Дорога богатырей (сборник)

Слуховая галлюцинация все еще создавала у людей впечатление, что рев потока присутствует за стенкой кабины. Буров, сняв шлем, спросил, не блаженство ли, в самом деле, нестись вперед, не чувствуя скорости? Алексей с некоторым недоверием прислушивался к голосу друга, удивляясь, как его — можно слышать, несмотря на гул в ушах, и тотчас, поняв в чем дело, рассмеялся. И вдруг он уловил какой-то посторонний свистящий звук. Казалось, ракета разрезает воздух и свист исходит снаружи, но этого не могло быть — ракета, летела в разряженной атмосфере. Постепенно свистящий звук становился все определеннее. Люди переглянулись, и каждый понял, что тоже слышит «это».

Алексей внезапно повернулся к доске с приборами — уж не двигатель ли начал работать? Все стрелки и указатели, кроме рубиновой черты отсчета скорости, стояли на нулях. И все же свистящий звук за стенкой кабины заметно нарастал, постепенно приобретая характер шума клокочущего горного ручья, рвущегося вниз по долине меж камней. Это впечатление было так сильно, что воображение Алексея мгновенно. нарисовало горную долину, где стоит обсерватория, и каскадами падающий со скалы ручей, неподалеку от зданий. И эта невольная звуковая ассоциация вновь — в который уже раз сегодня! — напомнила ему об Ольге. Там, глубоко внизу, она сейчас неотступно следит за полетом ракеты, жадно вслушиваясь в каждое их слово.

Он почувствовал, как изменилось нечто неуловимое в его восприятии полета. И почти сейчас же его сознание определило, в чем заключалась новизна ощущений: тело как бы утяжелилось. Это могло быть только в случае внезапного увеличения скорости движения ракеты вверх. И в тот момент, когда он окончательно понял, что происходит, он вдруг почувствовал, что шум за стенкой уже не напоминает больше плеска и клокотанья ручья, — там многоголосо грохотал и ревел водопад.

Все рычаги управления мотором были в положении «выключено», и командир корабля тотчас понял, что иначе и не может быть: ведь автоматический ограничитель мощности несколько минут назад прекратил подачу топлива и разорвал электроцепь зажигания. И все-таки двигатель работал, и с каждой секундой рев от сгорающего топлива усиливался.

И едва только инженер подумал, что надо просмотреть цепь зажигания — может быть она все-таки не прервана? — Буров, почти вышибив резким ударом дверцу коробки, оборвал провода зажигания около медных гаек контактов. Скрученные золотистые жилки повисли в воздухе, мелко подрагивая, но топливо в двигателях продолжало сгорать. Происходило нечто фантастическое — ничем, казалось, не объяснимое самовозгорание топлива, тоже неизвестно как попадавшего в огневую камеру двигателей, — ведь все было выключено!

И неожиданно сильный толчок бросил его на пол кабины — скорость ракеты резко возросла.

Глава 14. ПОЕДИНОК С ОГНЕМ

Инженер понял, что происходит нечто непоправимое, страшное, и хотел броситься к передатчику, связывающему «Иглу» с Землей, и выключить его, чтобы Ольга не слышала их встревоженных разговоров.

Пилот, перехватив его взгляд, крикнул:

— Выключено, Леша! Будь спокоен, я слежу за связью.

И сейчас же мысль инженера заработала в другом направлении: вот настал тот момент, когда воля человека должна раскрыть то, чего не могла объяснить никакая автоматика. Он быстро включил одну рукоятку за другой — стрелки приборов дрогнули, рванулись с нулей. Сейчас же он привел все рукоятки в прежнее положение «выключено», и стрелки упали на прежнее место. Но рев двигателей не изменился совершенно. И тогда инженер понял, что он потерял власть над машиной.

Топливо как бы самопроизвольно начало выделять энергию, я двигатель работал. Это было невероятно; все предохранительные клапаны были в положении «выключено», стрелки приборов спокойно лежали на нулях, а двигатель грохотал все сильнее и сильнее. На одно мгновение Алексею показалось, Что он находится во власти тяжелого сна. Усилием воли он подавил эту мысль, заставляя себя смириться с невероятностью происходящего. Он должен докопаться до смысла случившегося, он должен что-то сделать.

