Дорога в две тысячи ли
Шрифт:
– н моего дядю убил, – мстительно напoмнил главнокомандующий.
– Тогда - не знаю! Значит, не заключайте этот союз, убейте Ли Чжана, и дело с концом!
Сян Юн гневно стукнул кулаком по столу.
– Тогда – не лезьте со своими прорицаниями в мою войну!
– рявкнул он. – Удовлетворитесь предсказанием насчет моего перерезанного горла. Надеюсь, вы окажетесь в этот миг рядом, чтобы узреть все собственными глазами.
Девушка хотела уйти, но чуский князь в три шага догнал её и развернул лицом к себе.
– Не нужно обижаться, моя небесная госпожа, - сказал Сян Юн мягко.
–
– Да, я обещаю.
– Превосходно!
– рассмеялся он и радостно потер ладони.
– Значит, сейчас я договорюсь с Ли Чжаом, а потом его убью. Хороший план?
Тане осталось лишь горестно вздохнуть.
– Ну, не печальтесь, я возьму вас с собой. Гoворят, развалины бывшей столицы Инь очень живописное место. Вот и посмотрим вместе. Я флейту захвачу.
сли Сян Юн выбрал руины дворца иньских ванов для встречи с Ли Чжаном без всякой задней мысли, то даже в этом случае интуиция его не подвела. Лучшего намека на то, что империя Цинь приказала долго жить сложно было себе представить. За восемь веков лес почти полностью поглотил некогда большой город, оставив на память о целой эпохе десяток исполинских камней. сли бы не их ровные грани, покрытые стершейся резьбой,то ни за что не определишь, что когда-то их касались человеческие руки.
Тане очень бы хотелось осмотреться здесь повнимательнее, а в идеале – сделать пару зарисовок с каменных узоров, но приходилось довольствоваться созерцанием помятых физиономий командующего Ли Чжана и его первого помощника Сыма Синя. А судя по запаху перегара время от времени достигавшего носа девушки эти двое ночь накануне переговоров провели за кувшином рисового вина. И если узколицый и длинноносый Сыма Синь старался не дышать в сторону небесной девы,то его командир лишь довольно скалился, когда та прикрывалась рукавом.
«Вот ведь нахал, - раздраженно думала Таня. – Сидит напротив человека, чьего родича недавно убил и хоть бы хны ему. Даже усом не повел, бездушная скотина».
В трех слоях халатов – цвет охры, оливкового и светло-желтого, и со сложной конструкцией из нефритовых заколок в волосах, она чувствовала себя диковинкой, которую выставили на всеобщее обозрение, чтобы отвлекать внимание переговорщиков. Вносить в ряды противника смятение, так сказать. Ну, по крайней мере, Сыма Синь действительно смутился. Если не чудесного лика посланницы Яшмового Владыки, то льстивых речей начальства – точно.
– Кабы я был поэтом, доблестный нязь,то пожалуй сложил бы песнь в честь вашего воинского мастерства, - сладкo разливался соловьем Ли Чан.
– Я видел вас в бою, благородный Сян Юн. О! Это было незабываемо!
Чусец недовольно передернул плечами. Его явно посчитали простаком, падким на дешевые восхваления.
– Ближе к делу, генерал, – проворчал Сян Юн.
– Командир Ши-чэн передал мне ваше предложение. И теперь я хочу услышать кое-что непосредственно из ваших уст.
– Что именно?
– удивился цинец, вскинув на него взгляд полный притворного восхищения. – Как по мне, то беседа с вами, доблестный князь, отдельное удовольствие.
– Вы говорите, что владеете значительным
количеством продовольствия,и армия ваша, хоть и понесла серьезное поражение от наших с военачальником Пу войск, все еще боеспосoбна.– Так и есть.
– Тогда почему вы сдаетесь?
Тот же вопрос терзал и Татьяну. Верить этому гаду на слово – себя не уважать.
– Видите ли, – вовремя вмешался Сыма Синь, заметив, как сильно чусца раздражает наглая лесть начальства. – Положeние наше таково, что, одержи мы победу или понеси поражение, Чжао Гао воспользуется законами и расправится с нами – с командующим Ли Чжаном, со мной и со всем штабом – так либо иначе. За три года мы потеряли убитыми сотни тысяч солдат, а число владетельных князей, поднимающих мятеж против Цинь растет с каждым днем. Чжао Гао срочно необходимо возложить за это ответственность на кого-то.
– Совершу я подвиг или нет, меня все равнo казнят, - совершенно иным, серьезным тоном добавил Ли Чжан. Все напускное подобострастие слетело с него в один миг.
– Государь Эр-ши не слушает никого, кроме Чжао Гао.
– Я как ни пытался,так и не смог донести до императора слов правды, - признался Сыма Синь.
– Ныне я - военачальник гибнущего государства. Разве не прискорбна участь человека оставшегося сирым, убогим и без высокой поддержки? – печально вздохнул циньский генерал. – Так почему бы нам не заключить союз c войсками чжухоу, совместно напасть на Цинь и разделить её земли?
В искренности его слов Татьяна не сомневалась ничуть. Как уже давно перестала удивляться циничной откровенности этого века. Здесь вообще никто не стеснялся простого человеческого желания спасти свою шкуру любой ценой. К чему соблюдать догoвор, если он стал не выгоден, верно? Известно же, Небеса благоволят лишь тому, кто сам умеет о себе позаботиться. А Ли Чжан от чистого сердца проливал сейчас слезы, жалуясь на коварство главного императорского евнуха, ничуть душой не покривив.
– Превосходно, - молвил Сян Юн.
– Союзники нам не помешают.
Циньцы тут же повалились на колени,и Тане стало совсем неинтересно. Теперь вся эта честна компания примется изливать друг на дружку водопады уверений в вечной дружбе и преданности, клясться-божиться, словно ещё несколько дней назад это они не рубись насмерть в пылу битвы.
Небесная дева подобрала длинные полы своего наряда и отошла сторонку, в тень от огромного камня. Давным-давно иньский каменотес так тщательно выбил на его боку глубокие спирали и волны, что их плавные изгибы не сумели сточить века дождей и ветров. Танюша заинтересованно провела пальцем по борозде, силясь понять узор это или же древние письмена. Нет, не разобрать уе ничего,и огромная трещина расколола монолит.
– Сказывают, пожар бушевал здесь сорок дней кряду, – сказал Сян Юн, незаметно подкравшийся со спины.
– Камни потрескались от жара. Идемте, я покажу вам очень красивый обелиск.
Никто не осмелился последовать за чусцем и его небесной девой, коль те решили прогуляться среди трав и цветов по живописным развалинам.
Обломок колонны весь оплетенный повиликой и в самом деле выглядел очень романтично. Жаль нельзя было сделать фотографию на его фоне.
– Какая же нужда была сжигать город и дворец?