Дорогой длинною

После полудня пришла гроза - первая в этом году. С самого утра парило, воздух стал густым и тяжёлым, в доме было не продохнуть: не помогали даже открытые окна.

У Ильи отчаянно болела голова. Он, чертыхаясь, тянул из обливной корчаги тёплый квас, каждый час ходил умываться к ведру, но легче не становилось. В доме было пусто: вся семья отправилась на именины к соседям, Варька убежала на Рогожскую дорогу - узнавать про стоящих там цыган. Илья ждал её весь день, поминутно взглядывая на хрипатые ходики, но сестра всё не появлялась. Вместо неё приходила Манька, которую оставили ухаживать за гостем, предлагала то холодный сбитень, то чай с бубликами, то кислые щи, рассказывала новости с Сухаревки, - до тех пор, пока Илья не попросил хозяйку оставить его в покое, а ещё лучше – отправляться на именины вслед за семейством. Манька, надувшись, ушла в кухню. Он с облегчением растянулся на кровати и стал смотреть в окно на ползущую из-за церкви Успения Богородицы тучу.

Туча была огромной, с дымящимися жёлтыми краями, то и дело вспыхивала молниями. Вот она перевалила через церковные кресты, и на улице сразу потемнело. Порыв ветра вывернул наизнанку листья лип, погнал по тротуару пыль и мелкий мусор, задрал подол у выходящей из лавки попадьи. Вбежавшая Манька захлопнула окно, накинула полотенце на маленькое зеркало и перекрестилась на образа:

– Господи, спаси и сохрани… Илья, ты спишь?

Он молчал, не открывая глаз. Дождался, пока Манька выйдет, и, встав с кровати, снова открыл окно. Ставень, чтоб не стучал, прижал валяющейся на подоконнике ржавой подковой. На уличную пыль тяжело упали первые капли. Туча зашевелилась, грохнула, полоснула синей, яркой вспышкой, - и полило как из ведра.

Илья высунулся в окно. Холодные капли захлестали его по разгорячённому лицу. От свежести воздуха перехватило дыхание. Илья потянул ноздрями, зажмурился, улыбнулся. Сердце защемила сладкая тоска. Неутолимая, не прошедшая за полгода тоска по кочевью. Целый день он думал о том, что снова вернётся в табор, и сейчас, глядя на струи дождя, снова и снова представлял себе пыльную дорогу, раскачивающиеся телеги, усталых лошадей, лица цыган… Внезапный скрип открывшейся двери вернул его в действительность, и Илья едва успел отскочить от окна. Закрыть его не осталось времени, но вбежавшая в горницу Манька даже не заметила этого.

– Илья! К тебе тут…

Она не договорила. В горницу, отстранив её, быстро вошла Настя. Она была в своём простом чёрном платье, без шляпки, без шали. Капли дождя сбегали по её лицу. Илья был захвачен врасплох, но всё же заметил, как страшно, до черноты, Настя похудела и осунулась. Её глаза, обведённые сизыми кругами, казались ещё огромнее. Она сделала несколько шагов, оставляя за собой мокрые следы. Шёпотом выговорила:

– Живой… Слава богу, живой… - опустилась на пол и заплакала.

Илья молча стоял и смотрел на неё. В дверях с открытым ртом застыла Манька. Илья поднял на неё тяжёлый взгляд. Цыганка охнула, перекрестилась и кинулась в сени.

– Что ты… встань… Зачем?
– наконец с трудом выговорил он. Нагнулся, подавая руку. Настя судорожно уцепилась за неё, и Илья заметил, что она дрожит.

– Мокрая вся… Простудишься… - Он отчаянно огляделся, увидел на спинке стула Варькину шаль, набросил её на плечи Насти. Получилось неловко, шаль соскользнула на пол, но Настя не заметила этого, а Илья не осмелился поднять.

– Да… Тебе легко говори-ить… - плечи Насти мелко вздрагивали.
– А мне, мне что было думать?! Тебя нет, Варьки нет… Митро ходит и молчит, ходит и молчит, бессовестный! Что мне было делать? День, другой, третий…

А утром Митро с Кузьмой шептался, я слышу - говорят: "Убили"… Как я побежала, как я кинулась…

– К Митро?!

– Нет… Из него клещами ничего не вытянешь.
– Настя попыталась улыбнуться, но губы дрожали, и она уткнулась лицом в ладони.
– К Кузьме.

Плакать начала, просить. Он маленький ещё, врать не выучился. Он мне и сказал, где ты… Рассказал…

– Что… рассказал?
– глухо спросил Илья. В висках застучала кровь. Он стоял у окна и смотрел на держащую ставень ржавую подкову так, будто отродясь не видал подков. Не поднимая глаз, чувствовал Настин взгляд.

– Не бойся, ничего не рассказал. Только я ведь и сама не дура. Не думай, мне всё равно. Ты мне не муж, не жених. До твоих… дел всяких… мне никакого интереса нету.

– Раз никакого - что ж прибежала?

– Сама не знаю. Испугалась.
– Настя вымученно улыбнулась.
– Как подумала, что не увижу тебя больше…

– Ты же замуж идёшь. Всё равно бы больше не увиделись.

– Это другое. Так бы я хоть знала, что ты живой.

Илья нахмурился. Сделал несколько шагов по комнате, запустил пальцы в волосы. Настя, сжавшись на кровати, молча смотрела за него.

– Нас Манька видела, - наконец сказал он.
– Думаешь, она молчать будет?

Что теперь про тебя люди подумают, знаешь? Цыганка перед свадьбой через весь город к другому мчится…

– Не твоя печаль.
– холодно сказала Настя.
– Никак не пойму - что ты так боишься за меня-то? Тебя послушать - так уж большей шлюхи, чем я, и на свете нет.

Ему словно плеснули в лицо кипятком. Илья замер у окна, тяжело опёршись обеими руками на подоконник. Глядя на ползущие по поникшим листьям сирени капли, спросил:

– Хоть когда-нибудь простишь меня?

– Поди сюда.

Он медленно повернулся, подошёл. Опустился на колени у кровати.

– Дурак… - низким, чужим голосом сказала Настя.
– Боже правый, ну что за дурак…

Илья молчал. Только вздрогнул, когда ладонь Насти легла на его голову.

С трудом проглотив вставший в горле ком, выговорил:

– Я только четвёртого дня узнал… Когда Волковы тебя сватали… Что ты… что князь… что ничего… Мне Стешка сказала.

– Знаю. Она и мне сказала. И сказала ещё, что ты ко мне под ружьем не придёшь. Потому что гордый очень. А я, видишь, не гордая, сама пришла.

– Это не из гордости, - хрипло сказал Илья.
– Как бы я к тебе явился…

после всего? С какой мордой? Пойми ты, я бы со стыда подох…

Настя молчала, гладя его по голове. Чуть погодя тихо сказала:

– Только ты меня теперь пусти, мне домой надо. Через час платье привезти должны.

Илья вскочил. Встал перед Настей, скрестив руки на груди. Сурово сказал:

– Никуда не пойдёшь.

– Это почему же… - начала было Настя, но он перебил её:

– Не пойдёшь за Федьку, и всё! Я сам тебя возьму! Ты мне первому обещала! Думаешь, выпущу тебя? Да кричи хоть в полный голос - никто не услышит! В табор поедешь со мной!

Настя молча, не поднимая ресниц, улыбнулась. Невытертые слёзы ещё блестели на её лице. Илья сел рядом на смятую постель; осторожно, ещё боясь, обнял Настю за плечи.