Дорога в две тысячи ли

«Глядите сами, мой господин, о и до наших голов дело дойдет, – сказал Сыма Синь начальству.
– Взвесьте все и решите, есть ли смысл в моей поездке».

Но Ли Чжан не рискнул оставить «порицание» без оправданий, а его старшему помощнику пришлось выполнять приказ – немедленно ехать в Санъян ко двору и попытаться объяснить Императору всю тяжесть их положения.

Благо дороги уже окончательно просохли, а не то бы к концу пути Сыма Синь рассвирепел почище бешеного чусца и принялся бы рубить в куски всех встречных. Руки так и чесались. А так только мальчишка-подавальщик на постоялом дворе получил пинка под зад, и то за дело. Нечего было под ногами у воина вертеться и обляпывать его сапоги прогорклым жиром.

Так или иначе, но для визита во дворец пришлось переодеваться в чистое, мыться и приводить себя в порядок. Хотя так и подмывало явиться к воротам императорского дворца в перемазанном засохшей кровью доспехе и плаще, давно уже превратившемся в выцветшую тряпку. Но показаться в таком виде Императору на деле означало нанести оскорбление правящему дому и навлечь на себя позорную смерть. Нет, не дождутся придворные блюдолизы,такого подарка он им не сделает!

Сыма Синь расстарался и облачился в лучшие одежды, какие мог себе позволить, опустошив кошелек и потратив на торг весь запас терпения, отпущенный ему Небесами на год вперед. Он явился к внешним вратам дворца, сообщил дежурному свое имя, должность и цель визита,и мысленно повторил заготовленную речь. Затем еще раз,и еще. Приемный час окончился, а никто к посланцу от главнокомандующего не вышел. На следующий день все повторилось, и в тот день, что последовал за ним, тоже. Так прошло шесть долгих дней, переполненных гневом, омерзением и тревогой. Солдаты возле ворот сменяли друг друга, согласно графику, каждый новый был вежливее предыдущего, но Сыма Синя никто внутрь пускать не собирался.

«Мне что, с боем прорываться?» - подумал очумевший от такого «теплого» приема чжанши, когда его вдруг окликнули:

– Господин Сыма Синь?

Голос человека в темно-синем ханьфу и высокой черной шапке из конского волоса можно было прикладывать вместо целебной мази к ранам. Заботливый,искренний, чистый, он мог принадлежать утонченному музыканту и певцу, но только не дворцовому евнуху. Ни капли писклявости, свойственной голосам скопцов, никакой сварливой визгливости, от которой уши закладывает.

– Да, это я, – отозвался заждавшийся посланник и тут же закашлялся от волнения, словно ему в горло песок попал

– Меня зовут Чжао Гао, - просто, без излишних формальностей, представился незнакомец.

Сыма Синь, никогда на приеме у Императора не бывавший, совсем не так представлял себе всесильного главного евнуха дворца. И за свое искреннее заблуждение расплачивался теперь глупейшим выражением лица и выпученными глазами.

Высокий и стройный, словно юноша, с чистым тонким лицом, сделавшим бы честь любой принцессе, с бровями вразлет и миндалевидными глазами, Чжао Гао никак не мог быть той «жирной свиньей», какой его обзывали на каждом перекрестке Поднебесной.

– Я бы хотел поговорить с вами, чжанши Сыма Синь, - молвил евнух, поманив к себе воина плавным, как у танцовщицы, движением руки.

И Сыма Синь испугался. Наверное, впервые в изни он испугался по-настоящему: с дрожью в коленях, влажными ладонями и холодной струйкой пота между лопатками. Если вдуматься, то на этого человека впору было любоваться, как на картину, а не опасаться. Но тело, ведомое инстинктом, взяло верх над разумом и логикoй. И, как вcегда, не ошиблось.

– Как пожелаете, мой господин, – выдавил из себя чжанши.
– Я для того и приехал в столицу.

– азве в послании Императора содержалось приглашение приехать в Санъян?

– изящно изобразил удивление Чжао Гао. – Насколько я помню – нет.

– Значит, Император меня не примет?

– А вам недостаточно разговора со мной, чжанши Сыма?

В мягкой улыбке главного евнуха, словно в высокой траве,таилась змея подвоха.

– Но Император...

– Он скажет вам то же самое, что и я: нужно покончить со смутой, переловить и казнить всех мятежиков. Неужели главнокомандующему Ли Чжану это непонятно?

– Но Сян Юн...
– начал говорить Сыма Синь.

– Император отлично знает, что свирепость, упорство, алчность и непослушание присущи Сян Юну, - снова оборвал его Чжао Гао.
– В том, чтобы победить такого врага, будет особая доблесть. И наша армия это сделает. Больше Император ничего не хочет знать.

– Понятно.

Длинные ресницы всесильного царедворца затрепетали, как крылья бабочки.

– О! Это так прекрасно, что вам всё стало понятно, чжанши Сыма. теперь позволите задать вам вопрос?

Еще бы Сыма Синь мог ему что-то запретить!

– Это правда, что в ставке чуского военачальника живет Небесная Дева? Или люди, как всегда, слегка преувеличивают?

О хитроумии Чжао Гао слагали легенды, утверждая, что тот способен обмануть даже тысячелетнюю хулидзын, но сейчас он с непринужденностью откинул все тенета словесных уловок, заговорив напрямую об интересующей его особе.

«Это не к добру, - решил посланец. – Совсем не к добру».

– Что вам известно про ту женщину, чжанши?

– Видеть своими глазами, я её не видел, – честно сказал Сыма Синь. – Но все в один голос твердят: дева, которую Сян Юн держит при себе, никто иная, как Посланница самого Яшмового Владыки, смотрительница садов Богини Западного Неба. Кожа её белее снега, волосы мягки как шелк, а глаза...

– Вот как, – задумчиво молвил Чжао Гао, глядя куда-то в пространство.
– Значит, все-таки правда. Это хорошо.

Он тут же перевел взгляд на Сыма Синя,и тот замер на месте. Так дичь замирает при приближении хищника, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Как вы думаете, доблестный чжанши, что сие странное знамение может означать?

«Что пора бежать, - откровенно признался себе воин. – И чем быстрее,тем лучше».

– Ну-у-у... откуда же мне станет ведома воля Небес?
– попытался увернуться Синь.
– что по этому поводу говорят придворные астрологи?

– Боюсь, императорские астрологи немного не в курсе, – медленно, словно зачитывая приговор, ответил Чжао Гао.

н уже заносил руку, чтобы указать на Сыма Синя, и открыл рот, готовясь крикнуть стражникам «Схватить его!»

– Простите, мой господин.

Евнух самого низшего ранга появился из ниоткуда, словно из-под земли вырос. И, благослови его Нeбеса, отвлек Чжао Гао на несколько спасительных для циньского офицера мговений.

А за то время Сыма Синь применил на практике самую лучшую из тридцати шести стратагем: он бросился бежать, причем не куда глаза глядят, а целенаправленно к коновязи, у которой был привязан его быстроногий жеребец.

– Отправьте за этим болваном погоню, - небрежно промурлыкал Чжао Гао,извлекая из рукава веер, чтобы поскорее развеять запах дешевых благовоний, на которые расщедрился вояка.
– Если догонят,то пусть убьют, а нет – так нет.