Дорогой Джим

Мистер Райчудури повесил трубку, оставив Найалла размышлять о том, что старый почтмейстер, в сущности, прав. Потому что его воображением и впрямь завладела картина: чудовищных размеров волк кружит вокруг трех испуганных женщин, а те, сжимая в руках ножи, пригнулись к земле, словно дожидаясь момента, когда можно будет пустить их в ход. Спохватившись, он вдруг ясно понял, что просто обязан написать эту сцену. А иначе все эти образы, теснящиеся у него в мозгу, попросту сведут его с ума.

Поспешно сунув в рюкзак несколько футболок, Найалл подхватил Оскара на руки и отволок в соседнюю квартиру, где упросил двух студенток, будущих биологов, приглядеть за котом пару дней, пока его не будет в городе. Прежде чем Алекс с Дженнифер захлопнули за ним дверь, Найалл еще успел перехватить последний укоризненный взгляд кошачьих глаз, словно говоривший: «Ну, куда бы ты ни собрался, надеюсь, ты свернешь себе шею!»

Чем дальше на запад мчался поезд, тем все более живым выглядел волк.

Успев на первую электричку, Найалл пристроился возле окна. Вагон был практически пуст, так что компанию ему составляли только забытый кем-то чемодан да какая-то девчушка, дремавшая в углу с наушниками в ушах. Пару раз куснув прихваченный из дома сандвич, Найалл уставился в окно, гадая, насколько ему хватит сотни евро, отложенных когда-то на черный день.

Как только покосившиеся сельские домишки исчезли вдали, сменившись каменными изгородями и насквозь вымокшими под дождем полями, Найалл вытащил из рюкзака блокнот, в котором обычно делал наброски, и машинально принялся рисовать. Он сам удивился, когда с листа на него вдруг немигающим, настороженным взглядом уставился чудовищный зверь. Мерное покачивание поезда и перестук колес куда-то исчезли, и Найалл, забыв обо всем, с головой погрузился в свое занятие — в точности как предрекал ему мистер Райчудури. Вскоре помимо глаз на листе появились густая серая шерсть, а вслед за нею и узкая пасть, в которой угрожающе сверкали клыки.

Найалл так увлекся, что даже не слышал, как металлический голос объявил следующую остановку, Терлс, а затем и конечную станцию — Корк. Между тем вокруг волка постепенно вырос лес, густой и непроходимый, с деревьями, которые, если приложить ухо к листку, казалось, шепчут, предупреждая о неведомых и страшных чудовищах, скрывающихся в его чаще. Найалл уже почти дорисовал замок с черными воротами посреди внушительной стены, когда ему случилось снова бросить взгляд на волка. Лапы получились достаточно удачно, но все-таки не совсем так, как хотелось художнику. Во всем его облике, в позе было что-то неестественное, но вот что именно ему не нравилось, Найалл никак не мог понять. Вдруг ему пришло в голову, что ощущение исходящей от зверя угрозы кроется не в том, чтобы максимально точно передать его физический облик, а в необходимости ощутить биение сердца огромного хищника, дать возможность зрителю почувствовать инстинктивный страх жертвы. Найалл со вздохом откинулся назад и отложил карандаш. Волк по-прежнему смахивал на огромного пса, возможно, лишь чуть более опасного. Девушка проснулась и, смерив попутчика равнодушным взглядом, отвернулась к стене и попыталась снова уснуть. Стали разносить чай. Найалл, сложив листок, сунул его в папку с рисунками. Он был вынужден признать, что почти ничего не знает ни об опасности, ни о зле, ни о многих странных и чудовищных событиях, о которых говорилось в дневнике Фионы. Так что если он намерен довести до конца свое предприятие, ему следует вспомнить совет, данный старшим почтмейстером. Из громкоговорителя вновь раздался голос, невозмутимо объявивший:

«Доброе утро, леди и джентльмены. Следующая остановка — Лимерик-Джанкшн. Пересадка на Лимерик, Эннис и Трэли. Конечная остановка — Корк».

Найалл, доев остатки сандвича, снова уставился в окно. Перед ним, за запыленным стеклом, расстилались поля, мягко закруглявшиеся к горизонту, где сплошной стеной чернели деревья. Что было за ними, Найалл не мог различить.

В первый раз с той самой минуты, когда он нашел дневник Фионы и добровольно, повинуясь внезапному импульсу, взял на себя роль его хранителя, в нем проснулся страх.

К тому времени, когда Найалл поймал попутку, водитель которой согласился подбросить почти его до того места, куда он хотел попасть, уже совсем стемнело. В любом случае ни одного автобуса из Корка до самого Каслтаунбира до шести часов вечера не было, так что Найалл довольно долго клацал зубами на вокзале под ледяным дождем, размышляя, стоит ли его затея того, чтобы так мучиться. Сам Корк, расстилавшийся позади железнодорожных путей, словно якорем, цеплявшим станцию Кент к остальной части города, показался ему вымершим — просто унылым нагромождением серых бетонных блоков, которое можно встретить в любом уголке земного шара.

