Дорога под солнцем

– Ничего не понимаю, какая вода, проваливайте отсюда, – заорал негр, который был в сильном подпитии.

– Врёт сволочь, сделал гадость, не признается никогда, – послышалось сзади.

Артёму эта сцена вообще не нравилась, как бы он ни относился к негру, он понимал, что тот, по всей видимости, спал, и воду мог вылить только он, Артём, вряд ли кто-либо ещё мыл посуду после него в такой короткий срок.

– Может, действительно не он? – спросил кореец.

– А кому ещё в голову придёт такую пакость сделать?

– Значит, ты не лил воду? – спросил ещё раз матрос и сделал жест, как будто из кувшина воду на голову льют.

– Проваливайте отсюда, живо. – Негр всё более озлоблялся.

– Ладно, нечего тут делать, не он это. Пошли, извиниться, наверное, надо, – сказал молдаванин.

– Вот ещё, да он это сделал, я в этом уверен, извиняться ещё надо, он же врёт, сволочь, посмотри на рожу, – не унимался Стас.

– Ладно, пошли уже, – сказал матрос.

Они высыпались из маленькой каморки негра в коридор.

– Идите, идите отсюда, пошли вон, плохие люди, – ворчал негр им вслед, закрывая дверь.

В коридоре долго ещё обсуждали эту тему и вину негра, который ушёл в отказ, стучались в номер к боливийцам и аргентинцам, но двери им никто не открыл. Так, кроме домыслов и догадок, ни к чему не пришли и в конце концов разошлись, ругаясь, по комнатам. Артём в спор не встревал и свои соображения не высказывал, отговаривался, что сам он был в номере и ничего не видел. Но с тех пор он мыл посуду, подстраховываясь, лил осторожно воду и спускал её частями, ругая местных умелых сантехников. Таким образом, то спокойно, то вот с такими неожиданными, бурными событиями, протекала жизнь в отеле в районе Бока. Артём, как обычно, жил замкнуто, в своём стиле, общался со всеми по необходимости, но дружбу не завязывал, а сосредоточился на изучении языка и питании, которое ему очень нравилось, учитывая очень хорошее качество местных продуктов, особенно мяса и спелых фруктов. Его питание свелось к определённому рациону, он готовил мясо, оно получалось наполовину жареное, наполовину варёное, так как он его сначала варил, а потом обжаривал, и стоило оно очень недорого. Затем он делал себе салат из зелени, она называлась лечуга, со свежими томатами, крупно их нарезал и заправлял всё это соком лимона, половину которого он целиком выжимал в салат, который получался кисленький и очень сочный. Также он употреблял по бокалу в день красного вина, которое также было дешёвое и очень хорошего качества. Ну и, конечно же, сладкое, которое он обожал, конфеты или свежая выпечка, а на десерт фрукты, которых было в изобилии, естественно, всё недорого. Артём был в отеле единственный москвич, и он приехал сюда не из-за экономических соображений и не по этническим гонениям, и жил он всю жизнь в идеальных условиях с самого детства. Для него, после московской отдельной квартиры, вся эта жизнь была в диковинку, каким-то экстримом, он наблюдал как бы со стороны за всем этим. Что-то его удивляло или восхищало, а что-то расстраивало и давало повод к размышлениям. Жильцы вроде бы жили дружно и коллективно, всегда охотно общались, но это была только видимость, особенно это стало отчётливо видно после одного случая. Когда у одной семейной пары ребёнку стало плохо, было подозрение на аппендицит, и мать ребёнка попросила жену Александра помочь, сходить в госпиталь «Архерич», который был в пешей доступности от отеля, быть переводчиком при общении с врачами. Лена, видимо, пользуясь ситуацией, запросила за свои услуги «всего» 100 баксов, и в итоге матери пришлось обратиться к услугам другого жильца, который хорошо говорил на языке. И случаев, подобных этому, было достаточно. Артём постепенно стал задумываться о вещах, о которых раньше не думал или не замечал, а именно то, что он русский, принадлежит к великой нации и из самой большой страны мира и что все русские люди должны это чувствовать и жить единым целым народом. Ан нет, такого в реальности, к сожалению, не происходило, а происходило в точности до наоборот. Русские люди, по крайней мере, за границей или вдали от дома, в отличие от армян или евреев, а также других «малых народов», которые жили и живут диаспорами и которые стараются помочь своим собратьям, наоборот, вели и ведут себя, как в стае волков, стараясь не только заработать на ближнем, но ещё и поиметь его, если предоставлялся такой шанс. Все старались жить обособленно, но не это беспокоило, а то, что поддержки, помощи или совета было не дождаться, у каждого были только свои интересы. Про грубость и хамство можно даже не говорить в такой ситуации, это было обычным делом. Получалось, что все, кто приехал, вместо того чтобы жить единым кланом или хотя бы помогать друг другу, не имея в виду материально, упаси бог, а просто словом или делом, напротив, стали чуть ли не врагами друг другу. А может быть, это не жизнь вдали от своей страны так влияет, а и в России тоже люди имеют такое общение, может, это просто в русском человеке так заложено издревле. Откуда иначе возникло такое изречение: моя хата с краю, я ничего не знаю, и ещё – когда пришли за соседом, то я промолчал. Он вспоминал службу в армии, где уже с этим сталкивался. Все эти размышления расстраивали и огорчали Артёма, но когда он выходил на улицу, то все тягостные раздумья оставались в стенах отеля, а за ними текла совсем другая жизнь.

