но не удивленіе, овладвшее всмъ обществомъ, кром двухъ друзей донъ-Антоніо, знавшихъ тайну чудесной головы. Но, чтобы не держать въ недоумніи читателей, чтобы не видли они въ этомъ чего-нибудь сверхъестественнаго, Сидъ Гамедъ Бененгели намренъ тотчасъ же открыть имъ эту тайну. Въ подражаніе другой такой же голов, виднной имъ въ Мадрид, донъ-Антоніо заказалъ одному образному мастеру такую же голову съ цлію удивлять ею, своихъ непосвященныхъ въ тайну гостей; голова эта устроена была очень просто. Она стояла на разрисованной и гладкой деревянной поверхности, похожей на яшму, поддерживаемой совершенно такой же ножкой и четырьмя орлиными лапами, составлявшими основаніе. Бронзоваго цвта голова, походившая на бюстъ римскаго императора, была совершенно пустая, — поверхность на которой она стояла — тоже — и къ этой поверхности голова прикладывалась такъ плотно, что, незамтно было никакихъ слдовъ соединенія: верхъ пустой ножки приходился какъ разъ противъ груди и шеи статуи, а низъ опускался въ отверстіе другой комнаты, находившейся подъ той гд помщалась голова. Сквозь эту пустоту, выходившую въ грудь бюста, проходила жестяная труба, такъ мастерски сдланная, что ее никто не замчалъ. Въ нижней комнат помщался тотъ, кто давалъ отвты, прикладывая къ труб поперемнно уши и ротъ; такимъ образомъ голосъ спрашивавшаго и отвчавшаго проходилъ какъ бы чрезъ рупоръ и такъ ясно и отчетливо слышно было каждое слово его, что не было ни какой возможности, открыть обмана. Умный и находчивый студентъ, племянникъ донъ-Антоніо, отвдалъ за предлагаемые вопросы; увдомленный дядей о томъ, кого онъ приведетъ въ очарованной голов, студентъ точно и легко могъ отвчать на все, что его спрашивали.

Сидъ Гамедъ говоритъ, что эта чудесная голова удивляла публику десять или двнадцать дней; скоро однако до городу распространился слухъ, что у донъ-Антоніо находится очарованная голова; отвчающая за предлагаемые ей вопросы, и владлецъ ея, безпокоясь, чтобы слухъ объ этомъ не возбудилъ вниманія зоркихъ стражей нашей вры, открылъ инквизиторамъ тайну удивительной головы, инквизиторы велли ему снять ее, боясь, чтобы она не смутила умовъ невждъ. Въ главахъ Донъ-Кихота и Санчо, голова оставалась однако по прежнему очарованной, отвчающей и разсуждающей, къ большему удовольствію рыцаря, чмъ его оруженосца.

Чтобы угодить донъ-Антоніо, отпраздновать пріздъ въ Барселону Донъ-Кихота, и позабавить публику его сумазбродствами, тамошняя молодежь задумала устроить черезъ недлю игру въ перстень, но ей не суждено было состояться.

Этимъ временемъ Донъ-Кихотъ пожелалъ осмотрть городъ, пшкомъ, безъ всякаго общества, кром Санчо и двухъ слугъ донъ-Антоніо, боясь преслдованія разныхъ невждъ и городскихъ мальчугановъ, которые непремнно высыпали бы на встрчу рыцарю, еслибъ онъ появился въ город верхомъ. Во время этой прогулки Донъ-Кихотъ, проходя по одной улиц, къ великому удовольствію своему прочелъ на большой вывск; здсь печатаютъ книги. Не видвъ до сихъ поръ ни одной типографіи, ему очень хотлось подробне разсмотрть ее и онъ вошелъ въ типографію вмст со всми слугами. Тутъ онъ увидлъ, что въ одномъ мст набирали, въ другомъ оттискивали, здсь поправляли, тамъ отливали въ формы, словомъ увидлъ всю работу, производимую въ большихъ типографіяхъ. Подошедши къ одной касс, онъ спросилъ, что здсь длается? рабочій разсказалъ ему въ чемъ дло, и удивленный Донъ-Кихотъ пошелъ дальше, и между прочимъ спросилъ одного наборщика, что набираетъ онъ?

Наборщикъ, человкъ съ очень порядочными манерами и очень порядочный на видъ, отвтилъ, что, онъ набираетъ одну книгу, переведенную съ итальянскаго.

— Какая это книга? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Bagatelli, отвтилъ ему самъ переводчикъ; таково заглавіе ея въ оригинал.

— А что значитъ это, по испански? — спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Бездлица, — заглавіе, какъ видите, пустячное, тмъ не мене, въ книг этой можно найти много умнаго и хорошаго.

