Дорога в бесконечность
Шрифт:
– Это может стать проблемой?
– насторожилась Мати.
– Не беспокойся, милая, - улыбнулась горожанка, однако при этом губы ее были поджаты, а черты лица напряжены, - все будет хорошо. Однако, ты права: нам придется все рассказать твоему отцу.
– Для того чтобы стать служительницей мне потребуется его разрешение?
– Не разрешение, нет. Ведь такова воля богов, а против Них не осмелится пойти ни один смертный. Но вот согласие... Без согласия не обойтись. Ну да это не проблема. Не переживай, милая. Я уже говорила: никто никогда не пойдет против воли богов. Дитятко, не думай об этом. Когда придет время, я поговорю
– Я могу и сама...
– Но ты ведь не полноправная. А раз так, нам придется делать все по обычаю - как когда мы берем в ученики детей. Прости. Конечно, ты уже взрослая, но...
– Ничего, я понимаю. Перед законом я - ребенок, - она прикусила губу, думая: "А может так и лучше... Этот разговор с отцом... У меня ничего бы не получилось. Потому что после всех моих слов о мире снов, мне никто не поверит: решат, что я опять запуталась между реальностью и грезами. И вообще, это ведь куда проще, когда решают за тебя... " - Я... Я пойду?
– Да, милая, - ее улыбка стала шире и теплее и, самое главное - куда искреннее.
– Отдыхай, веселись. И привыкай к Эмигарду, потому что...
– "Потому что тебе придется прожить в нем всю свою жизнь", - беззвучно прошептала Мати.
– Потому что тебе предстоит прожить в нем всю свою жизнь, - словно повторила за ней жрица.
– Ну, до встречи, милая. До скорой встречи.
– Да, жрица, - и, склонив на миг голову в почтительном поклоне, девушка покинула храм.
Мати вернулась к себе в повозку, испуганным зверьком забилась в дальний угол. Ей не хотелось никого видеть, она боялась попасть кому-то на глаза. Ее душа разрывалась на части при мысли о том, что должно было произойти, став первым шагом на пути к ее будущему. Конечно, быть служительницей лучше, чем женой шута Киша, но...
Ей хотелось совсем другого, невозможного, неисполнимого.
"Госпожа Айя! Помоги мне! Сделай так... Сделай так, чтобы мое сердце превратилось в кусочек льда! Богиня снегов, если Ты хочешь, чтобы я стала служительницей - Твоей или бога солнца - исполни мою просьбу! Потому что иначе я не смогу посвятить себя служению! Я... Я даже жить не смогу!"
Она протерла глаза, щеки, стирая с них следы слез-невидимок, зевнула, вдруг поняв, что страшно хочет спать.
"Вот и хорошо. Госпожа Айя решила исполнить мою просьбу. А для этого Ей нужно, чтобы я спала. Ведь власть повелительницы сновидений сильнее над спящей..."
...Время в городе пролетали в сплошном веселом празднике. Шумные игры по утрам, танцы - по вечерам. Дни же были отданы торговле, а ей, благо она шла успешно, нужны были все свободные руки. Впрочем, оказалось, что даже в этом деле был свой несомненный интерес. Ведь если торговаться умеючи, от этого можно получить немалое удовольствие. Даже наслаждение. И дело было вовсе не в желании заработать лишнюю монету, но в азарте - продать по наибольшей цене. А главное - можно было ни о чем другом не думать, не беспокоиться. И вообще...
"Самое веселое в том, что не приходится грустить!" - Мати сидела на камне, подставив лицо под жаркие лучи полуденного солнца, и млела от наслаждения.
– Дочка, все в порядке?
– мимо нее как раз проходил хозяин каравана.
– Ага, - не открывая глаз, проговорила та.
– Лучше не бывает!
– Я хотел сказать... Ты молодец, помогла мне. Завтра можешь отдохнуть, сходить куда-нибудь.
– Хорошо.
– И твои друзья тоже, - вообще-то,
ему просто не хотелось отпускать дочь одну. Хотя жители этого города и были в высшей степени благосклонны и доброжелательны, относясь к караванщикам не как к чужакам, а скорее как к дальним родственникам, которые когда-то выбрали путь странников и вот теперь, после разлуки, длившейся целую вечность, вернулись назад, все равно Атен не позволял себе расслабиться, забыть об осторожности. Мало ли что.– Ладно.
– Не сомневаюсь, вы найдете, чем себя занять...
– он ждал, что дочь обрадуется. Однако лицо Мати оставалось неизменным. Отрешенным и безразличным.
"Словно ей все равно, что происходит вокруг. Ничего не трогает...
– караванщик качнул головой, вздохнул. Это было не правильно, не хорошо. Но что он мог поделать? Не заставлять же дочь измениться силой.
– Все, что я могу, это принимать ее такой, какая она есть. И надеяться, что когда-нибудь она сама все поймет, что ее душа оттает. Ведь может же девочка быть доброй, отзывчивой... Как в тот день, когда умерла Рамир... Будем надеяться, что этот город поможет ей...- он огляделся вокруг.
– Это чудесное место. Жаль, что уже совсем скоро придется уходить обратно в снега..."
Ему не хотелось. Настолько, что он даже подумывал о том, как было бы хорошо остаться в городе... Нет, не городе вообще, а именно в этом оазисе. Эмигард... Странно. Обычно караванщики не знали названий городов, через которые проходили. Кто доверит чужаку одну из самых сокровенных тайн? Здесь же все произошло... как-то само собой, незаметно, словно так и должно было быть. Но имя этого города не просто открылось, оно так сильно врезалось в память, что Атен был почти уверен: оно не забудется не только в вечном сне, но даже в краю благих душ.
Он вздохнул, огляделся вокруг, заметил оживление рядом с местом, отведенном работорговцам. Должно быть, кто-то из горожан назвал достойную цену.
– Ладно, дочка, я пойду. А ты отдыхай.
– Ага, - вновь кивнула она, продолжая безмятежно загорать на солнышке.
Когда воздух вокруг нее успокоился, девушка с наслаждением втянула в себя аромат росших на холме у нее за спиной цветов, потянулась.
"Птица с желтым опереньем,
Обрати меня виденьем,
Чтобы я смогла пройти
По рассветному пути
Горизонтною границей,
В край небес, открытом птицам,
Да виденьям, в те края,
Где живет мечта моя..." - беззвучно шептали ее улыбавшиеся губы.
Мати и сама не знала, откуда пришла в ее память эта песенка.
"Должно быть, слышала где-нибудь. В городе. Или в караване. Какая разница?
– она зевнула.
– Забавная песенка. Птица с желтым опереньем..."
Она была готова повторить слова, чем-то похожие на заклинание, еще раз, но не успела.
– Мати!
– плеткой стеганул воздух, заставляя его задрожать, полный боли и отчаяния крик.
Удивленно приподняв бровь, Мати даже приоткрыла один глаз, но, увидев подбегавшую к ней Сати, вновь закрыла его, возвращаясь к своему занятию.
– Мати! Там...
– караванщица запыхалась, однако же, продолжала говорить, боясь потерять хотя бы одно драгоценное мгновение на то, чтобы перевести дыхание.
– Проснись!
– Я не сплю. Что случилось?
– совершенно ровным голосом спросила девушка. Открыв глаза, она воззрилась на караванщицу безмятежно ровным взглядом синих глаз.