Глава IX Служба в Советской армии

– Внимание, рота, подъём! – послышалось сквозь сон, и далее сквозь затухающие обрывки сна начались грохот и гул прыгающих со своих кроватей ребят, бросающихся к своей одежде.

– Форма одежды номер два, – продолжал командир роты, капитан, стоящий на центряке.

Артём тоже вскочил и, как на автопилоте, натянул штаны, гимнастёрку, намотав портянки, воткнул ноги в сапоги и, застёгивая на ходу пуговицы, побежал в строй.

– Рота, стройся, налево, бегом марш, – пробасил капитан.

Все побежали вниз по лестнице, казарма была двухэтажной, и их рота располагалась на втором этаже. Внизу также было общее построение.

– По направлению к стадиону бегом марш, – скомандовал стоявший внизу прапорщик.

Все с топотом побежали по направлению к стадиону, который располагался примерно в пятистах метрах от казармы. Они обежали плац, обогнули здание библиотеки и побежали по аллее с пирамидальными тополями. Впереди бежал капитан роты, Калогулов, киргиз по национальности, человек исполинского роста и телосложения. Было довольно прохладно и темно, солнце ещё не взошло, время около пяти утра. Топот, сопение и кашель слышались со всех сторон. В основном все бежали молча, изредка проскальзывали недовольные бурчания, в основном от старослужащих.

– Опять ему не спится или снова кто-нибудь в самоволке пойман, а мы, как всегда, крайние.

– Не, всё нормально, – отвечал какой-нибудь знающий, – никого в самоволке, это просто тренаж, не более. – Слышались облегчённые вздохи.

Сделав кругов пять по стадиону, около трех километров, все построились для зарядки.

– Руки вытянули, ноги на ширине плеч, – слышался голос капитана, – махи ногами, 20 раз, выше ноги. Раз-два, раз-два, веселей.

Такие забеги были большой редкостью в военно-строительном отряде и зачастую происходили в основном, если отряд проштрафился из-за кого-то или в чём-то.

– Рота, стройся, в казарму бегом марш, – командовал Калогулов.

Впереди всех побежал прапор Сидоренко, а Калогулов пошёл в штаб.

– Сейчас водные процедуры, вольно, – скомандовал Сидоренко по прибытии в казарму.

В умывальнике мест на всех не хватало, и приходилось ждать, кто-то из «салабонов»-новичков попытался протиснуться первым, но получил увесистый пинок и встал в сторонку ждать вместе с остальными. Умывались все с голым торсом, водичка была скорее прохладной, чем тёплой. В итоге переждав основной наплыв, удалось умыться, после умывания оставалось немного времени до построения на завтрак.