– Я знаю немного по-итальянски, сказалъ Донъ-Кихотъ, могу даже похвалиться, что пою нкоторые стансы Аріоста, но скажите мн — я спрашиваю это не въ насмшку, а просто изъ любопытства встрчается ли въ вашей книг слово pignata?

— Нсколько разъ — замтилъ переводчикъ.

— А какъ вы переводите его?

— Кострюлей — не иначе.

— Клянусь Богомъ, вы знатокъ въ итальянскомъ язык; готовъ голову прозакладывать; что piace вы переводите словомъ нравится, piu — больше, su — на верху и giu — внизу.

— Конечно, замтилъ переводчикъ, какъ же иначе переводить.

— Клянусь посл этого Богомъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, что васъ никто, должно быть, не знаетъ въ этой толп, всегда трудно вознаграждающей похвальные труды и изящные умы. Сколько заглохло на свт талантовъ, сколько погибло доблести, сколько зарыто геніевъ, и тмъ не мене мн кажется, что переводить съ одного языка на другой, если только это переводъ не съ царственныхъ языковъ латинскаго и греческаго, все равно, что переворачивать къ верху ногами фландрскіе обои, показывая какія-то неясныя фигуры, по которымъ не можешь составить точнаго понятія ни о краскахъ, ни о цломъ картины. Къ тому же переводить съ легкаго и родственнаго языка, на это нужно совершенно столько же ума и таланта, какъ для переписки бумагъ; этимъ я не говорю, чтобы занятіе переводами не было похвально нисколько: человкъ можетъ заниматься чмъ-нибудь гораздо худшимъ, далеко мене полезнымъ. Изъ числа всхъ этихъ переводчиковъ, я исключаю впрочемъ Кристоваля Фигуереа и донъ-Жуана Жореги: одинъ въ своемъ перевод Пастуха идо, другой Аминты — умли бытъ на столько врными подлиннику и вмст оригинальными, что читая ихъ не знаешь, гд оригиналъ, гд переводъ? Но, скажите пожалуйста, вы печатаете эту книгу на свой счетъ, или вы продали рукопись книгопродавцу.

— Я печатаю ее на свой счетъ, отвтилъ переводчикъ и надюсь выручить отъ перваго изданія ея тысячу червонцемъ, наимене. Она печатается въ числ двухъ тысячъ экземпляровъ, которые живо разойдутся по шести реаловъ за экземпляръ.

— Мн кажется, вы не много ошибаетесь, замтилъ Донъ-Кихотъ, видно, что вы мало знакомы со всми уловками книгопродавцевъ. Съ двумя тысячами экземпляровъ этой книги на плечахъ, вамъ придется, увряю васъ, не мало повозиться и пропотть, особенно если эта книга пустая.

— Такъ что же, подарить ее книгопродавцу — что ли, сказалъ переводчикъ; онъ заплатитъ мн три мараведиса и вообразитъ, что сдлалъ мн этимъ ни всть какое одолженіе, чорта съ два! я, слава Богу, прославился своими трудами и печатаю книги не для славы, а для барыша, потому что вся эта слава и мода не стоитъ, по моему, ни обола.

— Помогай вамъ Богъ, сказалъ Домъ Кикотъ, и съ этимъ словомъ подошелъ къ касс. Тамъ исправляли листъ книги, озаглавленной: Святильникъ Души. «Вотъ какого рода книгъ слдуетъ побольше печатать», сказалъ онъ. «Хотя у насъ и довольно сочиненій въ этомъ род но велико и число непросвтленныхъ гршниковъ, требующихъ свта. Затмъ онъ подошелъ къ слдующей касс и спросилъ, что тамъ набирали?

— Вторую часть Донъ-КихотаЛаманчскаго — отвтили ему, сочиненную какимъ то Тордезиласскимъ господиномъ.

— Знакомъ я съ этой книгой, сказалъ Донъ-Кихотъ, и думалъ, по совсти, что ее до сихъ поръ сожгли уже и обратили въ пепелъ ни ея глупости и грубость; но придетъ ее время. Вымышленныя исторія тмъ лучше и интересне; чмъ правдоподобне он, а дйствительныя тмъ лучше, чмъ меньше въ нихъ лжи. — Съ послднимъ словомъ онъ съ нескрытой досадой покинулъ типографію.

Въ тотъ же самый день донъ-Антоніо вознамрился отправиться съ Донъ-Кихотомъ на галеры, стоящія на якор въ порт. Это чрезвычайно обрадовало Санчо, никогда не видвшаго ничего подобнаго. Донъ-Антоніо увдомилъ начальника эскадры, въ намреніи моемъ постить посл обда галеры вмст съ знаменитымъ Донъ-Кихотомъ Лананчскимъ, о которомъ узнали уже начальникъ эскадры и весь городъ. Но посщеніе Донъ-Кихотомъ галеръ разсказано въ слдующей глав.