Но как проникнуть в смысл события, как объяснить, казалось, невероятное?

Оставалась последняя возможность узнать причину происходящего: одеть воздухо- и теплонепроницаемый скафандр и проникнуть через особый люк в камеру, где помещались приборы управления.

Голос пилота что-то кричал в наушниках, но Алексей, занятый у рычагов, не обращал на это внимания. Неожиданно он почувствовал прикосновение руки друга к плечу, и это заставило его вдуматься в слова пилота.

— Скорее докапывайся, что случилось, — кричал тот.

— Митя, я еще ничего не могу понять… Мне надо пройти взглянуть на приборы управления…

Пилот принялся помогать надевать скафандр.

Тоном командира инженер приказал:

— Восстанови связь… Пока ничего не сообщай об аварии.

— Есть! — раздался в наушниках короткий ответ.

И, надевая скафандр, он слышал, как Дмитрий говорил в лорингофон, обращаясь к «Земле»:

— Чертовски красивое небо, прямо дух захватывает… Если я временами буду молчать, не волнуйтесь, дайте спокойно полюбоваться вселенной…

Готовясь итти к люку, уже одетый в скафандр, Алексей заметил на себе полный тревоги взгляд друга, хотя в словах, которые тот произносил для «Земли», по-прежнему звучало, казалось, веселое и безмятежное спокойствие. Пожалуй, только сейчас инженер начал понимать, сколько выдержки и упрямой, непреклонной воли было в этом, подчас казавшемся неуровновешенном, человеке. С внезапным порывом он качнулся тяжелым стальным, застекленным спереди шлемом к другу и неуклюжими, покрытыми резиной и асбестом рукавицам скафандра пожал его руку.

…Шаг за шагом он исследовал каждую деталь ракеты — приборы, детали механизмов, стенки, даже заклепки.

Он медленно прошел через охлаждающий трюм, имевший сообщение с внешним миром, так сказать «радиатор» двигателей. Наклонив застекленный шлем к замку дверцы, ведущей в носовую часть, он долго возился, отпирая ее. Попав в новый отсек и захлопнув за собой стальную дверцу, инженер огляделся. В этом помещении размещались дополнительные приборы, связывавшие ракету с землей и регистрировавшие проявления внешнего мира — спектр солнца, космические лучи, загадочные межзвездные радиоволны, магнитное поле Земли… Сколько раз на земле он бывал в этом узком, стального цвета помещении, забитом снизу доверху коробками приборов и словно оплетенном жгутами проводов. И все же теперь, во время полета, оно выглядело каким-то незнакомым, должно быть от того, что стенки приборов и провода вибрировали, в отсек доносился режущий слух рев двигателей. Все здесь жило незнакомой лихорадочной жизнью. Это был механический мозг ракеты. Во время испытательных полетов без людей как раз здесь превращались в радиоимпульсы показания всех приборов. Сюда же принимались радиораспоряжения с земли и, преобразовываясь в электросигналы, приводили в движение механизмы управления.

Инженер принялся действовать: внешне медлительно. Казалось, ему никогда не разобраться в этом переплетении проводов, в механических и электрических приборах, таившихся под металлическими кожухами. Но человек упрямо исследовал одну деталь за другой. Некоторые приборы он выключал — потухали лампы, замирали миниатюрные зубчатые передачи — выпадал целый участок механического мозга. И тогда инженер изучающе всматривался в действующие аппараты, прислушивался к гулу за переборкой. Какие изменения это принесло? И снова искал, отключал, слушал.

Механический мозг был бессилен — можно было отключить одно его звено за другим, и это никак не сказывалось на работе двигателей. Детали «мозга» и весь он в целом работали исправно, и все же он потерял власть над двигателями. Именно сейчас с ужасающей ясностью обнаруживалось, что все эти тончайшие приборы и механизмы только внешне могли создавать иллюзию самоуправляемости ракеты, но они никогда не имели над ней власти. И хотя эта простая мысль давным давно уже была высказана Смирнову, инженера охватила вспышка ослепляющего гнева. Он ударил кулаком, затянутым в резину, по кожуху ближайшего прибора. Боль вернула ему спокойствие. Он слишком доверялся механизмам, и вот результат — приборы оказались менее совершенны, чем могли быть, если бы, конструируя, он ближе наблюдал их действие.