Завтрак в отряде протекал следующим образом: за столами сидели по шесть человек, три, как правило, старослужащих, отслуживших по полтора года, и три новичка из последнего призыва. Перед тем как приступить к еде, «старики» всегда спрашивали, сколько дней осталось до приказа, и это надо было знать, иначе можно было получить затрещину. После правильного ответа довольные «старики» отдавали «салабону» свою порцию масла. Кормили, как правило, на завтрак так: ставили большой котелок с какой-нибудь кашей, в основном пшённой, и каждый с помощью половника накладывал себе в тарелку. Также стоял чайник с уже заваренным чаем и хлеб с круглыми порциями масла, лежащими на тарелке, о которых уже шла речь выше. После завтрака опять было общее построение, после которого всех развозили на работу, на объекты. Так начиналось каждое утро в ВСО 0006 в феврале месяце 1988 года в далёком узбекском городе Навои, куда Артёма перебросили с десятком других москвичей из учебки в городе Кзыл-Орда, в который он попал 12 декабря предыдущего года.

Артёма в районном военкомате Ленинградского района г. Москвы определили к нестроевой службе по причине здоровья: аллергия, астма, плохое зрение, в общем, целый букет. Знакомый врач помог задержать призыв на полгода, чтобы его не послали служить на Север или Дальний Восток, куда и шёл весь призыв и где ему с его здоровьем пришлось бы туго. Поэтому его не призвали в мае, а призвали в декабре, дав предварительно от военкомата закончить курсы вождения на категорию грузовиков. Сам призыв проходил в кинотеатре «Варшава», что на станции метро «Войковская», в этот день шёл сильный снег, и все новобранцы пришли с родителями. В зале по алфавитному порядку всех вызвали на сцену, набралось человек 20, после чего майор поздравил всех стоящих на сцене со службой, и затем через боковую дверь всех посадили в автобус. Артёма пришли провожать мама с папой и бабушка, мамина мама. Родственники выбежали, именно выбежали, так как всё было сделано очень быстро, тоже через ту же боковую дверь, но автобус уже рванул с места и Артём только успел рукой помахать всем, кто пришёл его провожать. Автобус их привёз сначала в районный военкомат, где они быстро прошли медкомиссию, и после отвёз их в центральный, где-то на востоке Москвы. Из центрального военкомата на следующий день в том же составе их посадили на самолёт в Домодедово и отправили в г. Кзыл-Орда. В учебке сошлись несколько потоков призывников из Москвы, Кемерово, Новосибирска и Гурьева, что в Казахстане.