Водители такси, прикрываясь от дождя, пробегали мимо него, торопясь к пабу. В их взглядах читалось презрение — еще один безденежный путешественник. Найалл не обижался — в сущности, так оно и было. Робко помахав им рукой, он гадал, случалось ли Джиму испытывать то же самое тоскливое чувство, будто все вокруг чуждо ему, — и в конце концов решил, что вряд ли. К этому времени Джим наверняка уболтал бы какую-нибудь дамочку и нежился бы сейчас в теплой постели — вместо того чтобы мокнуть под дождем.

Мимо пронесся какой-то юнец на мотоцикле — заметив уныло сгорбившегося Найалла, он притормозил и слегка повернулся в его сторону.

— Куда едешь?

— Куда-нибудь поближе к Каслтаунбиру, — ответил Найалл. Внутренний голос, встрепенувшись, зашептал ему в ухо, что, возможно, стоит остаться — и никуда не ездить… как бы потом не пожалеть об этом. Но кроссовки Найалла уже расползались. Он простоял тут битых пять часов — и до сих пор ни один человек не поинтересовался, куда ему нужно.

За щитком блеснули зубы. Ослепленный ярким светом фар Найалл увидел, как парень, смутный силуэт которого едва угадывался в темноте, коротко кивнул.

— Ладно, приятель. Тогда запрыгивай — ну, если не собираешься пустить тут корни.

Найалл поспешно уселся позади — и, моментально пожалев об этом, обхватил парня за талию. Желтый мотоцикл, подпрыгивая на ухабах и виляя во все стороны, карабкался вверх по склону холма с оглушительным ревом, от которого сотрясались стены тянувшихся вдоль дороги домов. Найалл, почувствовав, как содержимое желудка рванулось наверх, сцепил зубы.

Щурясь от дождевых брызг, Найалл уткнулся носом в потертую кожаную куртку — судя по хрупкому телосложению, его спасителем оказался парнишка несколькими годами моложе его самого. Окостеневшие пальцы скользили по мокрой коже — перепугавшись, что на очередном крутом повороте он вылетит из седла, Найалл заорал, чтобы тот сбросил скорость. Но парнишка то ли не слышал, то ли просто решив подшутить над незадачливым спутником, вместо этого еще прибавил скорость.

— Какого хрена тебе понадобилось у нас в Беаре? — прокричал мотоциклист, круто вильнув влево, чтобы избежать столкновения с грузовиком, ехавшим прямо по разделительной полосе. — Тут же тоска зеленая, приятель. Что тут делать — только пить да клеить евробабенок, больше ничего. А сам-то ты кто будешь? Какой-нибудь писатель небось? Или любитель путешествовать на своих двоих?

— Я работаю на почте, — проорал в ответ Найалл, едва не откусив при этом язык. Зубы у него клацали, как кастаньеты.

— С чем тебя и поздравляю! — расхохотался парнишка, выровняв мотоцикл. Дорога пошла под уклон, внизу блеснуло море. — Никогда еще не видел, чтобы почтальоны разносили почту в такую собачью погодку, как сейчас. Ну ты и крут, скажу я тебе! — Дождь понемногу перестал, превратившись в густой туман, грязно-белые клубы его липли к земле, словно облака, заплутавшие в темноте и перепутавшие небо с землей. Оглушительный рык мотоцикла поглотил остаток фразы — парнишка в шлеме газанул, выжимая из своего «железного коня» последние силы, и вцепившийся в мотоциклиста Найалл обреченно закрыл глаза, смирившись со своей судьбой.

Так они ехали около часа. Найалл уже всерьез подумывал о том, чтобы спрыгнуть на ходу, но потом отказался от этой мысли. На такой скорости это была бы верная смерть. Чем дальше они забирали на запад, тем страшнее ему делалось — дорога раскручивалась, словно пружина, и Найалл, зажмурившись, мертвой хваткой вцепился в парня. Мелькнул исхлестанный дождем щит с надписью «БЭНТРИ — Бианнтрай». Найалл, очнувшись, похлопал мотоциклиста по плечу, втайне надеясь на то, что тот наконец оставит в покое рукоятку газа. К его немалому изумлению, оглушительный рев мотоцикла оборвался, заскрежетал гравий, и они резко остановились возле развилки. Найалл, мысленно перекрестившись, неуклюже сполз на землю и, попытавшись выдавить из себя улыбку, с благодарностью протянул своему спасителю руку. Мокрые ветки сосен раскачивались у него над головой, словно исполинские «дворники».