Дорога в рай (Рассказы)

– У меня ничего нет, дорогой. Все прекрасно. Прошу тебя, успокойся.

– Нет, не все прекрасно, Анна.

Подобно изображению на экране, все вокруг стало принимать четкие очертания. На переднем плане было лицо Конрада. Оно нависало над ней, опираясь на голые плечи. Его глаза смотрели в ее глаза. Рот продолжал что-то говорить.

– Если ты и впредь намерена пользоваться какими-нибудь приспособлениями, то, ради Бога, научись как следует вводить их. Нет ничего хуже, когда их устанавливают кое-как. Диафрагму нужно размещать прямо против шейки.

– Но у меня ничего нет.

– Ничего? Что-то, однако, мне все равно мешает.

Не только комната, но, казалось, весь мир куда-то медленно от нее поплыл.

– Меня тошнит, - сказала она.

– Что?

– Меня тошнит.

– Не говори глупости, Анна.

– Конрад, уйди, пожалуйста. Уйди сейчас же.

– О чем ты говоришь?

– Уйди от меня, Конрад!

– Но это же смешно, Анна. О'кей, извини, что я об этом заговорил. Забудем об этом.

– Уходи!
– закричала она.
– Уходи! Уходи! Уходи!

Она попыталась столкнуть его с себя, но он всей своей огромной тяжестью давил на нее.

– Успокойся, - сказал он.
– Возьми себя в руки. Нельзя же вот так вдруг посреди всего передумать. И ради Бога, не вздумай расплакаться.

– Оставь меня, Конрад, умоляю тебя.

Он, похоже, навалился на нее всем, что у него было, - руками и локтями, плечами и пальцами, бедрами и коленями, лодыжками и ступнями. Он навалился на нее, точно жаба. Он и впрямь был огромной жабой, которая навалилась на нее, крепко держит и не хочет отпускать. Она как-то видела, как жаба совокуплялась с лягушкой на камне возле ручья; жаба была точно так же омерзительна, сидела неподвижно, а в желтых глазах ее мерцал злобный огонек. Она прижимала лягушку двумя мощными передними лапами и не отпускала ее...

– Ну-ка перестань сопротивляться, Анна. Ты ведешь себя как истеричный ребенок. Да что происходит?

– Ты мне делаешь больно!
– вскричала она.

– Я делаю тебе больно?

– Мне ужасно больно!

Она сказала это только затем, чтобы он отпустил ее.

– Знаешь, почему тебе больно?
– спросил он.

– Конрад! Прошу тебя!

– Погоди-ка минутку, Анна. Дай я тебе объясню...

– Нет!
– воскликнула она.
– Хватит объяснений!

– Дорогая моя...

– Нет!
– Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь высвободиться, но он продолжал прижимать ее.

– Тебе больно потому, - говорил он, - что твой организм не вырабатывает жидкость. Слизистая оболочка, по правде, совсем сухая...

– Прекрати!

– Название этому - старческая атрофия влагалища. Это приходит с возрастом, Анна. Поэтому это и называется старческой атрофией. С этим ничего не поделаешь...

В этот момент она начала кричать. Крики были не очень громкие, но это были крики, ужасные, мучительные крики; прислушавшись к ним, Конрад вдруг сделал лишь одно-единственное изящное движение и скатился с нее, оттолкнув ее обеими руками. Он оттолкнул ее с такой силой, что она упала на пол.

Она медленно поднялась на ноги и шатающейся походкой направилась в ванную, говоря сквозь слезы:

– Эд!.. Эд!.. Эд!..
– И в голосе ее звучала мольба.

Дверь за ней закрылась.

Конрад лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за дверей. Поначалу он слышал только всхлипывания этой женщины, однако спустя несколько секунд он услышал, как с резким металлическим звуком открылась дверца шкафчика. Он мгновенно вскочил с кровати и необычайно быстро начал одеваться. Его одежда, так аккуратно сложенная, была под рукой, и у него заняло не больше двух минут, чтобы все на себя надеть. Одевшись, он метнулся к зеркалу и стер носовым платком губную помаду с лица. Достав из кармана расческу, причесал свои красивые черные волосы. Потом обошел вокруг кровати, чтобы убедиться, не забыл ли он чего, и осторожно, как человек, выходящий на цыпочках из комнаты, где спит ребенок, выскользнул в коридор, тихо прикрыв за собою дверь.

"Сука"

Пока я подготовил к печати только одну запись из дневников дяди Освальда. Речь в ней шла, как кто-то из вас, вероятно, помнит, о физической близости моего дяди и прокаженной сирийки в Синайской пустыне. Со времени этой публикации прошло шесть лет, и до сих пор никто не объявился с претензиями. Поэтому я смело могу выпустить в свет вторую запись из этого любопытного сочинения. Мой адвокат, впрочем, не рекомендует мне этого делать. Он утверждает, что некоторые затронутые в нем лица еще живы и легко узнаваемы. Он говорит, что меня будут жестоко преследовать. Что ж, пусть преследуют. Я горжусь своим дядей. Он знал, как нужно прожить жизнь. В предисловии к первой записи я говорил, что "Мемуары" Казановы в сравнении с дневниками дяди Освальда читаются как церковноприходский журнал, а сам знаменитый любовник рядом с моим дядей кажется едва ли не импотентом. Я по-прежнему стою на этом и, дайте мне только время, докажу свою правоту всему миру. Итак, вот этот небольшой отрывок из двадцать третьего тома, публикуемый точно в том виде, в каком его записал дядя Освальд:

"Париж.

Среда.

Завтрак в десять. Я попробовал мед. Его доставили вчера в старинной сахарнице севрского фарфора того прелестного канареечного оттенка, который известен под названием jonquille ¹⁰². "От Сюзи, - говорилось в записке, - и спасибо тебе". Приятно, когда тебя ценят. А мед этот любопытен. У Сюзи Жолибуа, помимо всего прочего, была еще и небольшая пасека к югу от Касабланки, и она безумно любила пчел. Ее ульи стояли посреди плантации cannabis indica ¹⁰³, и пчелы брали нектар исключительно из этого источника. Они пребывали, эти пчелы, в состоянии постоянной эйфории и не были расположены трудиться. Меда поэтому было очень мало. Я намазал им третий кусочек хлебца. Вещество было почти черным и имело острый привкус. Зазвонил телефон. Я поднес трубку к уху и подождал. Я никогда не заговариваю первым, когда мне звонят. Не я же, в конце концов, звоню. Звонят-то ведь мне.

– Освальд! Вы меня слышите?

Я узнал этот голос.

– Да, Анри, - откликнулся я.
– Доброе утро.

– Послушайте!
– Голос говорил быстро и звучал взволнованно.
– Кажется, у меня получилось! Я почти уверен, что получилось! Простите, не могу отдышаться, но я только что провел фантастический эксперимент. Теперь все в порядке. Замечательно! Вы можете ко мне приехать?