Артём впервые оказался в такой ситуации, он и раньше-то дальше пионерлагеря не ездил один, да и то единственный раз, и проболел почти всю смену, лёжа в лазарете. Так далеко от дома, в совершенно чуждой обстановке он чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, да и дома он не бывал в больших компаниях и впервые оказался в большом, чужом ему коллективе, но твёрдо решил, если что, в обиду себя не давать. Но дело осложнялось ещё и тем, что он не знал, как в такой обстановке себя вести, являясь чисто домашним мальчиком, он понятия не имел, что и как делать. Что являлось нормальным и правильным на гражданке, здесь было неприемлемым и не годилось, а посоветовать было некому. В первый день в умывальнике к нему подошёл казах и попросил, именно попросил помочь постирать рубашку вдвоём, Артём ему помог, и после вместе её выкручивали. Затем к нему подошёл сержант, русский парень, и сказал, что если ещё раз он так сделает, то будет чмо. На что Артём пожал плечами и сказал, что если нужно, он пойдёт и побьёт того казаха, но на том всё и закончилось, и с тех пор он стал задумываться над каждым своим действием. Днём у них были теоретические занятия и физическая нагрузка, ночью все отдыхали, так как уставали за день. Пробежки были почти каждый день, а один раз пришлось бежать в противогазе, но в нём Артёму тяжело было бежать, не хватало воздуха, потому как объём его лёгких был ниже нормы, и он его снял, за что получил наряд на кухне по чистке картофеля. Вообще, Артём был спокойным и тихим парнем на гражданке, никогда не ввязывался ни в какие разборки и дрался за всю жизнь несколько раз, несмотря на то, а может, именно из-за того, что занимался боксом в последних классах школы в течение 2 лет в секции ДЮСШ, что находится недалеко от той же станции метро «Войковская». Почти в самом начале после их прибытия в учебку в казарме произошло целое побоище, каких Артём никогда не видел. Началось всё с того, что двое парней из Новосибирска что-то не поделили с группой казахов из Гурьева. Слово за слово, и началась потасовка, сержант, который хотел их разнять, получил стулом по голове и упал, увидев это, другой сержант свистнул «стариков» из соседней казармы. Казахи, которых было человек 35, встали все за своих и с криками «бей их» бросились на всех, кто был не казах. Ребята, что были рядом с Артёмом, схватили кто что мог, один намотал ремень с медной пряжкой на руку, другой схватил табурет, третий – кирзовый сапог. На Артёма накинулся высокий казах с квадратным лицом со зверским выражением, размахнувшись на 180 градусов, он ударил со всей силы. Артём, сидя ещё на кровати, тем не менее успел без труда увернуться от этого удара, чуть-чуть пригнув голову, кулак казаха рассёк пустоту и поймал на излёте железную спинку кровати. Лицо его скривилось от боли, а Артём дал ему ногой в сапоге по коленке и правой приложил в районе уха, не попав в челюсть, но противник рухнул за кровать. Тем временем драка набирала обороты, дралась уже вся казарма, человек 80, кто-то кинул в гущу дерущихся табурет, попав кому-то в голову, кто-то выломал перекладину из кровати и махал ею как палицей, кругом стояли крик, шум ломающейся мебели, стоны и всё такое. Всё это происходило в полутемноте, так как уже стемнело, а свет лампочек был тусклым. На него ещё налетел какой-то казах, было не разобрать, несколько ударов просвистело мимо, Артём хорошо уклонялся. Тогда нападавший, чтобы удержать Артёма на месте, вцепился в рубашку левой рукой а правой начал лупить, после первого Артём увернулся и обрушил на нападавшего град ударов, даже по счёту сбился, после чего рука на рубашке ослабла и тот упал под ноги дерущихся. В этот момент Артём сам получил сбоку сапогом в голень а затем ещё по голове сзади и отлетел в угол, вдогонку получив ещё пару ударов, но сознание не потерял, прополз между тумбочкой и стеной и снова встал. Драку затем удалось прекратить, минут через двадцать комендантское отделение, в котором были почти все спортсмены, в полном составе прибежало вместе с дежурным по отряду и расчищало поле боя. После этой потасовки голова у Артёма болела несколько дней, а тело всё ныло. По словам сержантов, это было здесь обычное дело, и периодически такие беспорядки возникали, когда шёл новый призыв. Через пару недель всех, кто был в казарме, развезли кого куда, Артём попал в Навои, другие поехали в Бухару, третьи в Ташкент и дальше. В принципе, ему повезло, климат был тёплый, летом жаркий, тёплая погода длилась с апреля по ноябрь, он как раз такую и любил, а зимой температура редко опускалась ниже 2–3 градусов мороза. Слово «повезло» здесь уместно, так как климат климатом, а некоторые призывники попали куда-то в горы, как говорили, на урановые разработки, что находились в 80–90 километрах от Навои. Военно-строительный отряд располагался на окраине Навои и занимал территорию в пару квадратных километров, окружённую забором с колючей проволокой. Он был расположен между полковой частью и военным госпиталем. На территории располагались две казармы, штаб, здание комендантского отделения, магазин, столовая, клуб, библиотека и стадион. Большинство в ВСО 0006 работало на двух предприятиях, это «Навоиазот» и Цемзавод, основополагающие предприятия города, работать на них тоже было небезопасно, тем более с его заболеваниями. Первые два месяца Артём всё-таки проработал на Цемзаводе, впечатления не были приятными, работали вместе с зеками через сетчатый забор, и цементная пыль висела в воздухе. Благо была зима, воздух был влажный, и не так тяжело дышалось. Работал он там до тех пор, пока случай не позволил ему перейти в хозвзвод, что по обслуживанию самой воинской части на территории. На хоздворе собирались открыть новый продуктовый склад, а при нём холодильник, большую морозильную камеру, и нужно было собрать холодильную установку для её работы. Зам по тылу майор Федоркинов искал людей, кто мог бы это сделать. Оказалось, что во всём отряде это сделать мог только Артём, который закончил техникум общественного питания по специальности «холодильно-компрессорные машины и установки». Он собрал всё за пару дней, и зам по тылу только вызвал сварщиков, так как сварки своей в отряде не было, которые заварили все стыки за час. Артём был тут же принят в хозвзвод, где и проработал до конца службы. Состав отряда был многонациональный, 50 % всего отряда были москвичами с майского призыва, всего на полгода раньше Артёма. Остальные в процентном соотношении примерно так: казахи 20 %, сибиряки – Кемерово, Новосибирск, Тюмень и Якутск 10 %, украинцы 10 %, остальные 10 % делили белорусы, молдаване, армяне, грузины, кабардинцы и чеченцы. Кабардинцы сразу же сошлись с чеченцами, которых было человек 10, все из Казахстана, и эта группа из 20 человек держала в страхе весь отряд в количестве 370 человек. Если кто то дерзил или поднимал голову, то его наказывали эти 20 избранных. Один раз отлупили одного здоровенного москвича, который кому-то из чеченцев не уступил дорогу, другой раз тоже неслабого сибиряка из Тюмени за то, что побил одного из группы. И никто, что удивительно, не подумал о том, что русских, и не просто русских, а москвичей, в отряде было человек 250, и они могли стереть в порошок любую группировку. Но, видно, в том и дело, что взаимопомощь у русских, к сожалению, не в чести, в отличие от малых, но гордых народов Кавказа и не только. А может, это болезнь всех больших наций и народов, но как же тогда китайцы, ведь они друг другу помогают и живут общиной в любой стране мира. Если делать выводы, то получается, что сплачивают русских людей только большая внешняя угроза и железная рука власти, это доказывает история, и никуда от этого не деться. А так, как ни крути, получается основной лозунг в действии, моя хата с краю, ничего не знаю, по правде говоря, очень всё это обидно было понять Артёму.

