Дорога
Шрифт:
– Ты что делаешь?! – почти закричал Родислав.
– Кормлю ребенка, – безмятежно улыбаясь, ответила Лиза.
– Ты же пила! Ты выпила целую бутылку шампанского! Немедленно прекрати! Дай ей детскую смесь или еще что-нибудь, но только не грудь. Лиза! Ты меня слышишь?
– Перестань выступать, ребенка напугаешь, – спокойно ответила она. – Подумаешь, шампанское! В нем и градусов-то нет, так, сладкая водичка. И потом, это было два часа назад, даже почти три, все уже выветрилось.
– Лиза! Прекрати немедленно!
Он кинулся к ней и попытался вырвать дочь из рук Лизы, но девочка испугалась и начала кричать.
– Отойди! – Лиза рассердилась
И только тут Родислав понял, что Лиза пьяна. Как же он раньше не заметил? Она была веселой и горячей, она щебетала и хохотала, она была такой же, как раньше, и Родислав подумал, что все вернулось, что Дашка подросла и теперь все будет как прежде. И радовался этому. А теперь оказалось, что Лиза просто напилась. И явно не одним только шампанским.
Он резко повернулся и вышел на кухню. Так и есть, на столе стоит початая и незакрытая бутылка коньяка и две рюмки, рядом на тарелках – остатки весьма скромной закуски. И после такого коктейля она кормит ребенка грудью! Совсем мозгов нет.
С полупустой бутылкой в руках он вернулся в комнату.
– Что это такое? – строго спросил он.
Лиза подняла на него равнодушный взгляд.
– А ты сам не видишь?
– Это коньяк.
– Ну да, это не чайная заварка. И что?
– Ты это пила?
– Не твое дело. Сегодня мой праздник, и я провожу его как хочу. Ты же не захотел праздновать вместе со мной, вот и заткни свои претензии себе в задницу.
– Лиза, но так же нельзя! Ты – кормящая мать, ты вообще о чем думаешь?..
– А ты сначала разведись со своей женой, женись на мне, а потом будешь учить меня жить. Кстати, ставлю тебя в известность, что молоко у меня пока есть, и я не собираюсь делать из своего ребенка искусственницу, пока могу кормить сама. Так что ни о каких яслях не может быть и речи. Я буду сидеть с ней еще полгода.
Такого он не ожидал. Даше исполнился год, и с первого августа они с Лизой планировали отдать девочку в ясли, чтобы мать могла выйти на работу. Они и с Любой обговаривали эти планы, потому что содержать Лизу с ребенком было все-таки трудновато. А теперь выходит, семье Романовых придется экономить еще полгода. И еще полгода Люба будет унижаться перед Аэллой, прося у нее на один день то кофточку, то юбку, то свитер, то шарфик, чтобы Николай Дмитриевич ни о чем не догадался.
– Ты же можешь сцеживать молоко, – растерянно произнес он, помня, что именно так и поступала Люба.
– Ну да, сцеживать и отдавать в ясли, чтобы их няньки все перепутали и кормили этим молоком чужих детей, а мою Дашеньку – всякой дрянью? Даже и не думай.
– Но, может быть, твоя мама могла бы приехать и сидеть с ребенком, пока ты работаешь? – продолжал
робко настаивать Родислав. – Она бы ничего не перепутала.– У мамы свои заботы, – сухо ответила Лиза. – Она живет с моим братом и его семьей, там трое детей, и без мамы они не справятся. А если она приедет сюда, то мы с тобой встречаться уже не сможем. Ты этого хочешь?
В этот момент Родислав был так зол на Лизу, что готов был согласиться с ее словами: да, он ничего этого больше не хочет. Он не хочет упреков, сцен и скандалов, и самое главнее – он не хочет, чтобы то, что он принял за проявление любви и порыв страсти, оказывалось банальным и пошлым пьяным угаром. Почему-то для него это было особенно важно. Он, который за время работы на следствии немало поразвлекался с не вполне трезвыми девушками, сам будучи в алкогольном кураже, особенно ценил в Лизе настоящий живой темперамент, не подогретый спиртным, и раскованность на грани бесстыдства, искреннюю и откровенную, а не порожденную тяжелым опьянением. Пьяный секс – это совсем не то, ради чего стоило рисковать семьей и карьерой.
Он молча оделся и уехал домой.
Наступил сентябрь, Николаша пошел в девятый класс, Леля – во второй, Лиза продолжала сидеть дома на иждивении Родислава и Любы. Весь август супруги Романовы наедине говорили только об одном: по их вине осужден невинный. Кассационная инстанция рассмотрела жалобу адвоката, сочла ее необоснованной и оставила приговор в отношении Геннадия Ревенко без изменения. Но к сентябрю и эта тема постепенно утратила остроту, и осенью все вроде бы вошло в привычную колею.
И вдруг позвонил участковый, Михаил Филиппович Варфоломеев. Позвонил и попросил кого-нибудь из родителей Коли Романова подойти в местное отделение милиции. Люба еще не вернулась с работы, и Родислав отправился в отделение один, сунув в портфель бутылку виски и коробку бельгийских конфет – подарки Аэллы.
Участковый Варфоломеев ждал его возле окна дежурного.
– Здравствуйте, Родислав Евгеньевич, – подобострастно заулыбался он. – Вот, ждем вас. Вы только не волнуйтесь, ничего страшного не случилось, так, небольшое недоразумение.
Он провел Родислава в кабинет, где сидели Коля и совсем молоденькая девушка в форме с лейтенантскими погонами и ужасно серьезным лицом.
– Познакомьтесь, это лейтенант Еремина, наш инспектор по делам несовершеннолетних. А это Родислав Евгеньевич, отец Коли.
– Очень хорошо, что вы пришли, Родислав Евгеньевич, – начала Еремина строгим учительским тоном. – Ваш сын был задержан возле книжного магазина, он пытался продать с рук по спекулятивной цене вот эти книги.
Она показала на два толстых тома Пикуля – «Пером и шпагой» и «Битву железных канцлеров», те самые книги, которые дед Николай Дмитриевич подарил внуку на пятнадцатилетие.
– Уголовная ответственность по статье за спекуляцию не наступает в пятнадцать лет, – ответил Родислав первое, что пришло ему в голову. – И потом, здесь нет скупки, Коля не покупал эти книги, они принадлежат ему, это подарок.
– Да что вы, Родислав Евгеньевич, – засуетился участковый, – кто говорит об уголовной ответственности? Просто мелкое правонарушение. Но вы как отец, конечно, примете меры, я в этом уверен. Я вот и лейтенанту Ереминой говорил, что у вас такая семья, такая семья, что вы сами офицер, майор милиции, и супруга ваша – дочь генерала Головина, уж вы, конечно, сами все меры примете и воспитательное воздействие на сынка окажете.