Дорога в бесконечность

А Мати ничего не могла поделать: ни, сорвавшись с места, убежать прочь от всех этих медленных речей, которые, казалось, и были-то нужны лишь для того, чтобы удержать ее на месте, ни поторопить духа, который мог на нее обидеться - в конце концов, он ведь о ней думал, рассказывая все это.

Ей оставалось только терпеливо слушать, утихомиривая рвавшееся к Шамашу сердце, на свободу душу и прочь от непонятных мыслей разум.

Дух же, хотя и прекрасно все видел и понимал, только растягивал паузы между фразами, словно специально.
– Ты ведь из людских духов...

Мати открыла рот, чтобы сказать, что она - дочь огня, а не какой-то там людской дух, но не успела, поскольку именно в этот миг домовой решил продолжать:

– И до сих пор ведешь себя, как человек. Ну, ничего, это скоро пройдет. Едва прошлое забудется.

– Но я вовсе не хочу забывать! Как раз наоборот! Я только что все вспомнила и дорожу этой памятью почти так же сильно, как жизнью!"

– Забыть - это всегда к лучшему. Зачем вечность тащить груз, который был слишком тяжел даже для мгновения? И вообще...
– он махнул рукой, умолк на мгновение, спросил сам себя: - О чем это я?
– словно, выпустив на мгновение нить разговора, не сразу поймал ее вновь.
– Ах, да!
– домовой хлопнул себя по лбу. И этот его жест... Не то чтобы он был лживым, просто очень уж наигранным, придуманным давным-давно и мысленно повторенным не раз.
– Так вот. Людские духи обычно выбирают путь домового. Он им ближе всего. А что, неплохая работенка. И, главное, нужная. Здесь, в мертвых землях давно никто не жил. А сейчас понаехали - у, только держись! Домов понастроили... А домовых - п-ш-ш - не хватает. Так некоторые даже других духов начали уговаривать... ну, стать нами... Вот только глупые все эти уговоры. Неужели не понятно, что, раз выбрав сущность, от нее уже не откажешься. Так прирастает, что и неотделима вовсе. В общем... Новый домовой придется очень к месту... Подберем тебе дом... Большой, просторный, чтобы было, где развернуться. Будем помогать, пока не привыкнешь. По мере, как говорится, возможностей...

Мати слушала его, слушала... Ее глаза, обращенные к духу, делались все шире и шире, полнясь удивлением, непониманием и страхом:

"Что же это?" - беззвучно шептали губы. Всем телом, всей душой она ощущала, как внутри нее вновь начала расти пустота. От нее веяло холодом, смертоноснее того, что был заключен в ледяном дыхании метели. Лишенный и тени сочувствия, он был способен заморозить целый город, как бы силен ни был его Хранитель. И эта пустота все росла и росла, по мере того, как дух говорил и девушка, следуя за его словами, точно повозка за оленем, все глубже погружалась в осознание того...

Она глядела на домового полными слез глазами, а внутри нее все кричало:

"Неужели он не понимает, - ее сердце было полно отчаяния и боли, - не видит, что его слова делают со мной?! Или это он специально? Проверяет, выдержу ли я отчаяние или спрячусь от всего, самой себя, этих проблем и забот, боли и страха в том единственном, что у меня есть, что несет в себе успокоение - пустоте? А если я действительно не выдержу? Так бы выдержала, а из-за его слов... Словно он подталкивает меня... А если это так?
– в ее душу уже закрались сомнения.
– Может быть, он действительно хочет, чтобы я потеряла себя, потерялась для всех, и для Шамаша тоже? Одна Потерянная душа не опасна, так говорил дух. А я со всеми своими воспоминаниями - очень. Очень опасна. Потому что пришла за Шамашем и не успокоюсь, пока не верну его в свой мир!"

Домовой с интересом посматривал на девушку, читая ее мысли. А может и нет. Так или иначе, он никак не отреагировал на них, а вместо этого ни с того ни с сего заметил:

– Наверно, я тоже был людским духом.

Мати так удивилась, что, даже отвлекшись от своих забот, спросила:

– Ты помнишь...

– Нет, конечно!
– фыркнув, прервал ее, не давая закончить вопрос, домовой.
– Я же говорил: когда дух выбирает свою сущность, он забывает о том, кем было прежде!