В общем, всю службу Артём держался особняком, ни к какой группе или группировке не примыкал, в блатные не лез, но и чмом тоже не был. Он был слишком рассудителен и не собирался всё время подтверждать статус блатного постоянными стычками, тем более что это было не в его характере. Он также понимал, что два года не вечность, и они пройдут, поэтому отвечал крайне редко и в исключительных случаях. Там же он познакомился с парнем, который был призван из Москвы из его же района, только в мае, раньше него на полгода. Парень отличался от многих своей манерой поведения, он был умён, вежлив и аккуратен. Что самое приятное было для Артёма, это то, что, можно было сказать, нашёл родственную душу. Этот парень в дальнейшем стал его единственным другом, с которым он разговаривал на все темы и не имел от него секретов. Уже на гражданке они вместе ходили попить пива и пообсуждать девчонок или какую-либо жизненную ситуацию. Когда Артём приезжал из Аргентины навестить родных, они всегда встречались, впрочем, и сейчас продолжают дружить. Последние полгода Артём проработал хлеборезом, куда перешёл тоже случайно, из-за того что предыдущий хлеборез, белорус из местечка Городок, был дембель и искал себе замену, а Артём согласился, так как решил себя попробовать в новом качестве, а заодно и быть поближе к кухне. И не прогадал, стал уважаемым человеком в отряде, распределял хлеб, масло и сахар, согласно установленным нормам, личному составу, а также блатным, без этого в данной системе никак. В итоге два года прошли без особых неприятностей и травм. Какой-то особенной пользы от службы для себя он не извлёк, как принято в народе говорить, прошёл хорошую школу и пришёл человеком из армии, он не считал, что это была хорошая школа. Хотя там он увидел оборотную сторону медали и как управляется вся эта система изнутри, и возможно, не только в армии, но и в гражданской жизни. Например, начальник отряда управлял блатными, сержантами и авторитетами группировок, да, такие были, и им ставил задачи, а те в свою очередь контролировали остальную массу, так поддерживался порядок в отряде. Так же учитывался вопрос денег: те, кто постоянно получал переводы на имя какого-нибудь офицера, были на особом положении и особых условиях. Также он увидел, как кто-то, не представляющий из себя ничего существенного, присоединяясь к какой-нибудь группе, сразу же задирал нос, становясь приблатнённым. Наверное, в этом нет ничего особенного, людям посредственным как-то надо устраиваться в жизни, и если они сами ничего не могут, то в коллективе могут что-то сделать. Возможно, это мини-модель мира или России, которая управляется с помощью силы и денег, власть, которая с помощью денег управляет силовыми структурами, средствами массовой информации, и единственный её интерес – это порядок и стабильность, но это, скорее, другая тема и другая книга.