Глава LXIII

Донъ-Кихотъ пытался разгадать, какимъ образомъ отвчала очарованная голова, но вс догадки нисколько не заставили его подозрвать тутъ какого нибудь обмана; напротивъ, онъ помнилъ только пророчество, не допускавшее въ ум его никакого сомннія, о разочарованіи Дульцинеи. Санчо же, хотя и возненавидлъ всякія губернаторства, все еще желалъ бы приказывать, желалъ, чтобы его слушали;— съ такимъ сожалніемъ заставляетъ вспоминать о себ всякая бывшая въ рукахъ нашихъ власть, хотя бы мы держали ее только для смху. Наконецъ, въ назначенный часъ, донъ-Антоніо Морено и два друга его отправились съ Донъ-Кихотомъ и Санчо осмотрть галеры. Предувдомленный о приход ихъ, начальникъ эскадры лично ожидалъ знаменитыхъ гостей, и едва Донъ-Кихотъ и Санчо появились въ виду эскадры, въ ту же минуту заиграли трубы, галеры вывсили флаги и на воду спустили яликъ, покрытый богатыми коврами и украшенный красными бархатными подушками. Когда Донъ-Кихотъ ступилъ на галеру, капитанъ выстрлилъ изъ кормовой пушки, тоже сдлали на другихъ галерахъ, а на палуб, куда ввели рыцаря по правой лстниц, его привтствовалъ весь экипажъ, совершенно также, какъ привтствуютъ на галерахъ появленіе какого нибудь важнаго лица: трижды повторенными кликами hou, hou, hou. Адмиралъ, — назовемъ такъ валенсіанскаго дворянина — начальника эскадры, и далъ Донъ-Кихоту руку и обнявши рыцаря сказалъ ему: «я отмчу блымъ камнемъ этотъ день; — одинъ изъ прекраснйшихъ въ моей жизни, потому что я увидлъ сегодня Донъ-Кихота Ламанчскаго, въ которомъ сіяетъ и олицетворяется весь блескъ странствующаго рыцарства». Восхищенный такимъ почетнымъ пріемомъ, Донъ-Кихотъ отвчалъ адмиралу съ не меньшей любезностью. Гости вошли затмъ въ роскошно меблированную каюту и сли на шкафутахъ, а капитанъ вошелъ между декъ и подалъ знакъ экипажу раздться, что и было сдлано въ одну минуту. Увидвъ столько голыхъ людей, Донъ-Кихотъ разинулъ ротъ, но удивленіе его удвоилось, когда паруса натянули въ его глазахъ съ такой быстротой, словно вс черти принялись за дло. Все это было однако ничего въ сравненіи съ тмъ, что и сейчасъ скажу. Санчо сидлъ на кормовомъ столб возл шпалерника, или перваго гребца на правой скамь. Наученный, что ему длать, шпалерникъ вдругъ поднялъ Санчо и, тмъ временемъ, какъ весь экипажъ стоялъ на своихъ постахъ, передалъ его правому гребцу, тотъ слдующему, и бдный оруженосецъ сталъ перелетать изъ рукъ въ руки съ такою быстротой, что у него помутилось въ глазахъ и ему показалось, что его уносятъ черти; препроводивъ его такимъ образомъ чрезъ руки гребцовъ лвой стороны обратно до самой кормы, его наконецъ оставили тамъ, запыхавшагося, потвшаго крупными каплями и недоумвавшаго, что съ нимъ длается? Донъ-Кихотъ, взиравшій на перелеты своего оруженосца, спросилъ адмирала, неужели это одна изъ церемоній, которыми привтствуютъ прибытіе на галеры гостей? «Что до меня», добавилъ онъ, «клянусь Богомъ, я вовсе не желаю совершить подобное путешествіе, и если кто-нибудь наложитъ здсь на меня свою руку, такъ я вырву душу изъ его тла». Сказавши это, онъ всталъ съ мста и дотронулся до эфеса своей шпаги.

Въ это время убрали паруса и спустили большую рею съ такимъ шумомъ, что Санчо показалось, будто на голову его обрушивается небо, и онъ со страху спряталъ ее между ногъ; самъ Донъ-Кихотъ не сохранилъ въ эту минуту своего обычнаго хладнокровія — онъ немного перепугался, нагнулся и измнился въ лиц. Галерные гребцы подняли рею съ такою же быстротою и такимъ же шумомъ, съ какимъ опустили ее, и все это, не говоря ни слова, точно у нихъ не было ни голоса, ни дыханія; потомъ подали сигналъ поднять якорь, и капитанъ вскочивъ въ эту минуту между декъ, съ бычачьимъ нервомъ въ рукахъ, принялся опускать его на плечи гребцовъ; вскор за тмъ галера двинулась съ мста.