– Но тогда с чего ты решил...

– Ты еще не отделилась от своего людского прошлого, а, значит, не стала одной из духов, а все духи, чтоб ты знала, говорят на одном языке. Так вот, несмотря на это я ведь слышу тебя, - он умолк, глядя на собеседницу с таким видом, будто этот довод решал все. Возможно, так оно и было. Для него. Для других. Но только не для Мати.

– А что остальные...

– Духи ветра... Они любопытные. Собирают все, что могут найти. Вот только глупые, пустые. Услышать - услышат, а понять не поймут. Подземные - до этих вообще не докричаться. Они замкнутые. И вообще у себя на уме. Духи лесов, садов, полей и лугов держатся друг друга, живут своим мирком... Впрочем, надо признать, как и мы. Так что...

– Постой, постой, - Мати пыталась привлечь к себе внимание собеседника, прервав его рассказ с самых первых слов.

– Что?
– он взглянул на нее с долей раздражения. Однако, поскольку чужачка могла скоро стать своей, он был с ней терпеливее, чем он сам от себя ожидал.

– Я... Прости меня, пожалуйста, я понимаю, ты все это рассказываешь для меня, но я... Я очень спешу, - наконец, решилась сказать она и тотчас почувствовала такое облегчение, словно камень упал у нее с души.

– Если ты приняла решение по поводу своей новой сущности и хочешь поскорее ее обрести...

– Нет!
– не сдержавшись, испуганно вскричала девушка.

Ее вскрик прервал духа на половине фразы. Сперва в его взгляде, обратившемся на чужачку, было только раздражение, однако уже скоро к нему примешалась тень удивления. Лохматые брови чуть приподнялись:

– И куда же ты тогда так торопишься?

– К Шамашу!
– выпалила Мати.

– Перестань называть Старшего этим глупым словом!
– дух недовольно нахмурился.
– Бессмысленный набор звуков. Не то шипение огня, в который плеснули воду, не то шуршание листвы. Его зовут Черногором.

– Как скажешь...

– И вообще, теперь, когда он вернулся, надеюсь, людям удастся убедить его принять титул колдовского короля. И тогда - повелитель - вот как должны будут именовать его духи!

– Я пойду, да?

– Ну ни дура ли?
– теперь он смотрел на нее со снисходительным сочувствием.
– Чем ты слушаешь? Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

– Да...
– втянув голову в плечи, пробормотала она.

– И понимаешь? Я уже начинаю сомневаться, что правильно поступил, предложив тебе стать домовым. Видимо, тебе ближе духи ветров. Во всяком случае, ты ведешь себя по их обычаю: в одно ухо влетело, в другое вылетело. Ну зачем, зачем тебе он?

– Я... Я должна убедиться, что с ним все в порядке!

– Так не проще ли спросить?

– Ты знаешь?

– Знаю, - нахмурившись, проворчал домовой.
– Мы, духи жилища, тоже общаемся между собой. И вообще, не думаешь же ты, что одна о нем беспокоишься!
– он фыркнул, скривил губы, словно от боли.
– Как будто ты можешь понять, что он значит для нас, для всех здесь, собравшихся по его воле в Мертвых землях и вернувших в них жизнь, да что там, для всего этого мира!

– Я понимаю...
– она опустила голову. Что вообще он говорил? Как мог сомневаться в ее любви к Шамашу? И вообще, что такое этот край - мир мечты, когда есть земля снежной пустыни и вот там...

– Там - ничего нет!
– не сдержавшись, на этот раз дух вмешался в течение ее мыслей.
– Есть только здесь! Слышишь? Все остальное - было - может быть. Привиделось во сне - что ж, возможно. Явилось в бреду на грани жизни и смерти - скорее всего. Но не более того! Есть только один мир!

Мати лишь беспомощно пожала плечами. Что она могла сказать? В первый миг ей захотелось разозлиться, бросить в лицо духу: "Это вашего мира нет!" Но потом она передумала. В конце концов, какая разница, что говорить? Бессмысленно спорить. В снегах пустыни этот мир называли бредом, здесь - наоборот. Да и важнее было другое.